Такие лжецы, как мы

Я паркуюсь и на мгновение останавливаюсь, чтобы мысленно подбодрить себя и успокоить пульс. Затем делаю глубокий вдох и открываю дверь. Когда оборачиваюсь, Каллум стоит в пяти футах от меня рядом с багажником.

— О. Вот ты где. — Испугавшись, я нервно оглядываюсь на дверь своей квартиры. Как он так быстро сюда добрался?

— Я здесь, — соглашается он, его голос низкий, а глаза пронзительные. — Пригласи меня внутрь.

Мы смотрим друг на друга, а я слушаю пение сверчков и думаю о том, что, возможно, этот властный миллиардер на самом деле вампир. Помимо того, что Дракула обладал сверхчеловеческой скоростью, разве ему не требовалось приглашение, чтобы войти в дом?

— Ты опять слишком много думаешь.

— Да. И как досадно, что ты это заметил. Что ты здесь делаешь?

— Ты хотела поговорить. Я пришел поговорить.

— Я хотела поговорить завтра.

— Я был поблизости.

— В этом районе? — с сомнением произношу я.

— Да.

— Почему?

— А почему бы и нет?

— О, я не знаю. Может быть, потому что ты живешь в часе езды с другими миллиардерами в Бель-Эйр, а маленькие пляжные городки тебе не по душе.

Его взгляд обостряется.

— Я вижу, ты навела обо мне кое какие справки.

— Нет, я этого не делала.

— Я был бы признателен, если бы ты не лгала.

— Я не лгу. Дани провела исследование. Я была уверена, что ты разыгрываешь меня, и была полна решимости никогда больше с тобой не разговаривать. Она меня отговорила.

Его запах доносится до меня в теплом вечернем воздухе. Дорогой одеколон и нотки мускуса, а также что-то свежее, но не поддающееся определению. Возможно, это запах новых стодолларовых купюр.

Он вдруг приказывает: — Пригласи меня внутрь.

Я вздыхаю.

— Ты вообще знаешь, как вести нормальный разговор?

— Нет. Пригласи меня внутрь.

Раздраженная говорю: — Черт, ты безжалостен.

Уголки его губ изгибаются вверх.

— Ты даже не представляешь.

— Ладно, хорошо. Но сначала расскажи мне, как ты узнал мой номер телефона и где я живу.

Его улыбка становится чуть шире.

— Неужели ты думала, что я предложу выйти замуж женщине, о которой ничего не знаю?

Я подозрительно щурюсь на него.

— То, как ты это говоришь, звучит так, будто ты нанял частного детектива, чтобы шпионить за мной.

— Мне не пришлось нанимать детектива. Я держу одного на постоянной основе.

— Верно. На случай, если тебе вдруг захочется узнать все о случайной женщине, за которой ты подслушиваешь за ужином.

— Именно. А теперь пригласи меня внутрь. Там из окна второго этажа выглядывает старушка, которая в пяти секундах от того, чтобы натравить на меня полицию.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Мод смотрит на нас из окна. И он прав. Она выглядит так, будто собирается вызвать полицию.

Не то чтобы это принесло какую-то пользу, учитывая, что у Каллума наверняка на примете все полицейские в Южной Калифорнии.

Роюсь в сумочке в поисках ключей и направляюсь к двери, зная, что Каллум последует за мной, а также зная, что его будет раздражать то, что я повернулась к нему спиной и ушла.

Он не единственный здесь, кто умеет раздражать.

Как только мы оказываемся внутри, закрываю за ним дверь и наблюдаю, как он мечется по помещению, словно лев в клетке, обнюхивая все вокруг. В нем снова проснулась хищная энергия. Это еще больше проявляется сейчас, когда мы находимся в моей маленькой, девчачьей, грязной квартире.

Я смотрю на все его глазами и жалею, что мы не можем вернуться на улицу.

Каллум выходит из моей кухни и встает посреди гостиной, занимая все пространство. Затем он произносит: — Я бы хотел выпить.

— Ура! Я сообщу об этом метрдотелю.

