Так бывает...

ГЛАВА 18

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.

Ванька, подойдя к калитке своего дома, приобретенного ещё тогда, десять лет назад, сильно удивился-вместо шума и суеты, что было ожидаемо — Ивана Вячеславовича не было в Росссии аж полгода, и все ныли, что очень скучают по нему, было тихо.

— Ничё себе! — совсем по-детски обиделся Ванька. — Ну и фиг с ними! — резко распахнул калитку, за ней вертя хвостом, стояла его самая любимая Рэйка.

— Рэеечка, старушка моя, ненаглядная!

Ванька присел на корточки, старушка, порыкивая, повалила его на траву и начала вылизывать.

— Рэйка, фу! — посмеивался Ванька, уворачиваясь от её языка.

Наконец-то собака отпустила своего хозяина, Ванька отряхнулся, протер мокрое лицо салфеткой и громко так сказал:

— А вот это уже помахивает на засаду! Ладно, все куда-то делись, но бабуля-то по-любому должна Ванечку уже слезами счастья обливать?? А?? Или я чё не понял?

И тут как открылась потайная дверца — на Ваньку просто посыпались мелкие, они орали, запрыгивали на него со спины, лезли на руки, а он крутился и хохотал во все горло.

— Вздумали кого провести, Ваньку? Ха-ха три раза!!

Осторожно снял с себя двух Нижарадзе — Котэ и Сандро, как звал их дед Ной, остальные проще — Костик и Санька, чмокнул в румяную щеку восьмилетнюю Аглашку Антонову и протянул руки к двум самым маленьким деткам — трехлетней Эке Георгиевне и четырехлетнему Маркушке Антонову.

— Идите сюда, мелкие, дайте дяде Ване вас обнять.

— Не дядя, — Ваня, Ванечка, — важно сообщил Антонов.

— Ах ты, Юрьевич, совсем больщущий стал. Где Егорка?

— Тама! — показал в кусты Маркуша.

— Понятно! Я чё, вас по одному буду вытаскивать? — обратился Ванька к кустам. — Машулька? Из кустов вылетела молния, и повисла на своем любимом-прелюбимом братике его сестричка — Машулька-крохотулька, ростом Ваньке уже по грудь.

— Ах ты, мелкая, сюрприз, значит?

— Да, не удался, хотели, чтобы совсем вроде никого, но Рэйка твоя...

— На то она и моя — хозяина должным образом встречает!

— Егорка! — Ванька обнял высокого, со спортивной фигурой, всего такого крепенького Антонова — старшего. — Хорош, я в твоем возрасте хилее был!! А где красотка-кокетка?

— Да вон, сзади стоит, — сдал сестру Егорка.

Ванька жестом фокусника ухватил Тасю за руку и повернулся к ней — стройная, тоже явно предпочитающая спорт всему остальному, Тася хитренько поглядывала на Ваньку.

— Ох, поди уже сто сердец разбила?

— Твое только вот не разбивается!! — засмеялась Тася.

— Подрасти! — Чмокнул он её в щеку.

— Папка, не вижу торжественной встречи сына? — Заорал Ванька.

— Мы хотели, да мелочь вся на уши встала — Ване сюрприз надо сделать!! — ответил папка, сходя по ступенькам с маленьким Васюшкой, которому исполнилось только два.

— Ай, Дериземлюшка моя маленькая!! — Ванька подхватил малышка и начал подбрасывать его и тормошить.

— Ну, что могу сказать — вылитый Вячеслав Васильич уродился.

— А где моя..?

Маленькая, чуток пополневшая за эти годы, его обожаемая баба Паня стояла и ждала, когда внук обратит на неё внимание.

— Ох, баб, ну ты, как всегда!! — внук в два шага был у крыльца и осторожно, бережно обнял свою баб Паню.

— Как я по тебе соскучился, больше чем по папке.

А бабуля гладила своего такого красивого, рослого, сильного мужчину, и, как всегда, приговаривала:

— Ванечка, Ванечка, мальчик мой! Ванечка! — наобнимавшись, засуетилась бабуля. — Поди, голодный с дороги-то?

