Так бывает...

ГЛАВА 13

Люда привыкла, что Антонов всегда рядом, что дети, едва завидев его, наперегонки бегут к нему, а он расцветает. Но вот грызла её подленькая мыслишка:

— А вдруг все это закончится, и будет сплошное разочарование??

Антонов же терпеливо и методично разрушал её бастионы и баррикады, ни у кого не оставалось сомнений, что 'осажденная крепость вот-вот падет'

В конце июня Стасовы — дед Паша баба Марина, Егорка и Тася поехали в Туапсе, к своей прабабушке Клаве.

Люда с Антоновым, проводив своих дорогих, оба как-то враз приуныли, пусто стало без хитреньких мордашек.

— Люсенька, не печалься, через две недели будешь с ними, это мне к концу лета только предстоит их увидеть. А завтра молодые наши приедут, Иван Вячеславович там очень рад!

— Юра, Ванька у нас особенный мальчишка, я наверное больше него рада, что у них теперь полная семья. Ему так тепло стало со второй бабулей, а теперь ещё и мам Люба добавилась. У них со Славой пока нет крышесносной любви, большая симпатия, но верю, через некоторое время души друг в друге не будут чаять. Знаешь, Слава Дериземля... я ведь его помню совсем юным — обычный — хамоватый, нагловатый... и когда мы с ним в автобусе случайно встретились, я его не узнала. Лет пять-семь прошло, а человек абсолютно другим стал.

— Я в своей жизни только двух таких отцов встречала. Один — дядь Витя, отец девчонки знакомой-Наташки, она на два года младше нас, лет десять ей было, когда их мать, молодая совсем, умерла, тридцать шесть вроде. А дядь Витя растил ребят один, обоих выучил, оба с высшим образованием, отца боготворят, он так и не женился, и не приводил чужих теток. И второй — это Слава, обычно отцы в таких ситуациях исчезают с горизонта, но тут получилось наоборот — жутко представить, что вот такого славного, всеми нами обожаемого Ваньку... и бросили бы бабушка и папка. Я его увидела два года назад первый раз, он такой ершистый, ехидненький, но посмотри, как малыши и собаки его любят?

— Ной, он мужик крепкий, а когда Ваньку щенок, его любимая Рэйка выбрала, и он стоял, уткнувшись лицом в её шерстку, Ной слезы еле удержал. И точно знаю, что Ванька, вот увидишь, будет очень хорошим старшим братом.

— Да знаю я, знаю, сам обоих — Славу и Ваню очень уважаю. Люсенька, а когда же ты мне скажешь "Да!"

— Но, Юра, у меня же двое детей.

— Не у тебя — у нас, неужели ты думаешь, что я показухой занимаюсь? Да я же без них себя уже не представляю! Прости, родная, надо не так замуж звать, я давно уже вам троим свою душу и сердце отдал, Люсенька, давай поженимся! Я мужик жесткий, но одно твердо знаю — я вас никому не отдам и не мечтай!!

Он притормозил у обочины, залез в барсетку, что-то взял, вышел из машины, открыл дверцу с Людиной стороны, встал на колени и, протянув ей небольшую коробочку, как-то сдавленно сказал:

— Люсенька, выходи за меня замуж, я вас очень люблю!!

— Юра, — растерялась Люда, — встань, пожалуйста, ведь тут пыль и грязь.

— Не встану. Пока не услышу самое нужное слово! — помотал головой Антонов.

— Юрка!! — Люда сердито потянула его за руку. — Встань сейчас же!

Он опять отрицательно помотал головой. Люда вылезла из машины и наклонилась над ним:

— Встань, сумасшедший!! Выйду, выйду за тебя замуж, шантажист!

Антонова как пружиной подбросило, мгновенно вскочив, поднял её на руки и закружил.

Проезжающие мимо машины сигналили, а он заливисто смеялся:

— Дожил, дождался!

— Юра, поставь меня, голова кружится! — схитрила Люда.

— Люсенька!! — он поставил её на землю, но не отпустил, а осторожно взяв её лицо в ладони, бережно — бережно начал целовать. Потом, вздохнув при очередном бибиканье проезжающего большегруза, нехотя отпустил:

— Поехали скорей к Лебедям, похвалимся!

В машине Люда открыла коробочку и охнула:

— Но это же дорого? Юрка, ты с ума сошел!!

— Сошел, давно, и навсегда!! — подтвердил он. — Люсенька, не сердись, что я вот так по-дурацки предложение сделал, терпения не хватило!!

Люда разулыбалась.

— Наверное я первая, кому на обочине дороги, стоя в пыли на коленях, предложили замуж выйти! — Юра, — млея от его внимания и губ, шепнула Люда, — Юра, мы, наверное, не то, что до Лебедей — до города не доедем??

— А? — очнулся Антонов. — О! — вздохнул. — Поехали!

И всю дорогу косил глаза в сторону своей Люсеньки.

Конечно же, Лёнька сразу все просёк:

— Наконец-то! Люда, дай-ка я тебя чмокну, пока ещё этот ревнивец не муж!! Ох, не удивлюсь, если этот мужик на тебя паранджу оденет! Это ж дракон огнедышащий!

А дракон, счастливо улыбаясь, ответил с интонациями почтальона Печкина:

— Я почему раньше вредный был? Это у меня волсипеда не было!

— Поздравляю, ребята!! Люда, он у нас хороший! — прибежала Танюха. — Юрка!! Как мы за тебя рады!!Ребята — вы такая славная пара!! Ух ты!! — Она увидела колечко. — Юрка, я тебя обожаю! — А потом удивленно спросила:

— А что это у тебя джинсы на коленях грязные?

— А это я предложение делал! — заулыбался он, а Люда, притворно ворча, рассказала, как он умудрился сделать предложение.

— Оригинал, уважаю! — засмеялся Лёнька. — Это дело надо отметить, по чуть-чуть. Потом на такси уедете.

— Лёня, давайте завтра, а? Как раз вся компания собирается, сегодня надо кучу дел переделать, подготовить все, собрать. Завтра с утра к Старостиным в деревню, украсить все как надо!

