Так бывает...

ГЛАВА 16

Антонов перевез своих, на самом деле, дорогих в свою квартиру, в ней как-то вмиг стало шумно, колготно и весело, где-то что-то падало, топали маленькие ножки, пухленькие ручки и пальчики лезли куда не надо, иногда порыкивал постоянный теперь гость — Ррей, суетились то одна, то другая бабушки-жизнь пошла насыщенная, интересная.

Особенно папа полюбил утро выходных. Мамочка потихоньку вставала — мужик Егорка с утра требовал "касю", а Юрка ждал... заслышав тихое хихиканье, пыхтение-сопение, папа 'крепко-крепко засыпал' и совсем не просыпался, пока по нему не проползали-проходили детские ножки и, повозившись-поерзав, не устраивались возле лица две сладкие макушки, с одной стороны всегда щеку целовали, а с другой гладили пухлыми ручками:

— Папоцька моя!

И папочка моя, обмирал от восторга и нежности, с рычанием, как у Рэя, резко просыпался, и начиналась веселая возня с визгом и смехом. Иной раз малышня просыпалась совсем рано и, прибежав к родителям, повозившись, устраивалась на папе досыпать. Папа в такие минуты с блаженной улыбкой тоже задремывал, а Люда лежала и просто прислушивалась к мерному дыханию мужа и сопению деток, понимая, что вот так и выглядит счастье. Её счастье было вот оно — рядом.

И вот теперь, имея деток и мужа, она все острее осознавала, как же лихо пришлось её обожаемому Ваньке и Славе. Она просто восхищалась Славой — предательство самого нужного человека для них с сыном сумел пережить, не запил, не оставил больного ребенка.

Конечно, она ужаснулась гибели Светки, пожалела, что ушла молодой, но искренне, намного больше жаль было теть Паню. А Ванька очень удивил их всех, когда, по привычке ворчливо, но с такой любовью начал опекать свою мелкую бабулю.

Малышня, теперь уже не Стасовы, а Антоновы, жили на два дома, у деда с бабой им было просторнее и вольготнее, там был целый большой двор, но и домой к папе обожали уходить тоже. Папа меньше ругался на их проделки, только грозил пальчиком.

Ещё папа снял домашнее видео, которое мог смотреть постоянно — кокетка Тася танцевала, прыгала, крутилась юлой под зажигательную музыку, а на полу сидели два зрителя, внимающие этой вображульке — Рэй и привалившийся к нему Егорка, оба с непередаваемым выражением лица и морды. Егорка, внимательно и с одобрением смотревший на сестричку, и Рэй — с такой миной на морде — типа, 'знаем, проходили! И не такое видели в вашем исполнении!!'

Детки уже прилично говорили, обожали мультики. Дед Паша старался побольше отечественных показывать им, тех, на которых выросли их мама и папа, очень любили, когда им читали книжки, к осени родители планировали начать водить их в детский садик, общения им хватало, однако должны же общаться и со сверстниками более плотно.

Генка приуныл, что-то никак не получалось у него родить ребенка, он начал было подозревать, что вина его — ведь и с бывшей не случилось у них заиметь ребенка. Наиля-то ведь уже рожала, значит, в нем что-то не так. Дочка Айша радовала, конечно, но хотелось бы и сыночка заиметь, но молчал он, не говоря вслух своей татарочке, что очень ждет, когда же она забеременеет. Так, мимоходом, обмолвился мамке.

— Мам, я ничем таким в детстве не болел??

— В плане? — не поняла Тома.

— Хотел бы сына, да все никак, может, болел чем и не получается из-за этого??

— А-а-а, нет, свинки у тебя не было, родишь, какие твои годы.

— Да вот, как раз, сорок один, не двадцать.

— Родишь-родишь! — как-то непонятно взглянула на него мамка.

А Наиля, его такая скромная, мягкая Наиля переживала, довелось ей увидеть малышей бывшей Генкиной жены... это было, как удар под дых.