— Баб, у меня давно аппетит тот, вернее, жор, прошел.

— Ну, так я понемногу всего твоего любимого приготовила.

Из сада бегом подлетела мам-Люба.

— Сынок приехал, наконец-то!

— Привет, мам Люба, чё, все замутили во саду?

— Вань, ты, как всегда, зришь в корень, конечно, все готово.

За домом в саду уже собралась вся их расширившаяся за эти годы компания, первой, конечно же, удостоилась Ванькиных объятий его любимая теть Люда. Округлившаяся, ставшая такой эффектной женщиной после родов Маркуши, теть Люда была хороша.

— Теть Люд, — громко шепнул Ванька, — а Антонов как восточный рэвнивэц, глазом меня прожигает!

— Как же не рэвновать, когда ты с двенадцати лет ей про любовь говоришь! — засмеялся Юра, обнимая его. — Как там в Лондонах?

— Да ничё, но дома лучше. Не, пользы много в плане работы, но как-то скучновато... другие они, менталитет не наш.

— А мы-то думали, англичанку длинноногую привезешь в наши севера! — вклинился несостоявшийся тесть Волков — его Полинка уже успела им внучку родить.

— Здорово, тесть почти! Не попалась вот такая, чтобы в нашу тьмутаракань...

— Так, а где мои деды? — Ванька орлиным взором окинул всех.

— Здесь мы, Вань, здесь! — шумнул ему от мангала Ной, постаревший, побелевший, но все такой же статный и счастливый от того, что Гия родил ему трех внуков.

Одно только печалило всех, особенно Ноя и Егорку — Рэй, их необыкновенный пес... вот уже два года как его не стало. Как тяжело переживали все его уход, был у них пес, сын Рэя, похож во многом, да — но не Рэй.

— Дед Паша, ты где??

— Вот он я, Вань, вот! — дед Паша тащил из дома какие-то рюмки-стаканы.

— Ну что, пора за стол?

— Подожди, Слава, чуть-чуть, Гия и Старостины ребятки подъедут!

Ванька, наобнимавшись со всеми, шлепнулся на стул и вытянул длинные ноги.

— Уфф, я, конечно, рад видеть всех, но утомился, обнимаючись. Теть Люд, не передумала Таисия Юрьевна?

— Нет, Вань, — засмеялась Люда, — сказала, только Ваня и никто больше!!

— Вот ведь упертая, — покачал головой Иван, — ладно, я не спешу! Пусть подрастет, поперебирает, сравнит, вот лет в восемнадцать как влюбится в какого-нибудь мачо и не вспомнит про меня.

— Помечтай! — фыркнули за спиной. — Все равно никуда не денешься!

— Подслушивать нехорошо! — наставительно поднял вверх указательный палец Ванька.

— Я и не подслушивала, просто шла сказать — как ты любишь выражаться: "Фига с два, ты от меня отделаешься, Иван Вячеславович!"

— Малява, я на твоей свадьбе посаженным отцом буду! — ехидно сказал Ванька.

— Посаженным женихом! — отрезала Таисия Юрьевна и упорхнула.

— Теть Люд, в кого она у тебя такая упрямая?

— Вань, в бабулю мою, Клаву. Та тоже всегда своего добивалась!

— Ладно, будем надеяться, она перестанет во мне видеть жениха, уперлась в пять лет, "на Ване женюсь", и никак не передумает, заноза!

— Сомневаюсь я, Вань, ты только невест сюда не привози пока, сам понимаешь — переходный возраст.

— Не, теть Люд, я папкин печальный опыт всегда помню, я очень рациональный Дериземля, куда мне спешить? Я там консультировался, — он понизил голос, — ну кому ещё, как не теть Люде, можно все рассказать? — Ну, насчет этой, моей детской гадости... Вроде сказали, не должно передаться по наследству, а все равно процент этой гадской вероятности имеется. И на кой девчонке жизнь портить?

— Вань, даже если есть процент вероятноости, медицина далеко ушла вперед, можно это все сразу, на ранней стадии зацепить и вылечить.

— Так-то оно так...

— Вань, среди нас нет, как ты всегда говоришь — теток, есть нормальные матери, не забивай себе дурью голову.