Юрка как-то незаметно показал Леньке кулак:

— Ладно, но завтра у нас двойной праздник будет?

— Как бы не тройной. Гошке свидетельница сильно понравилась, похоже, не будет долго раздумывать, тем более — таможня Ванькина дала добро!

— Серьезная таможня, — уважительно протянул Ленька, — уважаю!!

У Стасовых в дальнем углу сада сосредоточенный Ной занимался мясом для шашлыков, суетилась на кухне мам Тома, а Рэй, опечаленный и грустный, лежал в тени под яблоней.

Поднял голову, увидел только Люду с Юрой без его любимых, совсем по-человечески вздохнул и опустил голову на лапы.

— Рэюшка, миленький, не грусти, мы с тобой через две недели поедем к малышам, не грусти, собакин!! — Люда поцеловала его в нос.

Пес опять вздохнул, как бы намекая, что две недели без ребятишек — для него почти год.

— Вот, посмотрите на этого страдальца!! Я ему раз сто сказал — скоро поедем к ним, ведь ещё даже одного дня не прошло, а он вон даже свои обожаемые кости не грызет! — заворчал Ной.

— Рэюшка, ты чего, надо обязательно поесть, а то приедешь к детям и Егорку поднять не сможешь!

Рэй внимательно посмотрел на Люду, она обняла его и зашептала в ухо:

— Мальчик, я тебя очень сильно люблю, не грусти, лучше порадуйся за нас — у малышей теперь будет папа Юра! А завтра Ваня приедет, не грусти!

Собакин лизнул её в щеку, встал, подошел к Антонову, лизнул его руку и пошел к Ною.

— Я удивляюсь на тебя — ты мой пес или все-таки Егоркин? — с обидой спросил Ной. — Совсем меня не любишь?

Пес встал на задние лапы, положил передние ему на грудь, успокаивающе как-то потерся башкой, типа утешая.

— Во, давно бы так! А то вздыхает он, иди — вон, тебя какая косточка ждет! Не грусти, псина моя, необыкновенная!

— Люд, а что это с Томой? — удивился Ной.

А Тома обнимала и расцеловывала смеющегося Антонова.

— Да, дядь Ной, я... вот, — Люда протянула руку с колечком.

— Ох, ты!

Ной бросил и мясо и ножик, быстро ополоснул руки, вытер их и тоже начал обнимать Юру.

— Молодец! Уважаю! Давно ждал! Наша девочка — самая лучшая.

— Знаю, дядь Ной, они все трое у меня вот тут! — Антонов прижал руку к левой стороне груди. — Мне без них совсем плохо, вон, как Рэю!

Тома утирала слезы.

— Слава тебе, Господи! Я так ждала этого!

— Ну вот, все рады, Рэй, а ты? — Хозяин взглянул на собакина.

Пес негромко гавкнул, типа:

— Отстань, я занят, сам же косточку сладкую подсунул!

— Вот так и живу, — развел руками Ной, — с предателем!

Приготовив мясо, шампуры, всякие другие хитрые грузинские штучки, Ной засобирался домой. Тома тоже сказала, что надо забежать к Генкиным девчонкам.

— Кой чего сватье Разине передать — завтра с утра собрались поехать.

. -Мам Том, подожди-ка! — Люда пошла в дом, немного погодя вышла с пакетом. — Передашь сватье, это от нас, Стасовых, небольшой подарок! Мам Том, мы полтора месяца её разносолы смаковали, хорошему человеку подарочек сделать, хоть маленький, всегда в удовольствие! — задавила на корню она Томино сопротивление.

— Юр, а я у тебя буду второй, двоюродной тещей, не отвертишься!!

— И не собирался! У меня родни, кроме Лебедя, как-то не оказалось больше, а вы все... я к вам прикипел, враз богатым стал!

— Люда у нас как магнитик. Сначала я к ней притянулся, — улыбнулся Ной. — Нет, Рэй, потом я, потом Рома Старостин с семьей, потом одноклашки, Ванька со Славой, и как круги по воде...

Антонов хлопнул себя по лбу:

— От счастья поглупел! Погодите!

Вытащил из багажника коробку.

— Мои обретенные родственники, немного за нас, молодых, надо выпить!

— С радостью! — отозвалась Тома. — Чего-чего, а такое событие на сухую никак не получается.

Не стали заморачиваться — быстро выложили на стол в беседке, любовно построенной и изукрашенной дедами — фрукты, шампанское, конфеты, дружно отговорили открывать вино.

— Оставим на завтра, сегодня у нас есть твоя, на Восьмой март дареная 'Кьянти', вот её и распробуем!! — раздухарилась радостная Тома.

Ной и Тома посидели недолго, понимая, как много надо сказать-порешать Юре с Людой.

— Так, мы убежали, утром не проспите! Рэй??

Рэй жалобно посмотрел на Люду — идти домой, на поводке, да в наморднике...

— Дядь Ной, пусть здесь остается, за сторожа! — засмеялась Люда.

— Афэрист, а нэ собак! Ладно, Рэй. Веди себя соответственно!

Рэй зевнул во всю пасть.

Люда как-то зажалась:

— Юра, ты...я не знаю как..!

— Радость моя, неужели ты думаешь, что я сразу потащу тебя в постель? — поднял бровь в удивлении Антонов. — Хотелось бы, конечно, пещеру какую найти, с запасами еды, не выбираться из неё с месяц.

— Пппочему пещеру и месяц?

— Нет, не месяц, я, похоже, до конца жизни не устану на тебя любоваться, особенно, когда ты вот так смущаешься!! Шучу я так! Люсенька, мне очень сложно говорить красивые такие слова, вы, женщины, любите ушами, знаю. Мне кажется, я так долго, сто лет — не меньше пытался понравиться тебе, а сейчас вот больше тебя боюсь...

— Чего? — сильно удивилась Люда.

