Такие лжецы, как мы

Этот мужчина умеет целоваться, надо отдать ему должное. Может, он и самый отвратительный человек на свете, и у него явно проблемы с контролем и куча секретов, но целоваться он точно умеет.

Какое прискорбное развитие событий.

Обхватив одной рукой мою челюсть, он погружает свой язык в мой рот, скользит им по моему с восхитительным трением. Его губы мягкие, а тело твердое. Рука, которой он обхватил мою спину, крепко обнимает меня. Каллум держит меня в плену между своих раздвинутых ног и пьет из моего рта, словно из колодца, до которого он полз через мили горящего песка.

И несмотря на все мои придирки и раздражение, которое он мне доставляет, я никогда не чувствовала такого сладкого облегчения.

Хотя мне больно это признавать, я хотела этого с тех пор, как впервые встретила его.

Я могу наслаждаться этим, пока есть возможность, ведь я никогда не позволю этому случиться снова.

Поэтому прижимаюсь к нему и скольжу рукой по его сильной шее, запуская пальцы в его волосы. Он издает горловой звук удовольствия и целует меня глубже. Когда тихонько хнычу, он перемещает руку от моей челюсти вниз и обхватывает мою шею.

— Милая маленькая овечка, — бормочет он мне в губы. — Голодная, не так ли?

— Почему ты должен все портить разговорами?

Каллум смеется. Открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня, его глаза темные и затуманенные. На его губах играет небольшая улыбка.

Я хмуро смотрю на него.

— Не надо выглядеть таким довольным собой.

— Я ничего не могу с этим поделать.

— Если ты хоть словом обмолвишься о том, что, по-твоему, мне это понравилось, я совершу акт невыразимого насилия.

— Но тебе понравилось. — Он опускает голову, чтобы уткнуться носом в нежное место под мочкой моего уха. Затем шепчет мне на ухо: — Тебе понравится еще больше, когда я тебя трахну.

Услышав его слова, все системы моего организма приходят в боевую готовность. По коже разливается тепло. Мое сердцебиение взлетает как ракета, бедра сжимаются, а нервы встают на дыбы и начинают кричать.

Это очень неудобно, учитывая, что я уже решила, что между нами не будет ничего, кроме бумажной работы. Деловая договоренность, не более того. И чем скорее я приучу свои гормоны к этому, тем лучше.

Кроме того, кто знает, со сколькими женщинами он уже спит? Очередь, наверное, такая длинная, что огибает весь город.

Когда пытаюсь отстраниться, чтобы вырваться, он крепко сжимает мою руку на горле и удерживает на месте. Его голос хрипловатый, он говорит: — Вот здесь ты скажешь мне, как ты хочешь.

— Нет, здесь я скажу тебе, что мой характер меняется от нуля до пожизненного заключения быстрее, чем ты успеваешь моргнуть. Отпусти меня.

— О, я знаю все о твоем нраве. Для такого книголюба ты удивительно вспыльчива.

— Назвать меня книжным червем — это не оскорбление, но попытка хорошая. Отпусти меня.

Не обращая на это внимания, он говорит: — Чем дольше ты будешь притворяться, что не хочешь меня трахнуть, тем большее наказание тебя ждет, так что лучше признайся в этом.

— Перестань говорить слово на букву «Т»! И с наказаниями тоже завязывай. Если ты хоть пальцем меня тронешь, я убью тебя во сне.

— Ты не хочешь меня убивать. Ты хочешь скакать на моем большом жестком члене, пока не кончишь так сильно, что потеряешь сознание.

Его язык заставляет меня задыхаться от недоверия.

— Признай это.

— Нет. Потому что я не хочу!

Мой отказ ничем не подрывает его уверенности. Его улыбка настолько самодовольна, что мне хочется расцарапать ему лицо.

— Отпусти меня. Я серьезно.

— Я никогда не отпущу тебя, жена. Привыкай к этому.

То, как он сказал «жена», настолько собственнически, что мне стало жарко. Другие части меня тоже горят. На самом деле все мое тело лихорадит. Отчаянно пытаясь вырваться, я извиваюсь в его объятиях.

— Эмери, перестань извиваться и посмотри на меня. Нет, не на гребаную крышу. На меня.

Он сказал это своим властным тоном, который использует, когда пытается запугать меня. Он уже должен знать, что это не работает.