К нему подлез Васюня:

— Ах ты мой зайчик! — заворковал с ним Ванька.

Из него получился изумительный старший брат, он гулял со своей сеструлькой-крохотулькой, учил её всему, дул на ободранные коленки и ручки, пел ей песни — всякие, учил с ней стишки, смотрел детские кино и мульты, ходил за ней в садик. Поступив в институт в Москву, постоянно приезжал домой. Машулька на вопрос, кого больше всех любит, всегда говорила:

— Ваню!

Сейчас ей было девять, и три года назад родители решились на ещё одного ребенка, с подачи Ваньки. — Вы еще не старые, мам Любе тридцать шесть всего, родите — всем на радость! Баб, ты как?

— Я только за — Ванечка! — баб Паня уже и думать забыла, что кто-то здесь не родной, она искренне любила всех Дериземлей. Но Ванечка, конечно же, был на особицу.

Машуня точно так же, как старший братик, полюбила сидеть по вечерам с бабулей на кухне и вести разговоры обо всем, а уж когда Васеньку родили — он как лучик света — для всех стал радостью. Не стало их украинской баб Гали — Галины Остаповны, больше всех опечалился Ванька. Маша и была-то там, у той бабули всего два раза, она выросла с этой своей баб Паней.

У Стасовых, после ухода в восемьдесят восемь лет модницы и неунывающей баб Клавы, стала прибаливать баба Рина, как до сих пор звал её Егорка. Люда и Юра тщательно следили за её здоровьем, да и подросшие Аглая с Маркушей не давали бабе Марине зацикливаться на своих болячках. Ребятишки Антоновы уродились большими непоседами, Егорка с Тасей были намного спокойнее, тут же один Маркуша заменял троих.

— Чисто юла! — давно определила баба Тома, так и делящая свою любовь на два дома.

У Генки тогда родилась девочка — Дашуня, вылитая Наиля, роды были сложные, ребенок неправильно придлежал, пришлось делать кесарево. Генка до трясучки переживал, и больше не заикался о втором ребенке, боясь за свою татарочку.

Айша закончила школу и уже год как училась в МАИ. Ошарашенные родители пытались было протестовать, поясняя, что такой институт чисто мужской. Но упертая девочка поступила и училась с большим удовольствием, тем более, что в группе их было всего две девчонки.

Генка переживал, чтобы не испортила себе учебу — мужиков вокруг сколько — голова закружится, пока же дочка была вся в учебе.

Год назад на её имя пришли бумаги из Казани. Её биологический отец, так больше никого и не родил, резко заболел — онкология и в последний месяц жизни переосмыслив все, вспомнил про единственную дочку — вот и оставил ей в наследство много чего.

Айша злилась, не хотела ничего брать от того противного мужика, но родители переубедили.

— Жизнь вся впереди у тебя, мало ли, как повернет, а он тебе намного больше задолжал.

Генка не делал разницы между обеими дочерьми, Айша давно сказала, что у неё один отец — Гена. И только Наиля нет-нет да и вздыхала, особенно, когда иногда видела близнецов Антоновых. Сейчас, правда, в мальчике уже не так проявлялись черты Генки, он и Тася просто зеркально копировали в жестах и привычках своего папу Юру, совместная дочка Аглая уродилась тоже — вылитый Юра, только Маркуша пошел в Люду.

И папа Юра не мог устоять перед этим человечком, полностью похожим на его Люсеньку.

Бабину Клавину квартиру не стали продавать, с мая по октябрь там кто-то да отдыхал, желающие побыть на море всегда находились.

Антоновы обожали свой домик у пруда, почти каждые выходные ездили туда, а там в пруду убарахтались до изнеможения мелкие Аглаша и Марк. Люда волновалась за не проходящую Тасину влюбленность в Ваньку, а Юра, наоборот, довольно улыбался:

— Люсенька, какой у нас зять будет замечательный! — говорил он ещё с тех пор, когда они переехали из Москвы. — Посмотри, как он возится с сестренкой — папка из него получится исключительный, а и нам спокойнее.