— Всего, не понравиться тебе в такой момент, разочаровать тебя, или сказать как-то не так! Жизнь, она не сильно меня баловала, не, я не плачусь, просто... не было у меня таких вот моментов, как у наших деток — все вокруг любят, особенно пёс. Самые первые детские воспоминания и то — папашкины скандалы, ревность какая-то, вот и не научился вслух слова красивые произносить! — он потянулся к Люде, пересадил к себе на колени.

— Знаешь, как я мечтал вот об этом: ты у меня на коленях, я могу тебя обнимать и, уткнувшись носом куда угодно, говорить обо всем, что у меня на душе...

— И что у нас на душе, без одной минуты муж? — ласково поглаживая его коротко стриженную голову и улыбаясь, спросила Люда.

— А на душе у нас с некоторых пор сирень цветет, не переставая.

— Почему сирень и с каких пор? — хитренько спросила Люда.

— Сирень — самый любимый цветок с детства. Мы ж в двухэтажке жили, на Фрунзе. А сирень росла под окном, я так и спал, не важно какая погода — с открытым, купаясь в этом запахе. А зацвела она у нас, — он помолчал, — зацвела она у нас — в аквапарке. Когда меня приняли детишки, и я конкретно разглядел их мамочку.

— И что ты разглядел?

— Все! Ты представить не можешь, каких титанических усилий стоило мне тогда в душе, когда малышей мыли, сдержаться и не начать мамочку гладить, вроде тоже ополоснуться помочь.

— Но кто-то хитренько сбежал? Зато сейчас воплощает свои плотские желания, как бы незаметно поглаживая то там, то сям?

— Не могу удержаться! — подтвердил Юра. — Люсенька, тебе не нравится?

— Очень... нравится, но, Юра, я хочу, чтобы ты знал про детей, они...

— Шшш, а то я не понял, чьи они? Рад, что там даже не пытались и не будут догонять и предъявлять какие-то права и претензии! Если хочешь знать, Егорка и баб Тома очень похожи, это я в первый же день просек. — Но они же на папку? — удивилась Люда. — Ага, только присмотрись, как морщатся Тома и сынок наш, и как он ступни ставит — один в один. Я сначала, когда баб Тому не видел, сильно удивлялся — бывшая свекровь и не отходит от как бы чужих детей? Когда увидел их похожесть, ну дураком надо быть, да и она так по-сумасшедшему любит их, чем, кстати, они во всю пользуются. Особенно доченька наша, ох, мать, сколько нам терпения предстоит с этой кокеткой, это ж разборок пацанячьих будет!! — Юрка шутливо закатил глаза. — Не в маму наша дочурка, мама наша — серьезная такая девочка, а дочка — в два года мужиками крутит как хочет, вон даже Ванька под её обаяние попал. Тут вывалил:

— дядь Юра, а чё — вот подрастет мелкая, может, и женюсь, если, правда, поесть готовить будет уметь.

— Ванька, чудо! — засмеялась Люда. — Кто про что... Значит, ты знаешь, что отец малышей...

— Я! Моя хорошая, я понимаю, что Егор Павлович и Таисия Павловна более красиво звучит, но Егор и Таисия — Юрьевичи и Антоновы, даже и не обсуждается!!

Люда, как-то всхлипнув, потянулась к лицу Юры, осторожно начала гладить его щеки, провела по бровям и тихонько погладила два шрама на левой брови.

— Давно хочу спросить, один — знаю, откуда, когда мы тебя нашли, бровь была рассечена. А второй?

— А второй — дополнение к медали на чемпионате мира, был такой момент, боролся с заклеенной бровью, почти не видел левым глазом, но злость помогла! — и как-то легко засмеялся. — Мы с тобой два чудика-надо бы о любви говорить, а мы про шрамы.

— Юр, с некоторых пор мне интересны любые мелочи про тебя, я сама не заметила как начала определять по твоим жестам, мимике твое настроение и, надо сказать... - сделала она интригующую паузу.

— Что?

— Я не знаю, прости меня, но не могу сказать вот так твердо, что люблю больше жизни, но без тебя как-то серовато становится.

Антонов осторожно ссадил её с коленей и как-то бесшабашно улыбнувшись, потянул её за руку, сказал:

— Пошли на улицу, на немного!

На улице Люда, замерев, смотрела на скачущего Антонова, который несколько раз сделал колесо, прошелся на руках, высоко подпрыгивал, все в быстром таком темпе.

— Юра?

— Это я от восторга!

Потрепал по башке внимательно смотревшего на него Рэя, чмокнул его в нос:

— Псина, я тебя тоже люблю, но Стасовых своих немного побольше.

— Люсенька, берем купальник и поехали. Есть у меня заветное местечко, там только Лебеди и бывают. Едем? — Он приобнял её за талию. — Я попробую подарить тебе... увидишь!

Поехали куда-то в поля, потом дорога пошла в небольшую горку с темнеющим впереди лесом, подъехали к глухому забору.

— Сам терпеть не могу такие стены, но надо было, от любопытных и всяких желающих руки погреть на чужом.

Вышел, проделал какие-то манипуляции, массивные железные ворота поползли в сторону, Люда увидела уютную полянку, в дальнем краю которой стоял красивый одноэтажный домик, как бы прижавшийся к небольшому холму.

— Прошу, родная моя!

Юра взял её за руку и повел куда-то за дом, а там, справа от домика, было небольшое озерцо, сверху в него по маленькому водопадику, негромко лилась вода. Озерцо в обрамлении каких-то красиво подстриженных кустарников, возвышающихся за ними деревьев, и отразившегося на воде розовато-сиреневого заката, завораживало глаза.

— Красиво как! Юра, это?

— Да, родная, это местечко я полностью сам с огромной любовью расчищал, строил дом, с мыслью, что сюда приведу только свою самую нужную и необходимую женщину.

Люда сама потянулась к нему за поцелуем. Он нежно поцеловал её:

— Пойдем, я тебе быстренько все покажу. Потом будет не до этого! — И пропел: — Я куплю тебе дом у пруда, в Подмосковье и тебя приведу в этот, Юрика, дом.