Бросив сумочку на диван, прохожу мимо него и направляюсь на кухню, где открываю холодильник и достаю открытую бутылку белого вина. Наливаю себе бокал, возвращаюсь в гостиную и сажусь.

Каллум стоит и смотрит на меня с непроницаемым выражением лица богатого человека, которое, как я знаю, он считает устрашающим.

— Я не собираюсь целовать твою задницу или ждать тебя, как это делала бы Софи. В холодильнике есть Sauvignon Blanc или бутылка виски в шкафу рядом с раковиной. Бокалы в том же шкафу. Угощайся. — Делаю паузу, а потом нахально добавляю: — Дорогой.

Признаки его сдержанности невелики, но они есть. Теперь, когда вижу, как он проявляет самообладание, то замечаю, как напрягается его челюсть. Медленный, контролируемый вдох. Как слегка сгибаются его руки, висящие по бокам.

Раньше меня все это немного пугало. По какой-то странной причине сейчас меня это заводит. Что он сказал мне в ресторане? О да.

«Здравствуй, маленький ягненок. Добро пожаловать в логово льва».

Возможно, он не единственный лев.

— Почему ты так улыбаешься? — требует он.

Я невинно спрашиваю: — Как?

Глядя на меня с опущенными веками, он облизывает губы. Это заставляет мой пульс трепетать, а желудок сжиматься.

Ладно, может быть, лев — это слишком. Что между ним и ягненком? Лиса? Енот?

О, кого я обманываю? Я могла бы быть медузой, если бы этот мужчина заставлял меня дрожать. Как стыдно.

Сохраняя зрительный контакт со мной, Каллум расстегивает пуговицы пиджака и снимает его с плеч. Под ним — белая рубашка, сшитая так идеально, что видны очертания его пресса. Он откидывает пиджак на спинку стула, затем расстегивает манжеты и медленно закатывает их по предплечьям, один за другим, все это время глядя мне в глаза.

Во рту пересохло. Подмышки мокрые. Я изо всех сил стараюсь выглядеть непринужденно и незаинтересованно, но все, что я слышу, — это как моя матка кричит «О, Боже!».

Одно из мускулистых предплечий Каллума покрыто татуировками до самого запястья.

Он ухмыляется, затем поворачивается и идет на кухню, открывая мне прекрасный вид на свою твердую, идеальную задницу.

Хотя я прожорливая маленькая медуза и не хотела бы ничего больше, чем сорвать зубами с его тела эти сшитые на заказ брюки, я отказываюсь быть одной из многих женщин, которые, как мне кажется, каждый день бросаются к его ногам.

Пусть у него будет свой гарем идолопоклонников. Я буду единственной, кого он не сможет водить за клитор. Как бы мне ни было тяжело притворяться, что он на меня не влияет, я не признаюсь в этом.

Может, у меня и не так много денег, но, по крайней мере, у меня есть гордость.

Некоторое время Каллум возится на кухне, демонстрируя свое недовольство тем, что ему приходится обслуживать себя самому, а затем возвращается со стаканом виски.

— Куда ты хочешь, чтобы я сел? — хмуро спрашивает он.

— Нет необходимости в таком тоне.

— У меня не было тона.

— У тебя был тон, и ты это знаешь. Садись вон туда. — Я указываю на кресло по другую сторону кофейного столика, которое слишком мало для него и к тому же имеет сломанную пружину в сиденье.

Он смотрит на него некоторое время.

— Если я сяду в эту штуку, я могу ее сломать.

— Ты производишь впечатление человека, которому нравится рисковать.

Когда Каллум обращает свой взгляд на меня, он такой испепеляющий, что может поджечь всю комнату. Но я просто сижу и небрежно потягиваю вино, как будто все это совершенно нормально, а он надоел мне до смерти.

Он идет на кухню — она в шести футах от нас — хватает один из деревянных обеденных стульев и тащит его по полу к тому месту, где сижу я. Ногой он отодвигает с дороги журнальный столик. Затем опускает стул передо мной и садится.

Каллум наклоняется вперед и опирается предплечьями на колени. Сжимая в руках виски, он пристально смотрит мне в лицо.

Почему он такой красивый? И так хорошо пахнет? Боже, он ужасен.