— Но, Юра, разница в двенадцать лет... Ванька давным давно и прочно будет женат.

— Вот посмотришь, захомутает наша дочь его, как бы он не брыкался.

Отдать должное Ивану, он не поощрял эту влюбленность, осознавая, что мелкая просто вбила себе в голову эту симпатию, и давать ей повод непорядочно. Вот и ехидничал, надеясь, что подрастет Тася, и понравится ей кто-то другой

— Люсенька, быть Ваньке нашим зятем, точно! — опять сказал ей Юра ночью, когда усталые гости поразъехались. — Лет так через шесть!

Утро у Ваньки началось с приятного... возле него пыхтя устраивался и копошился малышок — молча, папа же сказал Ваню не будить, вот он и не разговаривал совсем, а то что возился — большой Ваня никак руку не поднимал, его, Василька обнять надо было.

Рука наконец-то поднялась, сгребла малыша, крепко прижала к себе, малыш залился счастливым смехом, и словно она ждала этот сигнала — в комнату тут же влетела Машка:

— Вань, как я по тебе соскучилась, — щекоча его ухо дыханием и любовно поглаживая братика по немного колючей щеке, говорила Машулька — уже не крохотулька...

— Мне тоже без вас не в кайф было. Вот шляюсь по ЛондОну, а сам думаю:

— Во, здесь бы я родителями и малышком посидел! А здесь с Манюней бы поотрывались. Не, Мань, я без вас полгода едва пережил — домой тянуло со страшной силой.

— Вань, а бабуля переживала, что мало ли, надумаешь там остаться.

— Вечно она так, я ей уже сто лет говорю, что без неё одну неделю спокойно живу только. Ладно, Мань, смотри, наш мужик засопел!

Манька тоже, повозившись, задремала, а старший братик лежал и ловил кайф от своих детишек.

Ванька, когда родилась малява, где-то к её году окончательно осознал, что у него такая настоящая семья, что он нужен всем сразу, что его действительно очень любят, и так стало классно жить, особенно, когда вот придешь домой, а навстречу тебе ковыляет маленькое чудо и кричит на всю улицу:

— Аня!

А за чудом поспешает его такая нужная баб Паня и тоже сияет, как будто не с утра, а два дня назад Ванька в школу ушел.

У Ваньки была четкая граница — ДО И ПОСЛЕ.

До — было плохо, болезненно-холодновато, там были только папка, баб Галя, ну, и папкины друзья, типа Горбыля, у которого жена, правда, была стервозина.

А после...

После первой, к кому он, Ванька, прикипел, поняв, что она искренне его приняла и полюбила — теть Люда, потом была его маленькая, истово любящая его бабуля, затем дед Ной с Рэем, и пошли все остальные, а через месяца два Ванька для всех стал нужным.

Он истово обожал теть Люду, всех дедов, бабуль, волновался и радовался вместе со всеми, сильно горевал, когда умер Рэй — его старушка тоже подбиралась к преклонному возрасту, и он знал, что её уход будет сильным переживанием, но сейчас он был уже мужик. А Егорыч Антонов с месяц почти не разговаривал ни с кем.

Ванька лежал, боясь пошевелиться, ему было так тепло и славно обнимать своих сестричку и братика. Послышались осторожные шаги, дверь немного приотворилась, заглянула бабуля:

— Ванечка! Я все уже приготовила!

— Чё так рано вскочила? — привычно забурчал Ванька. — Я же сказал, поспи — сам все сделаю.

— Как же! — с Ванькиными же интонациями шепотом ответила бабуля. — Ты полгода где-то пропадал, а я зад не подниму?

Ванька только ухмыльнулся. Потихоньку зашла мам Люба, посмотрела на спящих деток, улыбнулась и, чмокнув Ваньку в щеку, сказала:

— Ща! Пришлю отца.

Папка взял свою маленькую копию, и Ванька потихоньку вылез из кровати, прикрыл разоспавшуюся Манюню и пошел умываться, бриться, одеваться.

На кухне завтрак и кофе уже стояли на столе, а бабуля сидела на привычном месте, подперев щеку рукой и привычно же ждала внука.