Она была в центре, и срочно понадобилась свекровь, подписать кой какие бумаги, позвонила ей, та как раз гуляла с внуками неподалеку — Люду навещали в обед. Егорка всегда сам нес небольшую корзиночку с обедом для мамы — нравилось деткам приносить что-то маме, потом так же дружно топали к папе, если он был на месте. Люда погуляла с малышами, Тома шустренько поторопилась назад, попутно разговаривая с Наилей, поясняя той что-то, а навстречу бежал Егорка.

— Баба Тома, де долго была?

Баба Тома подняла своего разрумянившегося внука на руки и расцеловала в щеки:

— Золотко ты мое!!

А Наилю как кто ударил под дых — она с изумлением и испугом смотрела на смеющегося малыша.

— Боже! Он же смеется, как Гена! — подумала Наиля.

Она отмерла только тогда, когда её руки коснулась Люда.

— Наиля, пойдемте, поговорим немножко!!

— Д-да-да! — очнулась Наиля и повернулась к Люде. — Но... как??

— Вот так! Мам Тома Вам подробнее расскажет, я же надеюсь, что мы с Вами поймем друг друга. Малыши однозначно мои, наши, у них есть любящий до безумия папа, ничего менять в нашей жизни мы не будем! Это не надо ни нам, ни Вам. Претензий никаких быть не может, и смысла копаться во всем этом нет тоже. У вас хорошая семья получилась, у нас тоже все замечательно.

— Но... почему???

— Так случилось, Геннадию в голову не пришло, что дети могут быть его, он открещивался от отцовства, хотя я и не пыталась сказать об этом, там даже намеки матери воспринимались в штыки, ну, мам Тома подробнее пояснит, что и как было — уверен был, что я... Сейчас же, надеюсь, Вы разумная женщина, не станете что-то предпринимать, у всех жизнь сложилась, с моей — с нашей стороны претензий притязаний не было и никогда не будет! Однозначно Вашему мужу от этом знать не надо!! Постарайтесь принять все, как есть! И рожайте побыстрее своего ребенка. Наши дети, Антоновы, к Геннадию не имеют никакого отношения!! Так как, договорились?

— Да, конечно, но как он мог?

— Наиля, отпустите эту ситуацию, все в прошлом, невозвратном. Вы его сильно любите, раз сумели заметить какую-то незначительную схожесть с малышом.

— Улыбается так же, как свекровь и Гена, — растерянно пробормотала Наиля.

— Давайте считать, что сынок улыбается, как папа Юра.

Наиля порывисто обняла Люду.

— У меня нет слов!

— И не надо, Вы славная, именно такая Гене и нужна была, просто смолоду мы оба это не поняли. Судьба и время все расставило по местам, и я теперь за свое вот это счастье, — Люда показала на бегающих неподалеку своих деток, заливающихся веселым смехом, — и самого славного их папу костьми, как говорится, лягу.

Ванька не пошел в школу. Они с родителями — начал привыкать к такому, не папка — мой, а родители — собрались на УЗИ.

Как такое можно пропустить?

Папка как-то объяснил врачу, собирающемуся делать его, про Ваньку, и его тоже пустили посмотреть, что и как.

Ванька вроде черно-белое кино смотрел, вот проявился какой-то согнутый человечек в немыслимой позе — голова у ног, такой клубочек, не поймешь, где ручки, где ножки, все такое маленькое.

— Ничё себе, папка, как он там умещается? Тесно же? — растерянно пробормотал сын.

Было тихо-тихо и слышался какой-то мерный стук. Ванька хотел было спросить, что за... а потом догадался... это же сердечко стучит??

А потом этот мелкий — меньше куклы у Тасюньки — человечек, пошевелился. Ванька схватился за папкину руку... и услышал, как врач негромко сказал:

— Девочка!

Рядом шумно выдохнул папка, а Ванька ничё не понял.

— Девочка, где? — тупо спросил он, а потом до него, как до утки — дошло.

— Чё, у нас сестренка будет?

— Да, Вань! — как-то сдавленно пробормотал папка.