Мне неловко, и я говорю: — Это слишком близко для разговора.

— Я не знал, что существуют правила относительно расстояния.

— Разве ты никогда не слышал о личном пространстве?

— Я не фанат этого. — Он смотрит на мой рот и облизывает губы.

Держи себя в руках, девочка. Сохраняй покер-фейс. Выгляди суровой. Выгляди скучающей. Ты контролируешь ситуацию!

— Как хочешь, — говорю я и делаю еще один глоток вина.

Мужчина наблюдает за мной с сосредоточенностью человека, замышляющего убийство. Затем он делает глоток виски и говорит: — Десять миллионов будут положены на условно-депозитный счет, который будет преобразован в безотзывный траст на твое имя, как только будет подписано согласие на брак.

Я чуть не выплевываю вино ему в лицо от шока, но мне удаётся взять себя в руки. Сглатываю и вежливо кашляю, прикрываясь рукой.

— Ты не из тех, кто стесняется в выражениях, не так ли?

— Я знаю, поэтому ты и написала мне.

— Давай не будем забегать вперед. У меня есть вопросы. Очень много вопросов.

— Например?

— Для начала, как насчет секса?

Он так близко, что вижу, как быстро расширяются его зрачки. Затем хриплым тоном он спрашивает: — А что с ним?

Дерьмо. Я должна первой заговорить о самом постыдном.

Я неловко ерзаю, но заставляю себя сохранять зрительный контакт. Мне кажется важным не дать ему понять, как он меня раздражает.

— Я просто... хотела спросить.

Каллум молча смотрит на меня, ожидая, когда я снова открою рот, чтобы продолжить атаку на свою самооценку. Наконец мне удается спросить: — Это ожидается?

Он долго изучает меня, его глаза свирепы. Затем он говорит: — В контракте не будет упоминаний о сексе.

Я пытаюсь разобрать это, чтобы понять смысл, но не получается.

— То есть ты хочешь сказать, что у нас не будет секса?

— Я говорю, что этого не будет в контракте.

— Да, я слышала эту часть, но я имею в виду...

— Ты хочешь заняться со мной сексом? — перебивает он.

Сердце пропускает несколько ударов. Прилив жара обжигает щеки. А затем мой разум беспомощно представляет меня обнаженной, извивающейся и кричащей под ним, пока он трахает меня до следующей недели.

Не смей смотреть ему в глаза, слабачка!

Я легкомысленно отвечаю: — Честно говоря, я об этом не думала.

Каллум задумчиво изучает выражение моего лица. Затем его взгляд становится забавным.

— Я серьезно, — настаиваю я, смущаясь. — Это не то, что было на первом месте в последнее время, учитывая все пожары, которые я пытаюсь потушить в своей личной жизни.

Глаза сверкают, он откидывает голову назад и смотрит на меняв сверху вниз. — Хм...

Боже, как же сильно в нем чувствуется самодовольство.

— Послушай, я уверена, что ты думаешь, что ты весь такой, но ты действительно не мой типаж.

— О? А какой у тебя типаж?

Он издевается надо мной. Это чувствуется в его тоне, ухмылке, языке тела. Я перехожу от неловкости к ярости и бросаю на него взгляд.

— Мужчина, у которого нет богатого лица, для начала.

— Богатое лицо?

— Высокомерный, претенциозный, презрительный взгляд, который носят некоторые богатые люди. Это выражение преувеличенного чувства собственного достоинства, которое появляется у вас, когда вы ходите вокруг да около, изображая из себя миллиардера, и насмехаетесь над простыми людьми вроде меня.

Его глаза темнеют, как и его энергия. Он молча смотрит на меня с минуту, а потом говорит: — Ты не обычная. И я никогда бы не стал насмехаться над тобой, Эмери. Никогда.

Я была готова выплеснуть ему в лицо свое вино, но теперь он меня обезоружил. Я смотрю на него, чувствуя разочарование, беспомощность и растерянность.

— Если я спрошу тебя о чем-то, ты будешь честен со мной?

— Да.

Его ответ быстр и однозначен. Это придает мне уверенности, необходимой для продолжения.