Ванька сел, отхлебнул кофе, кивнул головой и улыбнулся:

— Не прошло и десяти лет, как кофе варить научилась!

— С тобой научишься! — опять пробурчала она.

— Баб, я смотрю, ты совсем развинтилась?

— Учитель хороший попался, вот, напротив сидит!

Оба негромко засмеялись.

— Хорошо! — зажмурился Ванька. — Чего-то мне разведка донесла, что Прасковья Сергеевна ерунду напридумывала — вроде Иван Вячеславович в заморских краях останется??

— Волновалась! — кратко сказала бабуля.

— Не, я ваш — навеки! Не, там хорошо в плане работы и зарплаты, но вас-то рядом нет, ну, поговорю я с вами по скайпу, а потом сижу как дурак. Мне надо, чтобы вот рядом кто-то из своих был, чайку-кофе попить, чё-нить зажевать, с пылу, с жару, кого-то чмокнуть! Подурачиться, поорать, с Рэйкой или Манюней побегать-попрыгать.

— Вань, ведь двадцать шесть уже!

— И чё — скажешь, жениться пора?

— Вань, а девушка-то у тебя есть?

— А когда их не было?

— Нет, ну, чтобы вот серьезно?

— Если будет серьезно — ты первая про это узнаешь, у меня же от тебя секретов нет, в серьезных ситуациях.

Он с нежностью смотрел на свою баб Паню, а она выдала:

— Знаешь, Вань, ведь ты мне жизнь продлил, я тогда-то вся изболелась, ничего не мило было, ничего уже не хотелось. А тут — ты, счастье мое уже и нечаянное! А уж когда принял меня... худючий, колючий, но самый родной, вот только дожить бы до правнуков.

— Э-э-э, тебе всего-то семьдесят четыре, успеется, годам к восьмидесяти, может, и станешь пра, я, может, такую, как теть Люда, ищу!!

А бабуля разулыбалась.

— Посмотрим! Вон, Родя, на четыре года и старше, а двух деток имеет!

Ванька фыркнул:

— Ну, там же любовь неземная приключилась!

На кухню вошел папка:

— Уже секретничаете?

— А то! Полгода так не сидел, ох, папка, соскучился я по вам всем. Мы с тобой, как два брошенных пёсика когда-то были, а ща, погляди — многосемейные совсем.

Папка ухмыльнулся:

— А кто просил сестричку и братика? Вот и пожалста! Мы с тобой, Вань, счастливые пёсики — все заимели, благодаря твоему нюху.

Люда вела неспешный разговор с Тасей.

— Тась, ну, может, ты себе внушила про Ваньку? Может, пора перестать про него думать, вон какие славные парнишки у вас в секции?

— Мам, они хорошие, надежные — точно, но Ванька — он такой один, я сколько себя помню, он всегда рядом, вроде вредничает, вопит, ехидничает, а ведь всегда поможет, пожалеет, посмешит. Мам, когда он рядом, все вон ярче становится! Я пыталась, пока его не было эти полгода, всякую муру про него думать, даже вот, что женится и привезет оттуда кого. Ребята, они... мам, я даже с Лешкой целоваться пыталась... - увидев изумленное лицо Люды, поспешно добавила, — не, не, фууу, потом полчаса губы отмывала, брр. А Ванька... вот приобнимет по-свойски, я как воск плавлюсь, ну я сама не рада такому, привязке этой! Но это где-то на уровне подсознания, что ли — идет такое четкое понимание, что именно он — мой!

— Знаешь, дочь, Ванька, он всегда как-то определял, кто кому нужен, вот и про нашего папку он намного раньше меня понял, что именно он мне нужен, свою мам Любу под лестницей нашел, а вот с тобой — никак не поймет, странно даже.

На что её четырнадцатилетняя дочка усмехнулась:

— Да он просто не хочет об этом даже думать, малявка я для него.

И мстительно добавила:

— Ладно, пусть пока погуляет, покочевряжится. Всё-ё-ё припомню!