Когда я продолжаю сопротивляться, он говорит: — Продолжай сопротивляться, и я отшлепаю тебя по киске.

Потрясенная, застываю на месте и смотрю на него широко раскрытыми глазами, сердце бешено колотится.

— Хорошая девочка, — бормочет он, довольный, и целует меня в лоб. Затем он тихонько стонет. — Боже, я, блядь, не могу дождаться, когда сделаю это. Я хочу шлепать тебя по киске, пока ты не забрызгаешь всю мою руку.

Мое лицо пылает, как и нижние части тела.

— Каллум!

Он рычит: — Да, детка. Ты будешь произносить мое имя именно так, когда я буду трахать твою сладкую мокрую пизду жестко и сильно.

Мужчина резко отпускает меня, усаживая на сиденье. Затем у него звонит мобильный телефон, и он начинает непринужденный разговор с кем-то на другом конце, как будто не он только что разрушил все мое восприятие реальности.

Я приваливаюсь к двери, прижимаю руку к колотящемуся сердцу и задыхаюсь, пока не вижу звезды. Затем закрываю глаза и пытаюсь убедить себя, что все это мне привиделось.

Это не работает. Каждая клеточка моего тела повторяет это.

Его слова эхом отдаются на моей коже, в моей голове, в моих венах. И особенно между ног, где зародилось пульсирующее, повторяющееся «пожалуйста, пожалуйста». Я сжимаю бедра вместе, что только усиливает боль.

Оставшаяся часть поездки проходит в том же духе: Каллум разговаривает по телефону, а я пытаюсь собрать себя по кусочкам.

Но как бы он меня ни привлекал, не могу позволить себе стать еще одной его победой. Я не могу рисковать своим сердцем.

Уже знаю, что я для него лишь средство достижения цели.

Мы сворачиваем с бульвара Сансет и проезжаем через массивные ворота, обозначающие въезд в Бель-Эйр. Это похоже на съемочную площадку с возвышающимися пальмами, резными известняковыми блоками и сложной железной конструкцией. Проехав по дороге несколько миль, мы сворачиваем на длинную, извилистую подъездную дорожку, в конце которой находятся закрытые деревянные ворота. Водитель опускает окно и нажимает несколько кнопок на черной коробке на столбе, стоящем рядом с воротами. Со скрипом ворота медленно открываются, и мы проезжаем.

— Дом, милый дом, — говорит Каллум, отключая звонок. — А ты что думаешь?

— Кажется, я сейчас обделаюсь, вот что я думаю. Это твой дом?

— Нет, это наш дом.

Отвожу взгляд от огромного замка, вырисовывающегося за лобовым стеклом, и нервно смотрю на красивый профиль Каллума.

Глядя прямо перед собой, он говорит: — Не бойся.

— Это звучит как плохой совет.

Он поворачивает голову и смотрит на меня. После задумчивой паузы он говорит: — Тебе больше никогда не придется ничего бояться. Если у тебя возникнет проблема, я ее решу. Если тебе что-то понадобится, я дам тебе это. Если кто-то побеспокоит тебя, я заставлю его пожалеть об этом. Что бы ты ни захотела или в чем бы ни нуждалась, скажи мне, и ты получишь это. Теперь ты моя.

Он протягивает руку и гладит меня по щеке. Его голос понижается, а глаза начинают гореть.

— Ты принадлежишь мне.

Его напор пугает меня. Так же, как и «ты принадлежишь мне».

— Мне кажется, сейчас важно упомянуть, что я не являюсь твоей собственностью. Только потому, что мы подписали какие-то бумаги...

— Ты моя, — твердо прерывает он. — И, если ты когда-нибудь начнешь сомневаться в этом, посмотри на кольцо на своем пальце.

Я ищу его лицо. Тошнотворное чувство страха пускает корни под моей грудью.

— Мне нужно признаться тебе кое в чем.

— Что такое?

— Ты меня пугаешь.

— Что я тебе только что сказал?

— Мне кажется, это важно повторить.

Он смотрит на меня мгновение, затем говорит более мягким голосом: — Когда я сказал, что ты больше ничего не должна бояться, это относится и ко мне. Я никогда не причиню тебе вреда, Эмери. И в глубине души ты это знаешь, иначе никогда бы не согласилась стать моей женой.

Я облизываю пересохшие губы и сглатываю, бросая взгляд на водителя, прежде чем понизить голос.