В домике, со стенами, обшитыми светлыми досками, было светло и уютно: большая комната с обложенным красивыми камнями камином в углу, огромные окна на противоположных стенах домика, светлая бежево- коричневатая расцветка диванов и кресел удивительно сочеталась с покрытыми лаком досками стен. Несколько удобных кресел, два дивана, поставленных перпендикулярно, столик с красивой вазочкой. А в противоположном углу три полки, занятые кубками и медалями.

— Юра? Это все твои награды? — изумленно спросила Люда.

— Да, тут начиная с тринадцатилетнего возраста. Надеюсь, малыши подрастут, проявят интерес.

— Да ты Ваньке это покажи, он же два дня будет тут ходить, смотреть и пытать, какая и за что.

— А можно по лестнице? — увидела Люда в углу спиральную лестницу.

— Конечно, в мансарде, моя, наша спальня.

— Нет, пойдем закат смотреть! — смутилась Люда.

— Купальник одевай.

Юрка вышел в боковушку, повозился там, вынес махровые халаты, полотенца, шлепанцы.

— Ох, какая ты у меня, как старинная статуэточка из фарфора — хрупкая и невесомая!! Держи! — он всунул ей в руки халаты-полотенца и, подхватив Люду на руки, зашагал к озерцу.

— Юр, я же тяжелая!

Юра только усмехнулся — отпустил у самой кромки воды.

— Пошли, — он протянул ей руку, — вода здесь теплая, и дно я сам лично засыпал песком.

Люда с восторгом входила в цветную от заката воду.

— Как красиво!

Долго плавали рядом, потом как-то случайно коснувшись друг друга руками в воде, замерли... Юрка, подняв совсем невесомую в воде Люду, рывком переместился на неглубокое место, крышу снесло мгновенно у обоих. Они исступленно целовались, как будто боясь, что вот не хватит времени. Слова стали совсем не нужны, за них говорили глаза и руки. Люда замирала от нежности, светившейся в глазах Антонова, точно так же брала и отдавала всю себя вот этому, такому жесткому в обычной жизни и такому нежному и обожающему, интуитивно догадывающемуся сейчас, что ей нужно, ставшему ей необходимым — мужчине. Свидетелями их безумства в воде стал только молоденький, едва народившийся месяц в небе, да одинокая ночная пичужка, цвикающая поблизости.

Антонов вынес её на берег, нежно вытер полотенцем, закутал по макушку в большой мужской халат:

— Прости, женских не водится! — сел в плетеное кресло, посадил Люду на колени и сказал: — Вот, хочу подарить тебе это... Сейчас, подожди немного, вода успокоится.

Люда обняв его за шею, пригрелась и начала задремывать в таких уютных руках. Он молчал, только потихоньку касался губами её щеки и виска. Потом встал.

— Смотри, сонюшка, вот это я и хотел тебе подарить!

На неподвижной воде отражался месяц и пара самых ярких звезд, казалось, они с любопытством заглядывают в воду.

— Юра, бесподобно! Таких подарков точно ни у кого нет! Спасибо, прекрасный мой мужчина!

— Как ты меня назвала?

— Прекрасный мой мужчина! — повторила Люда.

Юрка широкими шагами заторопился в дом, шустро поднялся по лестнице в спальню, а вот до кровати дойти им было не суждено, так и уснули, под утро, на расстеленной на полу медвежьей шкуре. Юра успел ещё укрыть свою самую-самую Люсеньку подвернувшимся под руку халатом, и оба — отрубились.

Спал Антонов недолго, резко как-то проснулся, а потом, вслушиваясь в ровное мерное дыхание спящей на его плече Люсеньки, счастливо зажмурился. Лежал, стараясь не шевелиться, впитывая её дыхание, замирая от восторга и осознавая наконец-то осуществившуюся самую главную мечту последних месяцев — его единственная женщина, которую оказывается он так долго ждал — вот она, рядом.

Люда перевернулась на другой бок, он осторожно встал, стянул с кровати теплый плед, накрыл её. Долго любовался на растрепанную с опухшими от их безумств, губами, такую хрупкую, и в то же время сильную, его Люсеньку, и душу до краев заполняла такая нежность, о наличии какой он и не подозревал у себя раньше, до Люсеньки и малышей.

Ещё полюбовался на неё и, вздохнув, пошел на кухню, приготовил завтрак, сожалея, что надо будить свою женщину и уезжать — Дериземли приедут к обеду.

Пошел в комнату — Люсенька в большом халате, выглядевшая ещё тоньше, осторожно спускалась по лестнице.

Он ловко ссадил её к себе на руки.

— Юра, отпусти, я вся такая растрепанная, неумытая

— Самая вкусная и красивая! — он с сожалением отпустил её. — Ладно, до вечера придется потерпеть. Кто бы знал, как сложно!

Ванька всю дорогу гудел в ухо напряженной баб Пане.

— Не волнуйся, теть Люда прекрасно знает, что ты совсем не при чем. Я вот больше за Рэйку переживаю, но она вроде спокойно с Ивановной осталась. Завтра приеду — подлизываться стану.

Подъехавших Славу с семьей встретили дружными криками-поздравлялками, обнимашками и вкусным дымком от мангала.

Ванька громко возвестил, приобняв худенькую напряженную женщину:

— Это моя баб Паня, или, как папка зовет — Сергеевна.

Людины одноклашки и Тома, которые знали её давно, приветливо поздоровались, остальные пожимали ей руку, и каждый говорил, что у неё необычный, такой обаятельный внук.

— А где теть Люда?

— Теть Люда твоя малость задерживается, приедет, не переживай! — заулыбался Ной.

— Я чёт не понял, дед Ной, ты чё сияешь?

— Настроение, Вань, хорошее!! — делая ему какие-то знаки, ответил Ной.

Тома утащила его бабулю в дом, Ванька краем глаза приглядывал, но никто на его баб Паню косо не смотрел, и он успокоился. Приехала наконец-то его теть Люда, вся такая...непонятная, а потом Ванька, обнимая её, догадался:

— Теть Люд, — громко прошептал он ей на ухо. — Это то, чё я думаю?