— Ты серьезно? Это соглашение, которое ты предлагаешь, законно?

— Да.

И снова его ответ тверд. Каллум поддерживает зрительный контакт, пока говорит. Он не моргает, не вздрагивает, не делает каких-то странных движений, на которые я могла бы наброситься с криком «Ах-ха!». Он просто выглядит как человек, говорящий правду.

Допиваю остатки вина, затем сжимаю пустой бокал в руках и надеюсь, что он не заметит, как сильно дрожат мои руки.

— Что еще? Спроси меня о чем угодно, — мягко говорит он, все еще глядя мне в глаза.

Его голос гипнотизирует, а глаза завораживают. Аромат его кожи опьяняет меня. А может быть, дело в вине, но все в этом мужчине словно создано для того, чтобы притягивать женщину к себе. Его лицо и тело расставляют ловушки, но именно его глаза — настоящий капкан.

Тепло его взгляда — это бархатный темный соблазн, обещающий все и вся, возбуждающий и пугающий одновременно.

Он — силовое поле, мощная темная звезда, медленно втягивающая меня в свою орбиту и удерживающая там лишь силой своего притяжения.

Каллум произносит мое имя так тихо, что это едва слышный шепот. Нежный, интимный шепот, такой, каким любовник произносит его близко к моему уху, когда проникает в меня.

Что, конечно же, заставляет меня полностью развалиться на части.

Я выпаливаю: — Я просто размышляла о планетах и гравитации, когда у меня случился небольшой приступ. Пожалуйста, извини меня, мне нужно ещё вина.

Рывком встаю на ноги. Каллум протягивает руку и берет меня за запястье. Он тянет меня обратно в кресло и держит там, глядя в мои глаза с обжигающей силой.

Затем говорит: — Для этого мне нужно, чтобы ты была трезва.

— Тогда, может быть, нам стоит поговорить завтра, как я и хотела. Потому что сейчас я хочу напиться.

— Не стоит бороться со стрессом, напиваясь.

— Пока что это работает отлично.

— Нет, не работает.

Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдох. Затем открываю их и смотрю на него.

— Ты прав. Но это действительно не твое дело.

— Все, что касается тебя, — это мое дело.

— С каких пор?

— Поскольку ты собираешься стать моей женой.

Эти слова звенят у меня в ушах, я сижу, и мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

Словно почувствовав, что я нахожусь на грани полного душевного краха, Каллум отпускает мое запястье, откидывается на стуле и делает глоток виски. На мгновение он задумывается, а затем начинает говорить низким, успокаивающим голосом.

— Я понимаю, что это странно. Если бы я был на твоем месте, я бы тоже отнесся к этому скептически. Но мое предложение реально. В тот вечер, когда я подслушал твою беседу с сотрудниками в Jameson's, я ужинал с женщиной, которая мне не нравилась. Она модель, очень красивая, но настолько эгоцентричная и поверхностная, что мне было физически больно слушать ее слова. В обычной ситуации я бы никогда не стал встречаться с такой. Но, зная о ситуации с моим наследством, мой адвокат предложил мне встретиться с Александрой, подругой его жены. Если тебе интересно, почему мне нужен адвокат, чтобы назначать мне свидания, то причина в том, что мне трудно... очень трудно найти общий язык с большинством людей, главным образом, потому что нужно вести светские беседы.

— А ты нетерпеливый и властный.

Каллум смотрит на меня. Я говорю: — Прости, — и жую внутреннюю сторону губы.

Через мгновение он кивает.

— Ты права. Я и то, и другое.

Удивившись, что он со мной соглашается, я начинаю чувствовать себя глупо из-за того, что указываю на его недостатки.

— Я имею в виду, никто не идеален.

Он говорит: — Почти никто.

— Я не знаю, что это значит.

С задумчивым видом Каллум смотрит на свой стакан с виски и медленно крутит в нем лед.

— Ты... — осторожно начинает он. На мгновение замирает, а затем добавляет хриплым голосом: — Ты необычный человек.

Внешне я совершенно неподвижна. Но внутри вибрирую от эмоций, которым не могу дать названия, потому что никогда не испытывала их раньше. Жду, пока он продолжит, а мое сердце и другие органы пульсируют.