— Возможно, меня так беспокоят все эти разговоры о сексе. Особенно эта история с консумацией брака. Раньше ты никогда не говорил об этом. Более того, ты обещал, что у меня будет своя спальня, если я захочу. Я решила согласиться.

На лице Каллума медленно появляется улыбка. Кажется, его забавляет какая-то мысль, но вслух он ее не произносит.

— Что это за лицо у тебя?

— Так ты из-за этого нервничаешь?

— Да.

Его улыбка становится шире.

— Так и должно быть.

Я хочу стукнуть его по плечу, но не делаю этого. Кто знает, как он отреагирует? Я могу оказаться у него на коленях, и меня отшлепают по голой заднице за пять секунд.

Не знаю, ненавижу ли я эту идею или люблю ее. Я также не знаю, что говорит обо мне то, что я не могу принять решение.

— Я проигнорирую это, чтобы вернуться к реальности на минутку. Позвони, пожалуйста, Уильяму и попроси его запереть магазин. Запасные ключи лежат под...

— Все улажено, — перебивает он.

В замешательстве я хмурю брови.

— Как?

— Я дал ему инструкции до нашего приезда.

Все скрипучие шестеренки в моем мозгу пытаются осмыслить эту новую информацию. Им не очень-то везет.

— Ты велел своему адвокату запереть мой магазин еще до того, как узнал, что мы сегодня поедем к тебе домой?

— К нам домой. И все, что делаю, я тщательно планирую заранее, так что да, я сказал ему перед приездом, чтобы он запер магазин, когда мы уйдем.

Я все еще в замешательстве, но теперь еще расстроена и раздражена.

— Значит, ты просто решил, что я соглашусь выйти за тебя замуж на месте?

— Я не предполагал. Я знал.

— Откуда? — требую я, все больше злясь.

С нотками мрака в голосе он говорит: — Потому что я знаю о тебе все, жена. В том числе и то, где ты прячешь запасные ключи.

Я смотрю на него с минуту, мой разум и пульс бешено бьются.

— Ты действительно нанял частного детектива, чтобы шпионить за мной, не так ли?

Его маленькая улыбка — единственный ответ, который мне нужен.

Мы съезжаем по наклонной подъездной дорожке и въезжаем в огромный подземный гараж. С каждой стороны стоят несколько десятков роскошных автомобилей разных моделей и цветов. Пока водитель паркуется, я оглядываюсь по сторонам, оценивая огромные размеры этого места. Мягкое верхнее освещение заставляет машины и полы сверкать. Все безупречно, как в выставочном зале.

Каллум выходит из машины, затем подходит к моей стороне и открывает мне дверь. Глядя на него с нарастающей тревогой, я тяну время и говорю: — Я оставила сумочку в магазине.

— Она тебе нужна?

— Да.

— Я попрошу кого-нибудь принести ее сюда. Дай мне руку.

Смотрю на его протянутую руку, уговаривая себя не быть трусихой, что все будет хорошо, а если нет, то я справлюсь с этим.

Я так далеко зашла в жизни. Уверена, что смогу справиться с властным миллиардером, который, судя по всему, не прочь пошлепать по нежным частям тела.

— Дай мне свою руку.

Его приказ произнесен мягким тоном, но под ним скрывается сталь.

Дрожа, я вглядываюсь в его лицо. Потом пожевываю губу, не решаясь.

Каллум тянется ко мне, хватает за руку, вытаскивает из машины, а затем поднимает и перекидывает через плечо. Я вскрикиваю в панике и хватаюсь за его пиджак для равновесия, когда он начинает отходить от машины.

— Эй!

— Да, жена?

— Опусти меня!

— Скоро.

Когда я в расстройстве бью ногами, он резко шлепает меня по спине, чтобы я успокоилась. Получается наоборот.

— Еще раз так сделаешь, и пожалеешь!

Моя угроза не вызвала ничего, кроме одной из его раздражающих, самодовольных усмешек.

Каллум несет меня через дверь в одном конце гаража с легкостью человека, привыкшего похищать взрослых людей с их рабочих мест, пудрить им мозги неожиданными грязными разговорами о сексе, а затем уноситься с ними в свою холостяцкую квартиру на холмах.

Я едва успеваю удивиться, что на его заднем дворе полно захороненных тел, как мы уже проходим через роскошное мраморное фойе с лестницей по одну сторону. С потолка свисают сверкающие люстры, отбрасывающие теплый свет на пространство.