Пока ждали мам Любу в коридоре, Ванька сдерживался, ну нельзя же мальчику, который выше папки, вести себя как малолетке. А вот когда вышли на улицу — тут, да, Иван Вячеславович показал свое отношение к такому известию. Он подпрыгнул, потом заорал:

— Здорово! Папка, ты молодец!! Йес!!

— Вань, ты, правда, рад? — спросила Люба.

— Да ты чё, мам Люба, это же так клево, девчонка будет, вон, как теть Людина малявка. Я же ей кукол покупать буду и всякие девчачьи финитифлюшки! А как назовем?

— Как задумаешь, так и назовем.

— И чё? Я вот, может, Марфой или Фросей захочу?

— Ты старший брат, решай, как говорится, "как вы яхту назовете, так она и поплывет!" — наконец-то заговорил молчавший все это время папка.

А потом обнял враз и Любу, и своего жеребенка-сына.

— Ребята, я так рад!

И начались у Ваньки колебания-шатания, он подбирал сестренке имя, надо же чтобы имя подходило к отчеству.

— Баб, вот смотри — чё лучше: Мария Вячеславовна или Кристина Вячеславовна??

— Ванечка, оба имени хорошие.

— Не, ну ты по-честному!

— Мне Мария больше нравится. Вань, а может, как бабушку — Галей?

— Галина у нас одна есть, не, надо чтобы орригинально было. Ладно, будем выбирать, пока время есть, подумаю.

Купил и показал баб Пане по секрету, двух маленьких куколок-пупсиков.

— Чёт понравились, начнет ведь в куклы играть!!

Бабуля ласково чмокала внука в макушку — ребенок резко поменял прическу — сейчас ему пришлась по душе короткая стрижка, вихры ушли в прошлое.

Ванька незаметно раздался в плечах и становился все более похожим на Славу. Смотрели тут втроем альбом с папкиными курсантскими-армейскими фотками, и мам Люба, и бабуля заметили, что Ванька сильно стал на папку походить.

А Ванька долго изумлялся, глядя на фотку, где папка держал на руках худого заморыша, лет трех-четырех.

— Ничё себе, какой я задохлик был? Зато ща, скажи, баб?

— Скажу, Ванечка, скажу!

А потом на кухне шепотом спрашивала у него:

— Вань, а девочка эта — Ксюша, ну, что с кокером гуляет, она, вроде, неплохая?

— Ты чё, меня сватаешь, как Галина Остаповна? Шучу я, шучу, не обижайся! Да, вроде нормальная такая девчонка. На каток договорились сходить в выходной, не, не волнуйся — днем пойдем.

Через месяц все-таки решил мучивший его вопрос с именем сестренки.

— Родители и баб, я вот надумал, пусть у нас родится Лилия Вячеславовна?

— Почему ты так надумал? — удивился папка.

— Пап, ну ты же знаешь, у меня мам Люба и теть Люда — самые что ни на есть, а Лилия тоже на" Л"... Или ты уже слово не держишь, сказал же, что я могу назвать, как хочу?

Мам Люба притянула к себе ребеныша, чмокнула его в макушку

— Мне хоть Лилия, хоть Эмилия, лишь бы все нормально прошло.

— Будет! — Категорически сказал Ванька. — Я верю!!

Слава же радовался, что его вреднючий и колючий, резкий, дико ревнующий его ребенок, оттаял, стал внимательным, беспокоящимся о своих женщинах, а их у него уже три рядом постоянно было: Рэйка, баб Паня, мам Люба — взрослеющим на глазах.

Дериземля беспокоился, как примет Ванька свою сестричку. Но после УЗИ твердо уверился, похоже, его сыну на самом деле нужен младший, вернее, младшая сестричка.

Опять же Ванька и нашел ему жену, которая смогла подружиться с сыном, и у него, Славки, теперь есть крепкая семья.

— Теть Люд, — звонил ей Ванька, — я так радуюсь за папку. Он такой смешной стал, ему, как и твоему дядь Юре, просто необходимо было жену заиметь. Скажи, я молодец?

— Вань, ты самый лучший в мире младший братик.