— Вань, а чё ты думаешь? — поддразнила его Люда.

— Да понятно же, вон ещё один, как мой папка — новенькая монета, засиял, дай я тебя расцелую, давно пора, я уже хотел ругаться с тобой.

— На предмет, Вань?

— А на предмет, пора и тебя женить. Я прям чё-то как настоящая, кто там, ну, когда подсказывает, что пара нормальная получится??

— Сваха, Вань.

— Не, это женского рода. Я, — он подумал, — во, точно — сведун. Теть Люд, ты на Гиину симпатию глянь, она так ничё! Это получается, все почти переженились?

— Ванька, — засмеялась Люда, — теперь тебя Волков будет сватать, ты у нас один холостой остаешься.

— Фигушки, я ещё малолетка!

И как подслушав их, от мангала закричал Волков:

— Зять, нечё взять, иди пробу снимать! О стих получился! Вань, не тяни, слюни ручьем бегут, а Ной без твоего одобрения не дает даже маленького кусочка.

— О, это мы завсегда! — тут же отозвался ребенок-жеребенок.

Попробовал, закатил глаза в восторге, а сам с беспокойством посмотрел на как-то враз зажавшуюся бабу Паню — та увидела Люду. Но его обожаемая теть Люда, нисколько не заморачиваясь, приобняла бабулю, что-то ей сказала, и бабуля расслабилась.

Внук уцепил первый шампур и подошел к своим:

— Вот, всем по кусочку, первому, баб, этот твой — самый нежирный! Я тебе говорил, а ты боялась, здесь нормальные все, никто фигней не страдает.

Георгий не отходил от рыженькой Ларисы, Ной одобрительно поглядывал в их сторону.

— Дед, чё скажешь? — зайдя со спины, спросил Ванька.

— Да, Вань!

— И всё?

— Ну, ты же одобрил.

— Она такая смешная. Я её рыжей назвал, а она сказала, что у неё цвет волос Тициановский. Посмотрел я этого Тициана — тетки все такие толстые, фу!! Мне, вон, как теть Люда, такие больше нравятся.

— Ну, теть Люда у тебя — все знают, первая леди.

— Теперь уже не у меня, у дядь Юры! А чё, здорово! У меня мам Люба есть, у ребятни папка, все как должно быть. Дед, я свалил, у вас тут танцы на подходе! Ща начнут: "Ванечка, а со мной потанцуешь?" Не, я вон с ребятами лучше покупаюсь.

Наказал баб Томе, чтобы приглядывала за его Сергеевной.

— Она такая бояка, я побёг — поплаваю!!

Ага, так и дали Ваньке одному поорать посвистеть в речке... как же — скоро все мужики дружно бултыхались там, а женщины, посмеиваясь, поглядывали на них с бережка.

— Люда! — подошла к ней баб Паня, — Люда, я бы хотела...

— Не надо, теть Паня, все нормально, Вы в этой ситуации совсем не причем, да и что Бог не делает — на самом деле получилось — к лучшему. Особенно для Ваньки, вы же сами видите, как его все тут любят!

— Да, Ванечка, — расцвела бабуля, — он такой, славный. Люда, я же жить заново начала, когда он меня принял!

— Ну вот и хорошо!

— Люсенька, — обнял её мужчина, который, видно было — в ней души не чает, — ты не устала?

— Нет, Юра, познакомься — это Ванькина баба Паня.

— Наслышан! — улыбнулся мужик. — Вы у него с уст не сходите. Пацан у Вас настоящий такой, наши дети его любят, после Рэя, правда!

А Ванька в речке орал, привлекая внимание всех — плыл с собакиным наперегонки.

— Проиграл, блин. Конечно, это ж не пес, а махина! — обнимая пса, бурчал внук. А пес, вывернувшись из его цепких рук, встряхнулся, обдав ребятишек, к их восторгу — небольшим дождиком-брызгами.

— Грустит наш пёс, — вздохнула Тома, — ребятишки уехали, а он без внука дня не был. Ждем Люду — в отпуск пойдет, и все туда поедем, в Туапсе, сама без них, как потерянная, они ж с рождения на моих руках. Внуки — они, сама понимаешь, все на свете.

— Да уж, — любуясь своим Ванечкой, откликнулась Прасковья. — Только им и живу. Слава, он такой, надежный, и Ванечка при нем вырос человеком, моя-то... ну чтобы она ему дала?

— Вот и мой сынок, как твоя, наворотил, хорошо — татарочка во время попалась. Сейчас примерный семьянин стал, боится, ревнует жену, с одной стороны — рада, а с другой — вот ведь нагадил в душу Люде.

— Бааб, — заорал с речки Ванька, — баааб, ты где? Чё на меня не смотришь, глянь, как я умею?

— Иду, Ваня, Ваня! Ворчит все время, когда я его на людях Ванечкой называю, типа не маленький он, а для меня он всегда будет — Ванечка — счастье моё!

Бабуля поспешила вниз, к внуку, а Тома вздохнула — ей ещё почти две недели предстояло вон как псу, страдать без своих любимых человечков.

— Не грусти, мам Тома, сама по ним уже страшно скучаю! — подошла к ней Люда. — А знаешь, что Юра сказал? Он давно уже заметил, что Егорка морщится и щурится, совсем как ты, и при ходьбе ноги ставит по-твоему.

— Правда? — не поверила Тома. — Значит, есть в детках мое?

— Юра сказал, только в Егорке, Тася — другая.

— Это он не видел баб Клаву, как увидит, сразу скажет, что девица наша — чистая прабабка.

Приехал Шихарь со Шляпой, и над речкой понеслось — красивый, мощный бас запел:

— "По проселочной дороге шел я молча, и была она пуста и длинна..."

— О, Шляпа, собственной персоной! — заорал Вовка, тут же подхватил, выходя из воды:

— "Ах эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала..."