— Ты чувствительна, но ненавидишь это в себе, поэтому стараешься скрыть. Ты хочешь все контролировать и обо всех заботиться, но эти усилия истощают тебя. Ты никогда не попросишь о помощи, потому что твоя гордость не позволит тебе этого сделать. Ты сильная, поэтому все на тебя полагаются, но ты также одинока и слишком много беспокоишься. И тебя никто никогда не спрашивал, что ты хочешь делать со своей жизнью, потому что все уже было решено за тебя еще до твоего рождения. Поэтому ты обижаешься и в то же время испытываешь чувство вины за эту обиду, потому что знаешь, что, несмотря ни на что, твоя жизнь была намного лучше, чем у большинства.

Каллум поднимает взгляд. Наши глаза встречаются. Я борюсь с внезапным и непрошенным желанием заплакать.

— Как близко я подошел?

Я облизываю губы и сглатываю комок в горле.

— Откуда ты все это обо мне знаешь?

— Поскольку мы так похожи, я мог говорить о себе.

Он дает мне немного посидеть с этой бомбой, прежде чем продолжить.

— И все, что мне понадобилось, чтобы понять это, — это послушать, как ты говоришь своим сотрудникам, что тебе придется закрыть магазин. Ты была опустошена. Единственное, о чем ты могла думать, — как это отразится на них. Я сидел, прислушиваясь одним ухом к вашему разговору, а другим — к банальному словесному потоку из уст Александры, и понял, что хочу узнать тебя. Я хотел помочь. И если мне придется искать жену, то хорошо бы, чтобы она была кем-то, кого я не нахожу отталкивающим.

Я моргаю.

— Вау. Ты держал меня в напряжении до самого конца.

— Я сказал, что не нахожу тебя отталкивающей.

— Я знаю, Ромео, это может стать для тебя шоком, но женщины не считают неотразимым, когда им говорят, что их лучшее качество — не быть отталкивающими.

— Я никогда не говорил, что это твое лучшее качество.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я уверена, что меня снова мутит.

Он ухмыляется.

— А, понятно. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что считаю тебя красивой.

Мое лицо обжигает. Я огрызаюсь: — Не будь засранцем, — и вскакиваю с кресла. Затем начинаю расхаживать взад-вперед по гостиной, уперев руки в бедра и пылая от гнева.

Наблюдая за мной, Каллум усмехается.

— Это единственное, в чем у нас нет общего.

— Скажи хоть слово о самоконтроле, и я подожгу тебя.

— Сядь, Эмери.

Я бросаю на него опасливый взгляд. Он похлопывает по сиденью моего кресла.

— Нет.

— Да. Сделай это. Сейчас же.

Я прекращаю вышагивать и смотрю на него, сложив руки на груди и расставив ноги в позе воинственной женщины, которая говорит: «Не шути со мной».

Когда Каллум встает лицом ко мне, выпрямляясь во весь свой устрашающий рост, я бездумно делаю шаг назад. Затем с вызовом говорю: — Подожди, это мой дом! Ты не можешь вести себя как Тарзан со мной. А теперь сядь, мы ещё не закончили разговор.

Его глаза пылают, а челюсть напрягается. Он агрессивно покачивает стакан в руке. Затем подходит ближе, его горящий взгляд устремлен на меня.

Каллум останавливается в метре от меня и смотрит на меня сверху вниз.

Я отказываюсь отступить или даже сдвинуться с места. Смотрю на него, подняв подбородок, давая понять, что я не одна из его слуг, которыми он может помыкать.

Как и в тот раз, когда я бросила ему вызов за обедом, в его горячих глазах появилось выражение, которое, я могла бы поклясться, было гордостью.

Он наклоняется, пока его рот не оказывается рядом с моим ухом. Затем говорит горячим, грубым голосом: — Ты не просто красивая, ты нечто гораздо большее. И когда мы поженимся, я скажу тебе, что это такое.

Он отстраняется, хватает свой пиджак, ставит стакан с виски на стол и выходит через входную дверь, оставляя ее открытой для ночи.