— Во! — раздувался от важности Ванька. — Я такой! Чё там дед Ной, приехал?

— Вань, он там тебе подарок привез, а что, не показывает, сюрприза, говорит, не будет.

— Уйяя, подарки я люблю.

— Вань, ты же знаешь, что в Грузии, где любят застолья, песни, хорошее вино и закуски, для мужчин много чего можно приобрести, а для юноши сложнее, ну не везти же тебе бочонок вина и рог для него, пришлось попотеть, — улыбался в усы дед Ной. — Не поверишь, весь Тбилиси обошел, вот, вибирали всэ вмэстэ! — он подал Ваньке большой пакет, куда тот тут же засунул любопытный нос.

— Уйя, дед Ной, это чё?

Ванька вытащил бутылку, обычную, пластиковую но с надетой на пробку смешной фигуркой горца в бурке и папахе.

— Сок, Вань, натуральный виноградный.

— А это? Как называется? Кафтан, что ли?

— Нет, ахалоха!

Ванька тут же нарядился в этот кафтан, Гия подпоясал его узким пояском с серебряной чеканкой и натянул ему на нос папаху.

— А где кынжал? Зарэжу!! — зарычал продвинутый ребенок.

— Кынжал в другой раз, подрасти!

— Ну вот, облом!! — опять полез в пакет ничуть не расстроенный Ванька, вытащил красивую, изукрашенную фляжку, тяжелую, в чеканке, кружку и, напоследок, глиняный прикольный сувенир — кота, сидящего в худом тапке.

— А чё тапок худоват?

— Там мышка, котэ её выжидает. — Круто! А это папке и мам Любе?

— Там всем — и папке, и маме, и бабуле — фрукты, овощи, вино. А тебе вот ещё — чурчхела.

— О, я её ел, мне нравится. Спасибо, дед Ной, спасибо, дядь Гия!!

— Эх! — дико вскрикнул Ванька и, заорав, — Ассса! — прошелся в танце.

— Дядь Гий, деда просить неудобно, а покажи пару фигур вашего танца — я прикольнусь, в такой одежке будет улетно!

Гоша засмеялся.

— Вань, я пас, это отец умеет, а я так, не совсем настоящий грузин.

Дед Ной удивил, как-то враз прошелся по комнате, лихо перебирая ногами.

— Ни фига себе! Дед, научишь, хоть чуть-чуть? Я в танцы ходил, может, смогу, чё зря эту аха-хаха привезли?

— А это папке, такой рог, сколько в него входит, литр? Не, папка столько не осилит! Сувенирный? Тогда ладно, а то вот так и сопьется.

— А ты на что?

Посмеялись, дождались Старостиных и Волковых, почти весь вечер слушали рассказы о Грузии, смотрели фотки, восторгались осенними красотами, всем безумно понравились горы. Овощи-фрукты на рынках заставляли восхищенно ахать и охать, а к концу вечера позвонил Шихарь, и убил своим сообщением: их классная, совсем ещё не старая женщина, пятьдесят один только и исполнился — умерла в течение пятнадцати минут, оторвался тромб.

Люда и Наташа Луговая заплакали, помрачнели мужчины, так неожиданно и очень непредсказуемо... - был человек и нету.

И собрала их, почти всех, всеми любимая, юморная, душевная классная НинСанна на такое горькое расставание. Девчонки, взрослые тетки не скрывали слез, поникли ребята, но...

. Ребята после поминок, не сговариваясь, пошли к школе, Шихарь попросил разрешения побыть немного в классе, где они когда-то учились — благо кабинет во вторую смену был свободным. Расселись точно так же, как когда-то сидели в десятом, долго молчали, потом Вовка встрепенулся и сказал:

— Шляпа, а давай нашу?

Шляпа негромко начал петь, а когда дошел до слов:

— Давайте горевать и плакать откровенно, то вместе, то... - закашлялся. — Не могу, ребят, тяжко!

— Эх, остались мы без классной мамы! Классной во всех смыслах. — Вздохнул Гарик Корнеев.