У меня начинает кружиться голова.

— Можно мне больше не быть вверх ногами? Мне это не нравится.

Каллум останавливается на середине пути и ставит меня на ноги, а затем поддерживает меня руками за плечи, когда я качаюсь в одну сторону.

Благодарю его, задыхаясь. Он улыбается, затем наклоняется, поднимает меня на руки и снова начинает идти. Я смотрю на его красивое лицо и пытаюсь понять, чего, черт возьми, этот сумасшедший думает добиться таким образом.

Заметив мое выражение лица, он говорит: — Не думай об этом слишком много.

— В следующий раз, когда ты это скажешь, я ударю тебя по голове чем-нибудь тяжелым. Поставь меня.

Каллум ухмыляется.

— А ты еще говоришь, что я властный.

Затем он поднимается по лестнице, проходя по две ступеньки за раз.

Притворившись, что я не впечатлена, не напугана, не в шоке и вообще не в том состоянии, в котором нахожусь сейчас, я спокойно говорю: — Твой дом прекрасен. Немного великоват для одного человека, но, полагаю, тебе нужно дополнительное пространство для твоего эго. Я бы никогда не подумала, что тебе нравится стиль французского кантри.

Он бросает на меня взгляд, теплый и полный тайн.

— Нет.

— Я бы спросила, можешь ли ты быть еще более раздражительным, но я уже знаю ответ. Почему ты несешь меня?

— По традиции жених должен перенести свою невесту через порог.

Я уже собираюсь поспорить с ним об абсурдности этого заявления, когда мы доходим до верха лестницы и он резко поворачивает налево по коридору. Там висят портреты людей в золоченых рамах, которые выглядят так, будто им нужно больше клетчатки в рационе.

— Боюсь спрашивать, но спрошу. Куда мы идем?

— В постель.

Я смотрю на его профиль. Каллум не улыбается, так что мне приходится предположить, что он не шутит.

— Я не буду с тобой спать.

— Кто говорил о сне?

— Думаю, тебе стоит опустить меня на землю.

— И я думаю, тебе стоит признаться, что ты хотела бы заняться со мной сексом, чтобы мы могли раз и навсегда покончить с этой ерундой.

Каллум проходит через открытые резные деревянные двери. Мы оказываемся в комнате, похожей на апартаменты хозяина. Она элегантно оформлена в кремовых и золотистых тонах, с окнами от пола до потолка на одной стороне комнаты и уютной зоной отдыха на другой. Другую стену занимает антикварная кровать с балдахином королевского размера, украшенная белыми полотнищами ткани и множеством плюшевых подушек цвета слоновой кости.

Каллум направляется прямо к нему.

— Эй, ковбой! — говорю я, паникуя.

Его взгляд такой горячий, что меня пронзает. Он ухмыляется и мрачно усмехается.

— О, да я ковбой. Подожди, пока я покажу тебе свой пистолет.

Он останавливается на краю кровати, опускает меня на нее, а затем наваливается своим телом на мое. Я пытаюсь вывернуться из-под него, но этот мужчина весит тысячу фунтов. Упираясь предплечьями по обе стороны от моих плеч, он держит мою голову в обеих огромных руках, глядя в мои широко раскрытые глаза.

Каллум улыбается.

Я нервно сглатываю и бросаю взгляд в сторону двери. Он опускает голову и глубоко вдыхает возле моей шеи. Его борода щекочет мне щеку. Он пахнет мылом и чистой кожей, а когда выдыхает, то издает низкий стон, который вибрирует во мне.

Это похоже на нечто совершенно иное, чем деловые отношения.

Особенно не по-деловому выглядит твердая эрекция, пульсирующая у моего бедра.

Лежа под ним с напряженным пульсом, бьющимся в венах, я шепчу: — Пожалуйста, отпусти меня.

— Да.

— Спасибо.

Он посасывает мочку моего уха, затем открывает рот над пульсом на моей шее и нежно покусывает меня.

Мои соски твердеют. По всему телу, от живота до бедер, разливается жар. Я непроизвольно вздрагиваю, что побуждает моего похитителя прижаться к моим бедрам. Затем он целует мое горло до ключиц, и я теряю дыхание и большую часть рассудка.

— Надо было спросить, когда?

В ответ он трется щекой о мою грудь, проводя ею по твердым соскам. Затем берет мои груди в обе руки и прикусывает один из сосков прямо через блузку и лифчик.