Когда допели, захлопали, заорали в восторге, Волков, прищурившись, сказал:

— Скажи, Шляп, мы не хуже твоего хора спели?

Шляпа кивнул и серьезно сказал:

— Вовка — точно, а если тебя запевалой поставить — всем хорам хор случится.

И поплыли над рекой песни, пели все подряд, что знали, потом опять что-то пили-ели, дядь Шихарь, конечно же, привез торт. Ванька к вечеру, отдуваясь, подвел итог:

— Уморился, объелся, но суперски!

Светка после плотного общения с Аароном Моисеевичем как-то успокоилась, уже не грызла её жуткая злоба на всё и всех, она не то чтобы смирилась, но начала пытаться просто жить.

Съездила в Москву, продала кой-какое золото свое, пока не бедствовала, да и здраво осознав, что шмотки ей совсем не нужны, приятно удивилась — деньги уже не вылетали в аэродинамическую трубу, дорогими теперь были только лекарства.

Она приладилась много и подолгу гулять, с грустью осознавая, что всю эту красоту она уже недолго будет видеть.

Да и замечать её она стала только сейчас, когда судьба вот так, жестоко и безжалостно обошлась с ней. Одно грызло сильно — кто же из партнеров так подгадил ей??

— Светулик, привет! Что-то тебя совсем не видно? — нарушил её уединение мужской голос.

— Вадик? Привет, да вот поднадоело как-то всё, захотелось побыть одной.

— А, типа переосмыслить? Сам иногда пытаюсь, но все дела да случаи — волка, сама знаешь, ноги кормят — некогда, блин, иной раз и пивка спокойно глотнуть, на природе шашлычком побаловаться!! — на лавочку плюхнулся Вадик, известный в городе по кличке" Всезнай".

Он и впрямь много чего знал, помогал, не бескорыстно, правда, и советами, и мог замолвить кое где словечко, общался со всеми, знал многие сплетни и слухи, но со Светкой они как бы приятельствовали, ещё с тех, давних теперь, времен, когда вместе тусили в медучилище.

— Светулик, ты скинула лишний вес, умница? А я вот и ношусь как бешеная собака, а авторитет, гадство, не убавляется.

— А нечего пивко сосать постоянно!

— Не, без пивка никак! — загоготал Вадик. — Сама понимаешь, всякие клиенты бывают, а чтобы головы не терять от виски-водок, тяну пивко.

Вывалил на неё кучу новостей и сплетен, Светка, раньше оживленно и со смаком обсуждающая всё, теперь слушала в полуха.

Вадик, не замечая, разливался соловьем:

-...говорят, домой уедет, лечиться-то бесполезно.

— Кого лечить? — Равнодушно спросила Светка.

— Ну ты даешь, подруга. Я тебе уже минут десять про твоего сердечного приятеля распинаюсь, — обиделся Вадик.

— Какого?

— Ашотика.

— А что с ним не так?

— Ты чего, совсем завязала с...?

— Да!

— Свет, умница. Там такой скандалище был, — видя, что Светка внимательно на него смотрит, добавил, — ты, Светулик, это, лишнего не брякни где...

— Что ты как девочка — мнешься? Знаешь же, что отошла от всего.

— Да, Свет, — он понизил голос, — кароче, одна из твоих... ну, замены твоей, девочка для утех, скажем... случилась у них любовь с Ашотиком, он же на новеньких падкий, сама знаешь. Она залетела, как уж, не знаю, может, замуж захотела вот и подловила его?

— Залетела, а он типа: не я-не мой-мало ли, с кем ты? — дополнила Светка.

— Во-во, так примерно и было, ну она поматерилась, поистерила, там действительно, он её для себя приглядел на время и мальчикам не одалживал, пошла на аборт, а там — оп-па, анализ показал... ВИЧ-инфицированная. Ну и понеслось, она у него в домике, ну тот, что за городом, много чего побила — скандал случился страшенный. А там был твой бывший бой-френд, Карлен с какими-то ребятишками, из ихних. Кароче, мальчика Ашотика заставили сдать анализы — чтобы трепотни не было, свозили на анонимный в столицу. Ответ — положительный, СПИД, кароче. Представляешь, какой шухер и скандал был??Ашотик с неделю в лежку лежал, всю рожу изукрасили ему, мальчики дружно повалили на сдачу анализов, вроде, все чистые, но Ашотик все продает и собирается к себе — так говорит, я подозреваю, ломанется в Германию или ещё куда немного продлить свою драгоценную жизнь, денежки-то имеются, скольких вас таких, поимел.

— Ты-то откуда знаешь?

— А он меня умоляет помочь продать домик тот, а я брыкаюсь, мудрю — на фига? Попадутся люди суеверные или, как там они называются — мнительные, мало ли откуда узнают, что хозяин больной, а мне скандалы и моё личико, сама знаешь...

Вадик переключился на кого-то ещё, а у Светки как лампочку в голове зажгли:

— Ашотик, значит? Ну, держись, гад!

— Спасибо, Вадик, за информацию

. -Да мне для тебя, подруга моя стародавняя, никогда жалко не было. Вадик Кисленко, он добро помнит, сколько раз ты меня по-молодости прикрывала на парах, когда я только что не храпел? Все, я побежал, через двадцать минут нужный человечек подгребет, бывай!

У Светки настроение поднялось, цель появилась, конкретная — это не Стасовой подгадить, это необходимость — отомстить за себя, пока ещё в силе и жива. А Стасова? — Светка сама себе удивилась, такой незначительной мелочью теперь стала эта её непроходящая зависть к ней, все теперь где-то там, в тумане, у неё есть дело поважнее — Ашотик.

— Надо все тщательно обдумать и, как говорится: от нашего стола — вашему столу!

Люда даже не удивлялась, просто не могла поверить, что именно она, обычная, мало чего умеющая в плане секса, да и с кем было уметь, кроме Генки никого и не было, а тот только на Канарах блеснул и то, как потом оказалось, в результате кувыркания с заклятой подругой, вдруг стала необходимой, самой желанной для Юры.