— Ребят, я здесь не часто бываю, вы уж, это, когда будете навещать, от меня цветы не забывайте!! — попросил Шляпа.

— Люсенька, — утешал её вечером Юра, — мы в такой ситуации всегда бессильны.

— Знаю, но как обидно! И очень трудно переживать такое!

— Я вот подумал: а не проезжайте тогда вы с Олегом мимо? И все? Меня бы уже почти год не было, и не узнал бы я всего вот этого — семью свою обожаемую. Сейчас вот дерево посадил, да не одно — в школе, вон, березок сколько в парке сажали, потом плодовые тоже: яблони, вишню, у ребят — коллег по команде, на Кавказе — гранат и чинару. Сына? Сына родил и дочку в довесок. Дом? Дом вот нет, квартиру, правда, своими руками полностью до ума доводил.

— Юра, а домик наш?

— А, точно, тогда получается, что все, что должен сделать настоящий мужик — уже сделал.

Люда погладила его по щеке.

— Нет, не все.

— Нет???

— Неа, ещё сына родим, попозже, вот подрастут малыши, лет до пяти, и сына родим.

— Да я и на дочку согласен, а и два — не страшно, опыт кой какой имеется.

Наиле было... никак. Хорошо, Генка был в поездке, иначе бы она сорвалась. Ничего не шло на ум, так и виделся симпатичный кареглазый мальчик... с Генкиной улыбкой.

Вечером пришла свекровь, долго пили чай, смотрели рисунки Айши, которая доверчиво прижималась к баб Томе, потом старая и малая долго шушукались, пока дочка не заснула.

— Наиля, сядь, не дергайся! Что ты себя накручиваешь?

— Как можно, мам Тома? — она, не зная этого, называла свекровь точно так же, как и Люда, а Тома и рада была, не терпела она официального — Тамара Ивановна

— Да как не накручивать? — вскинулась Наиля.

— Сядь, выслушай меня! — сердито сказала Тома.

Наиля послушно села и расстроенно уставилась на неё.

— То, что ребята поженились в свое время, есть много моей вины... я Генке Люду выбрала лет с тринадцати, поди, все ему в уши дула: Стасова то, Стасова сё, а он — сама видишь, внушению и влиянию поддающийся, вот и... Они с Людой оба были спокойными, серьезными, вот я и прикидывала, что лучше жены не найти. Баба Клава мне до сих пор это простить не может, она и уехала-то тогда, чтобы не видеть, как живут они в стоячем болоте.

Тома вздохнула.

— И правда — скучно они жили, никаких тебе друзей, компаний, колготы. Подружка вот одна самая лучшая-да, была.

— Та самая, что Гену? — вскинулась Наиля.

— Да, та самая, двадцать с чем-то лет умело пользовалась Людиной добротой, наша-то знала её стервозность, но верила, что ей-то она подруга настоящая... как же. Самое противное, что Генка её всегда терпеть не мог, а вот связался, да от безделья все. Как же, работу он искал, устраивало его все, подумаешь, дома порядок поддерживать, фига ли — как Ванька скажет, его поддерживать? Жена по командировкам, и протереть пыль, и посуду мыть только за собой надо было. Я ругалась, внука просила, они все тянули, типа — крепко на ноги встать... А потом, вот последние года три-четыре совсем никак не получалось забеременеть, Люда-то даже обследование проходила — сказали, все нормально.

— Хотела вот Генку свозить, а тут завертелось. Поехали на, как их? А, эти, Канары вроде. А Генка уже с этой шалавился — какой мужик выдержит, если ему переднее место на нос вешает баба? Рыжая эта опыт богатый имела, вот наш и клюнул... А на Канарах видно срок пришел и время — Люда там и забеременела. В командировке, куда сразу поехала, после отпуска, рвало её постоянно — коллега постарше и предположи, что беременная. Сейчас это просто определить-то, ну и приехала на день раньше мужа порадовать... Радость и случилась, наоборот. Выгнала она его тут же, домой приперся. А я все по митингам в то время ездила — пенсионерка, время есть, отчего же не поездить, пообщаться?