Когда я вскрикиваю и выгибаюсь в его руках, он надавливает зубами чуть сильнее и крепко сжимает мой второй сосок.

Удовольствие накатывает на меня горячими, восхитительными волнами. Пот покрывает кожу. Я хватаюсь за его пиджак и отчаянно пытаюсь не поддаться растущей потребности покачать тазом навстречу ему.

Уже знаю, что мои трусики мокрые, потому что мой клитор пульсирует.

Каллум вздыхает: — Скажи, что ты хочешь меня.

С таким же успехом он мог бы вылить мне на голову ведро ледяной воды, если бы это не повлияло на мое состояние возбуждения. Опершись руками о кровать, я стону.

— Опять это? Почему это так чертовски важно?

— Скажи мне.

— Ты действительно такой самовлюбленный, что тебе нужно, чтобы каждая женщина в твоей орбите хотела заняться с тобой сексом?

— Нет. Только ты. Скажи мне.

Я так расстроена, что бью его кулаками по спине. С таким же успехом можно было бы бить кирпичную стену. Он не двигается с места, но берет мое лицо в свои руки и смотрит на меня с пылающим жаром, его губы истончились, а ноздри вспыхивают.

Каллум рычит: — Ты получила свои десять миллионов долларов. А теперь я хочу, чтобы ты...

— Двадцать.

Он закрывает глаза, на мгновение задерживает дыхание, затем снова открывает глаза и испепеляет меня взглядом.

— Да. Двадцать. Мне кажется, что это очень мало, чтобы просить тебя сказать мне правду в ответ.

— Может, стоило включить это в контракт.

Сквозь стиснутые зубы он говорит: — Черт возьми, Эмери.

— И кстати, то, что ты получаешь взамен, — это все твое наследство, верно? Все твои миллиарды и роскошный образ жизни? Ты можешь продолжать быть мистером Богатым Парнем, есть соленых омаров на Карибах и наводить ужас на бедных официанток в ресторанах во всех зданиях, которыми ты владеешь по всему миру. Так какая разница, скажу я, что хочу тебя, или нет?

— Признайся, что хочешь меня трахнуть, и я дам тебе еще десять миллионов долларов.

Это ошеломляет меня и заставляет замолчать. Я в замешательстве смотрю на него, изучая его лицо.

— Ты ведь серьезно, да?

— Да.

То, как он смотрит на мой рот, возбуждает. Его сердце бешено бьется о мою грудь, а дыхание неровное. Его руки по обе стороны от моей головы горячие и дрожащие, как и все остальное тело.

С шоком, похожим на пощечину, я понимаю, что дело не в его эго.

Ему нужно, чтобы женщина, которую он хочет, сказала ему, что чувствует то же самое.

Он хочет меня.

Я, девушка, для которой он не смог найти лучшего комплимента, чем то, что я не отталкиваю. Я, девушка, которая закатывает на него глаза, смеется над ним и бросает ему вызов на каждом шагу.

Я. Его жена для удобства.

Он снова выгибает бедра, упираясь эрекцией в мое бедро. Мое сердце колотится с невероятной силой. Я не могу перевести дыхание. Знаю, что мы находимся на грани того, чтобы сделать что-то невероятно глупое, но я не уверена, что смогу остановить себя, если попытаюсь.

Он опускает голову, чтобы поцеловать меня, но тут из-под пиджака его костюма раздается звонок мобильного телефона.

Это жуткая электронная версия детского стишка «London Bridge Is Falling Down», совсем не похожая на простой рингтон, который я слышал в машине.

Каллум закрывает глаза и бормочет: — Черт.

Он скатывается с меня, садится на край кровати и отвечает на звонок.

Он отвечает на звонок.

— МакКорд. — Он молча слушает, кажется, очень долго. Затем тяжело выдыхает и говорит: — Я буду там.

Он отключается и смотрит на стену, а я лежу на кровати скомканная и мокрая, как выброшенная салфетка.

Встав, Каллум кладет телефон обратно в карман. Он хрустит костяшками пальцев и приглаживает руками лацканы и волосы. Затем поворачивается и смотрит на меня отрешенными глазами, его лицо лишено выражения.

— Мне нужно идти. Я вернусь через несколько дней. Ознакомься с домом, пока меня не будет. Если тебе что-то понадобится, Арло поможет тебе.

Без дальнейших объяснений мой новый муж поворачивается и выходит.