Каждая ночь привносила в их отношения что-то новенькое, нет, не технику секса. Это было что-то другое, Люда затруднялась определить это каким-либо словом. Просто было тепло и нежно, как выразился Антонов:

— Долго странствующие корабли встретились.

Ей за неделю стало безумно нравиться просыпаться чуть раньше и просто прислушиваться к дыханию спящего рядом мужчины — её мужчины. Она сама себе удивлялась, почему так долго сомневалась и боялась поверить ему.

Нет, он не говорил красивых, каких-то возвышенных слов, за него говорили глаза и руки. Они могли подолгу сидеть обнявшись, не говоря ни слова, но так славно было сидеть рядом, ощущая спиной грудь Юры, чувствуя себя в его крепких объятьях очень защищенно. Она вслух удивлялась, а Юра кратко сказал:

— Врастаем друг в друга.

Помолчав задумчиво протянул:

— Честно, никогда не верил в такое, думал, преувеличение, оказалось нет. Лебеди вон ехидничают, говоря, что Фоме неверующему так и надо. Я всю жизнь рвался, что-то доказывал, изматывал себя тренировками, достижениями, а оказалось, мне и надо-то всего, со стороны посмотреть — немного, а для меня — жизненно необходимо — вон, как дышать, тебя и детишек. Я не могу сказать, какая ещё бывает любовь, у каждого, скорее всего, по-разному, кому-то размером с океан надо, кому-то для счастья одной единственной женщины хватает. Везет точно не всем, думал всегда — мне такое не суждено, так вот, сразу говорю: руками, зубами, ногами цепляться за тебя буду, за тебя и малышей — не отдам!!

— Никто и не покушается, — смеялась Люда, — что-то в поле зрения моего не находилось желающих повесить себе на шею меня с детьми.

— Ну и дураки! С одной стороны, а с другой и — нечего!

Люда засмеялась:

— Был один француз, Анри!

Антонов напрягся, а Люда немного помолчав, опять засмеялась

— Не, это не то, о чем ты подумал, интима, да даже поцелуя не было! Мне предложили жить в Женеве на правах гражданской жены, а Егорку с Тасей оставить здесь, дедушкам-бабушкам.

— Послала? — облегченно выдохнул Юра. — Наверняка, послала.

— Нет, я вежливо отказалась от такой чести.

Он положил подбородок ей на плечо:

— Может, ты хочешь куда-нибудь поехать, типа свадебного путешествия? — Хочу, — кивнула головой Люда, — в Туапсе и как можно скорее. Егорушка букву Р научился говорить, мамка говорит — целый день спрашивает: — Ррей де?

Зазвонивший телефон прервал их разговор, звонили родители, шумели в телефон детки, смеялись долго, особенно, когда сынок раскатисто сказал:

— Юрра!

Родители предупредили, что прабабушка ждет не дождется зятя, оценить, ей, видите ли, мало мнения Пашки и Марины — надо самой увидеть и понять, что за фрукт.

Юра посмеялся:

— Скорее овощ, в прямом смысле этого слова, что-то среднее между хреном и редькой, не очень съедобный для чужих.

— Что решили со свадьбой? — поинтересовалась Марина.

— Приедем к вам — вместе и решим. Юре приспичило шумное торжество, а я не хочу!

— Ну это к баб Клаве. Она теперь каждый вечер наряжает мелких и идет с ними на тусовку, к своим дедам-бабулям, хвастается напропалую, а Тасюня уже всех мужчин очаровала, глазки строит напропалую, но Егорку слушается во всем

. Они втроем идут впереди, а мы поодаль, так забавно наблюдать: бабуля наша вся такая экстравагантная и эти два сокровища — серьезный Егорка и хитренькая Тасюня, идущие за ручку. Егор у нас со всеми за руку здоровается, серьезно так, а Тася воздушные целувки посылает. Танцы каждый вечер, наши мелкие прыгают, стараются повторить какие-то движения, ещё подходят с детишками, вот и натанцовываются, частенько на руках засыпают. Море нравится, но вот по Реэю оба скучают. Спросишь по кому соскучились, перечисляют: первым идет Рэй, потом только — мама, Юра, баба Тома, деда Нёй, Ваня.

Люда посмеивалась:

— С Рэем конкурировать бесполезно, он тоже весь извздыхался, скучает сильно. Меня каждый день встречает, внимательно так смотрит, ждет, что я ему скажу про детей. Говорю, все хорошо, скоро поедем, детки тебя ждут! — вздохнет и идет в тень. Не представляю их встречу, там точно не до нас будет, сыночек скорее всего и не заметит никого кроме своего собакина.

Через десять дней поехали поездом впятером — Люда с Юрой, Тома и Ванька с баб Паней. Папка с мам Любой, прилетевшие из Турции, загоревшие, счастливые, без звука отпустили их на море с теть Людой. Ной улетал на следующий день с Рэем самолетом до Краснодара, а оттуда на такси чуть больше ста километров все легче, чем больше суток мучить пса в поезде по жаре.

Гошка умотал в Пензу к своей рыжей, Рэйка была при папке и мам Любе — все при деле. Ванька с баб Паней, которая ваще ни разу не была на море, будут жить на частной. Ной с Рэем в том же доме, что и баба Клава. Теть Людина бабуля уже нашла всем жилье. Ваньку устраивало, что жилье неподалеку от моря и наших — у своей коллеги по танцулькам, как выразилась баба Клава, вот и схитрил внук, говоря вечно сомневающейся бояке, которая сперва не хотела ехать:

— Ты чё? Я же за три недели схудну. Ветром шатать начнет, если буду всякую муть есть. Не, тут ты не права — я без домашней пищи не согласный. А море мне, сама знаешь, здоровья для — очень даже нужно.

Вот и поехали — бабуля всю дорогу не отлипала от окна, или болтала с баб Томой. Ванька дулся в дурака с теть Людой и дядь Юрой, мухлевал, орал, обижался... потом мирились, пили чай, много разговаривали, болтались по перрону на больших станциях. Приехали рано утром, созвонились с дедом Ноем, — они уже подъезжали, неспеша пошли к дому баб Клавы.