— Ну, не про меня речь. А Люда... Она молодец, порыдала чуток, да где там — Рэй и Ной особо не давали, опять же ремонтом сразу озадачилась, противно после голубков-то. Одно дело, нет я его не оправдываю, но к примеру, чужая — совсем незнакомая, а тут подруга, которая всегда старалась его подколоть, типа — недалекий, и кому такой тюфяк нужен? Люда сходила на прием к врачу, Рома — тоже из наших, что поблизости жили, там одноклашки-соседи все виделись общались, Люду тут же к себе затащили, вот и завертелась вся такая кипучая жизнь.

— Но не про это. Я приехала, а у меня дома мало того, что бардак, так ещё сынок родимый с рыжей какой-то спит. Ну я и подхватилась до Люды-то. Она подробно говорить не стала — кратко так пояснила все, рванула в туалет, её токсикоз меня и надоумил — знаю ведь, что она просто так, из интересу на это не пойдет.

— Да и были на отдыхе, скорее всего, там и получилось, а я внука-внучку уже и ждать устала. Люда только одно условие поставила — чтобы Генка не знал. Сын он, да — сын, взрослый уже, а тут внучек маленький будет и одна Люда. Я пыталась болвану намекнуть, что ты — на дыбы:

"Одна ребенка вешает, и эта, типа, нагулянного хочет?"

Я плюнула, квартиру вон разменяла, чтобы его рожу пореже видеть. А уж когда узнали, что двойня?? Вот ты можешь представить, что будь твоя мать в такой ситуации, бросить двух крошек?

— Ннет, конечно. Но... откуда ещё какой-то ребенок и где он сейчас?

— Там мутная история... эта рыжая... нашему болвану сказки рассказывала о любви, а сама девочкой какой-то подрабатывала, успевала везде, была, была беременной. Но там другая история была по-молодости, видишь, как одно за одним тянется?? Та, рыжая, ох, о мертвых плохо не говорят.

— А что, она умерла?

— Да, в аварии погибла недавно, но там жалко только её мать, девица была пакостная, замуж вышла за офицера, уехали в ГДР, там сына родила, Ивана. А мальчику передалась врожденная эпилепсия от её бабки.

— Боже! — ахнула Наиля. — Бедный малыш! Он что, умер?

— Кто? — не поняла Тома.

— Ну, ребенок этой рыжей??

— Ванька-то? Что ты — внук мой двоюродный, выше меня на полторы головы. Славный такой парнишка, вот пятнадцать было. Мамашка эта, рыжая, их бросила с отцом, когда годик исполнился, не захотела с больным ребенком возиться, жизнь свою устраивала, с молодыми офицерами, врала всем, что Слава — муж, ребенка где-то прячет. А где он его прятал? У матери своей? Она же даже мамке своей врала про Ваньку, та его только в двенадцать лет и увидела — сейчас,'слава те Боже!' — бабуля и внук души не чают друг в друге.

— И что, он так и мучается? — Наиля расширившимися глазами смотрела на Тому.

— Нет, вылечили, там чего только не делали отец с его матерью. Вот, Люда и велела Генке передать, чтобы на обследование сходили, мало ли какие там нарушения.

— В общем, там была жуть, врачи сразу сказали — рожать не рекомендуется. А через пару дней наш сам конкретно убедился, что он ей нужен был только для того, чтобы подруге нагадить посильнее.

— Это что, она ей так завидовала? — ужаснулась Наиля.

— Вот именно. Потом Генка встретил тебя. Знаешь, он такой... ну, как бы тебе сказать, мы с Людой для него слишком сильные женщины. А ему надо было кого помягче, послабее, чтобы он был защитником-добытчиком. Он неплохой, но вот что случилось, то случилось. Понимаю, ты сейчас никак не можешь понять, как можно не признавать своего ребенка?

— Ну, вот давай, допустим на минуточку, что узнает он про них? Зачем? Там хорошая семья получилась, Юра — он тоже в своей жизни нахлебался дерьма — деток сразу принял и полюбил, они его тоже любят. Вот маленький наш всегда говорит: "Папочка моя!"