Обновление

Помня, через что прошел сам, Ванька совсем не торопился жениться, а уж тем более — родить. Одна теть Люда больше всех знала, как он боится, что ребенку может передаться его болячка. Понимал умом, что не все женщины, как его биологическая... тетка — даже по прошествии стольких лет, он все равно никогда не мог произнести в отношении её казалось бы простые слова — 'биологическая мать', - а сердцем... сердцем помнил, что возле него не было теплых и необходимых рук. Став взрослым, он четко осознал, что папка — да, папка должен быть рядом, но ближе все-таки и нужнее всех возле ребенка, даже и не больного, должна быть мать.

Как он радовался за папку, себя и своих мелких — мам Люба, тоже не особо видевшая ласку от матери, всех троих — его, Манюню и особенно Василька, даже не любила — просто жила ими: их проблемами, заботами, болячками, радостями и горестями.

Девушки у Ваньки были, с одной он даже попытался жить некоторое время.

— Не, баб, она неплохая, но не то, букетный период, он был замечательный, потом как-то уныло стало! Я, ты сама знаешь, не любитель гусарить, но чё-то пошло не так, какие-то обижалки, ревность, задержусь на работе — а ты сама знаешь — если идейка зародилась, Ваня твой от компа не отлипнет, пока до ума не доведет! Так вот, приду, а там надуется и не разговаривает, а мне оно надо? Ладно бы, действительно, шлялся где, ну, кароч — не готов я!

— Да уж, знаю, глухой и слепой тогда ребенок становится!

— Во, баб, я бы вот на такой как ты вмиг женился! Не, я, наверное, как наш песенный друг — Шляпа, не создан для семейной жизни. А чё? Мне и дома не хило — все любят. Да, мелкий? — спросил он Ваську, который, пыхтя, цеплялся за его одежду и, как маленькая обезьянка, лез к его лицу.

— Да, Ваня, покатай!

Ваня сажал своего малыша на плечи и носился с ним по двору, к огромной радости и восторгу братика.

— Вань, наговариваешь ты на себя, просто не нашел ещё ты свою мам-Любу.

— Ой, баб, под все лестницы заглядываю — ни фига. Ладно, подожду, что из мелкой Антоновой вылупится. Может, и правда — судьба моя? Там мне ревновать придется — она же не в теть Люду, в баб Клаву вся.

Антонов, ставший таким спокойным — как-то незаметно растворился жесткий тот мужик в своей большой семье, — частенько говорил своему Леньке:

— Удачно я тогда в бордель поехал! Морду набили, но счастье свое нашел!

Лёнька, прищурившись, как-то спросил:

— А доведись сейчас — чисто из интересу посмотреть, собрался бы?

Антонов захохотал:

— Ну, если только с тобой на пару! А ещё сзади своих всех прицепом — твои трое, мои четверо — и две жены, какой бордель устоит — разнесут к чертям собачьим!! Нет, Лень, то что имею сейчас — это моя жизнь. Старшие подросли, а Маркушка ещё малой, вот когда дождусь от него внуков, тогда можно и по бабам, — видя как расплывается в ухмылке друг, добавил, — хоккеистом-гладиатором!!

— Не понял?

— Ну, Ленька... с клюкой — хоккеист, а гладиатор — коленочки, если смогу нагнуться, погладить. Ванька маленький всегда говорил — от моей Люсеньки, как круги по воде расходятся — добро идет, и люди притягиваются нормальные, может, и надо было нам с ней пройти каждому свой экзамен-испытание, чтобы притянуться потом намертво друг к другу? Повезло мне неимоверно, я до сих пор панически боюсь — мало ли, Люсенька от меня устанет!

— Это у тебя, Юрк, старость наступает!

— Не старость, а в разум вошел! — хлопнул Антонов друга по плечу и заторопился, услышав самый любимый и нужный ему голос:

— Юра, ты скоро??

ВОТ, ПОЖАЛУЙ И ВСЕ ПОКА В ЭТОЙ ИСТОРИИ. ДАДИМ ПОДРАСТИ ТАСЕ, НАДЕЛАТЬ КОЕ КАКИХ ОШИБОЧЕК А, ПОТОМ — ГЛЯДИШЬ И ИВАНА ВЯЧЕСЛАВОВИЧА ЖЕНИМ.