Уютный двухэтажный домишко на восемь квартир утопал в цветах, лавочки, беседка, небольшая песочница, детские качели-карусели — уютно, красиво, чистенько.

Присели на лавочки, наконец-то подъехали Ной с собакиным, тот едва вылез, втянув воздух, начал радостно вилять хвостом и потянул Ноя за штанину.

— Ааа, бродяга, учуял? Может, ещё спят наши малыши?

— Как же! — улыбнулся Юра, заслышав детские крики в подъезде. Открылась дверь, придержанная дедом Пашей, и на крыльцо выскочил Егорка, на мгновение остановился, растерянно оглядывая всех: мама, Юра, деда Ной, баба Тома, Ваня... и увидел свое счастье, нетерпеливо мотающее хвостом... и всё.

С громким криком:

— Рррей моя! — скатился с крылечка и полетел к собакину.

А собакин — гордый, разумный, независимый пес, радостно поскуливая, почти на пузе — пополз к своему ребенку — Егорка с разбегу запрыгнул на спину собаке, обнял изо всех своих силенок и замер. А с другой стороны обняла башку (Лея-пока ещё) подбежавшая за братиком — Тасенька. Будучи девочкой ласковой, она гладила собачью морду, целовала холодный нос, а Рэй, похоже, забыл как это дышать. Такая встреча никого не оставила равнодушным, впечатлились даже соседи, выглядывающие из окна.

Детки, наобнимавшись со своим любимым Рэем, полезли обниматься ко всем.

— Папка! — Люда обняла отца, а Егорка, уже очутившийся в крепких руках Юры, как-то вмиг повторил:

— Папка! — вгляделся в Юру и добавил, — папка-Юрра, моя!

Сидевшая уже привычно на другой руке Юры Тасенька тут же подхватила:

— Папка, Юлла! Папка замер, прижал к себе малышей и уткнувшись сыну в макушку, спрятал повлажневшие глаза.

Дед Паша, изумляясь, громко сказал:

— Ничего себе!! Никто же их не учил этому??

Потом было много суеты, все взбудораженно разом заговорили, баба Клава, цепко поглядывая на Юру, лихо разрулила, кто где будет жить, оказалось, все рядом, в шаговой доступности. Тася опять сидела на руках у папки, а Егорка, наобнимавшись со всеми, опять подлез к своему Ррею, и обнимая за шею, что-то радостно говорил ему — то гладя пса по морде, то целуя в нос.

— Кусился Горра, осень.

— Соскучился Егора очень, — перевел дед Паша.

— Моя собакин, юбю!

Собакин облизывал своего ребеныша, радостно поскуливая.

— Это две недели, а если два месяца они не увидятся? — вздохнул Ной. — Катастрофа будет.

Разобрались с жильем, переоделись и пошли к морю, вот где Ванька оторвался, он наплавался до изнеможения. Выполз, отдышался, потом отпустил всех поплавать, начав строить с мелюзгой замки. Малышня старалась, копала песок лопатками, Тася усиленно лепила куличики, Егорка же пыхтел, выкапывая ямку. Бабули плавали не долго. Ванька сильно удивился, что его баб Паня плавает как рыбка.

— Где ты, баб, научилась-то?

— Вань, я же на речке выросла.

— А чё тогда у Старостиных прикидывалась мышью?

— Да неудобно было.

— Неудобно ей, вот отдышусь, и давай наперегонки?

— Нет, Ванечка, сейчас уже жарко становится. Или вечером, или с утра пораньше.

— Уговорила, но смотри — первое слово — дороже второго!

Бабуля, у кого остановились Ванька с баб Паней, оказалась мировой и ещё — у неё имелась летняя кухонька. Вот там и наслаждался сначала Ванька, всякими местными деликатесами, а как-то быстро получилось, что дружно приходили все на обед к ним, который по очереди готовили три бабули: Паня, Марина, Тома.

Сидели в расслабухе от моря под большим деревом, шелковицы что ли, наедались и разбредались, кто куда. После пяти опять шли на море, часов около восьми, переодевшись, отправлялись гулять, ели чебуреки, взрослые пили понемногу местное вино, Ванька с малышней соки.

Он бы конечно Колу выбрал, но теть Люда попросила пить сок — "мелкие повторюшки ведь за тобой тянутся".

— А чё — фреш, он даже лучше! — вот и сидели с серьезными мордашками, явно копируя взрослых, два маленьких человечка, потягивая сок через трубочку.

Рэю было жарко в шубе. Но что жара, когда рядом его Егорка и Тасюня, так же как и дома, порой засыпающие на нем, или возле него? Дети прекрасно знали, если Рэй издает негромкое 'Ррр', лучше не продолжать начатое, "Ррей сердится — значит, нельзя".

Ходили через день-два на набережную, на танцульки, Ванька пренебрежительно хмыкал поначалу, а потом с удовольствием начал ходить. Народу собиралось много, можно было с удовольствием поболтать с художниками, пообщаться с другой молодежью:

— Кароч, отпуск, пап, классный получается!! — делился сын впечатлениями с родителями. Так непривычно и в то же время радостно было ему говорить:

— Родителям звонил, родители сказали... здорово!

Люда с Юрой наслаждались всем — погодой, природой, морем. Приладились ходить поздно вечером купаться в уставшем за день и вяло плещущимся море, долго потом сидели обнявшись на берегу, неспешно шли домой, любовались спящими детками, немного расстраиваясь только одним — отпуск заканчивался.

Все, кроме Люды и Юры, категорически не пожелали уезжать.

— Если только к средине сентября вернемся, — озвучил Ной.

Ванька пока не заморачивался — ещё три недели августа прихватить можно было, приехав в Москву за неделю до школы, ну, или за десять дней.

— Пап, и мне, и баб Пане тут здорово, она, знаешь, как поздоровела? И я — само собой!!