— И вмешайся Генка? Ну, признают там по анализам, что они его, что это даст? Ему их никто не отдаст, хоть пятьсот раз анализы делай. У вас начнется раздрай, а то и умотаешь в свою Татарию, Люде он никакой не нужен, да и без тебя Генка пропадет. Ты там опять будешь выслушивать всякие намеки, Айшу с места срывать, вот посчитай-ка все.

Генка вас любит, вон как светится весь, я тоже долго верила, что может из-за деток и наладится у них с Людой, но, честно — я бы никогда такое не простила, ни ему, ни подруге. Так вот и вышло. Значит, суждено было им разбежаться, а вам встретиься. Подумай, Наиля... да, неприятно узнавать, что есть дети, но дети живут в любви и обожании, и Юра, он на многое пойдет — лишь бы семья его жила спокойно. Я, как ты понимаешь, категорически против, чтобы Генка знал. Ну, поступил он, как страус, голову спрятал в песок, пусть и дальше ничего не знает, ты подумай, может, все-таки не оставишь его, а? Генка, он таким с Людой не был, не ревновал, ни разу не озадачился тем, что она в командировках, может, кого и найдет — правда, как в стоячем болоте жили. Сейчас же он над вами трясется, хвастается, ревнует тебя дико, если ты уедешь... Боюсь, потеряю я его.

— Поздно! — как-то грустно сказала Наиля.

— Что поздно, собралась?

— Собралась, — кивнула Наиля, а потом увидев опечаленные глаза свекрови, заторопилась:

— Нет, нет, Вы меня не так поняли — поздно что-то менять, рожать буду.

— Ой, — подхватилась Тома, — ой, дочка, как я рада! Генка с ума от радости сойдет!! Ай, умница девочка, ай, славно как!! Ты не думай, я внука или внучку любить буду так же сильно, как и Людиных, мои кровиночки — все мне дороги. Пойми только одно, ничего уже не изменишь, и ломать судьбы двух семей не стоит. А Генка приедет — посмотри на него повнимательнее, он же, как новенький пятак, сияет при виде вас.

И ждала Наиля своего болвана, как называла его мать, с каким-то непонятным чувством. Смотрела на него через занавеску, когда он приехал...

Генка вышел, потянулся, поднял глаза на окна квартиры и так счастливо улыбнулся в предвкушении, что у Наили внутри что-то дрогнуло. Генка, влетев домой, с порога заорал:

— Наиля, женушка моя ненаглядная, ты где?? Как я соскучился по вам!! — обнял свою татарочку.

Он долго нацеловывал её, потом, после ванной, размягченный и распаренный, не сразу врубился, что ему говорит жена. Потом переспросил:

— Точно, будет ребенок?

— Точно!

— А-а-а-а, — заорал Генка, вскочил, подхватил её на руки и счастливый закружил по комнате. — Солнышко мое, я так ждал этого!

И начал таять у Наили ледяной комок возле сердца, она мысленно сказала сама себе:

— Я постараюсь!

— Родители, я передумал! — Вечером сказал их большой ребенок.

— Что?

— Имя мелкой — пусть будет Александра!

— Александра Вячеславовна, тяжеловесно, не находишь? — скептически спросил папка.

— Не, смотри сам — Ванька и Санька, круто!

— Как хочешь, может, ещё передумаешь, будет Ванька и Манька — Иван да Марья?

— Ладно, время ещё есть, мам Люб, дай послушаю, — приложил ухо к животику:

— Привет, мелкая, я прям тебя заждался!

— Вань, а скажи-ка мне, сынку... - ласково так начал папка, — отчего это домашний телефон какая-то Алиса обрывает?

— Дура потому что! — сердито ответил сын. — Сто раз сказал уже, нет, не понимает!

— Ты разберись со своими девицами.

— Какие мои, я ни фига ей повода не давал!! Я пока вот своих трех люблю, ну не хочу я за ручку там ходить, трепаться ни о чем полдня, мне с моими гулять надо, а то будут дома сидеть, как ты, баб, скажешь-то?

— Сиднями?

— Во, точно! А им свежий воздух нужен, всем. Пап, ну маленький я ещё для влюбляний!

Папка только хмыкнул:

— Я в твои годы был ого-го!

— Рассказывала Галина Остаповна, рассказывала — ругалась, хотела оженить, чтобы девицы гроздьями на тебе не висли!!

Папка захохотал:

— Было дело, пришел домой под утро, а мамка меня полотенцем и на всю улицу кричала, что завтра же сватов зашлет, еле уговорили дед с бабой тогда, до восемнадцати подождать. А после школы я в училище свалил, не до женитьбы стало!!

— Не, пап, я точно не в тебя, я, вон, как теть Люда — серьезный.

— Ну, теть Люда у нас непререкаемый авторитет!

— Мне жениться рано не надо, распределяться тоже. Могу и вон хоть Тасюню подождать! Хотя — не, она, как баб Клава — ревновать придется, да ну их всех. Папка, — хитренько свернул на другую тему ребенок, — я вот подумал, на программиста, наверное, попробую поступать, я бы может, как ты, в военное, да мне не светит, экономистом, юристом — фууу, как думаешь?

— Почему нет? Дерзай, Иван Вячеславович! Ты же знаешь, я любое твое взвешенное решение поддержу.

Мам Люба, привалившись к папкиному плечу, задремывала, точь-в-точь, как Ванька когда-то.

— Идите уже спать, родители!!

Слава в комнате сказал смеясь:

— Спорим, он сейчас бабуле допрос с пристрастием устроил — откуда я знаю про Алису??

И впрямь, внук пытал бабулю:

— Баб, откуда папка знает про эту...?

— Да, Ванечка, телефон зазвонил, я ему как раз суп наливала и не успела, он и ответил.

— Чё, сильно ехидничал?

— Нет, наоборот, улыбался — вырос наш Ванька.

— Ха, заметил, я его когда ещё перерос, а все ребенок-ребенок. Вот давно надо было спецом номер домашнего телефона дать, тогда и понял бы, что мне уже пятнадцать! Чудные вы, взрослые, иногда бываете!

— Не чуднее некоторых, акселератов! — Приобнял его вошедший папка.

Ванька расцвел:

— А скажите-ка мне, Вячеслав, не получится так, что Саньку или Маньку Вы больше любить станете??

— Нет, Иван Вячеславович, не станем!

— Стопроцентно??

Слава нагнул голову ребенка к себе, погладил его по коротким волосам:

— Вань, ты — это ты, сын и продолжатель фамилии, а девочка, она, ну вот, как котенок ласковый, и совсем крошечная будет.

— Ну ладно, эт я так тебя проверял, вы у меня теперь оба родителя нормальные, я привык говорить: папка и мам-Люба, хорошо.

И заметив, как сглотнула бабуля, заворчал:

— Перестань уже, ну, подумаешь, из неё не получилась мать. Может, ей не дано это было, зато ты у меня, у нас всех, такая мировая бабуля. Давай-ка лучше по чайку?

— На ночь есть вредно! — ухмыльнулся Слава.

— Это вам вредно, жиры откладываться начнут, а мы — растущие организмы, наоборот, постоянно с ощущением легкого голода ходим.

Слава шутливо схватился за голову:

— Если б не Сергеевна, ты б меня точно съел. Не, я в твои годы так не ел!!

— А тебе некогда было, ты по девкам бегал, сам сказал! Баб, чё у нас к чаю имеется?

— Шарлотка, Вань!

— О, супер, пап, ты будешь?

— А то, опять же за разговорами все слопаешь, пойду, посмотрю, Люба уснула или нет?

Мам Люба спала, и сидели отец и сын Дериземли на кухне, пили чай, ели вкуснющую шарлотку и вели разговоры за жизнь, обо всем. Давно ушла спать баб Паня, а Ванька все разговаривал с папкой, хорошо!