Такие лжецы, как мы

Оказывается, ответ на этот вопрос — красный.

Когда я подъезжаю к подъезду Дани на Ferrari Daytona SP3, ключи от которой мне дал Арло, и сигналю, она выбегает из дома, как будто он горит, кричит и размахивает руками.

— Я не могу поверить в это дерьмо! Боже мой, этого не может быть! У тебя же Ferrari! — Подруга перестает кричать и смотрит на мою левую руку, лежащую на руле. — И гигантская глыба льда. Эта штука настоящая?

— В данный момент я не думаю, что что-то реально. Садись в машину.

Она хмурится, глядя на дверь.

— Как? Здесь нет ручки.

— Наклонись. Она спрятана под выступом в двери. Но будь осторожна при нажатии, потому что дверь открывается вверх, а не наружу.

Дани наклоняется и нажимает на ручку, а затем отпрыгивает назад от удивления, когда дверь делает именно то, что я сказала.

Она наклоняется, чтобы осмотреть интерьер с округлившимися глазами.

— Эта штука похожа на космический корабль! Как быстро он летит?

— Я не знаю, но Арло сказал, что у него двигатель V12 мощностью более 800 лошадиных сил, так что я думаю, что он чертовски быстр.

Когда она колеблется, с сомнением глядя на контурное сиденье с ремнями безопасности, как у гоночных машин, я говорю: — Я не буду превышать скорость. Обещаю.

— Именно это ты сказала в тот раз, когда нас остановили на PCH⁴ и чуть не посадили в тюрьму за то, что мы ехали больше сотни.

Да, но мне было девятнадцать.

Она поджимает губы.

— Ты так говоришь, будто повзрослела за последние одиннадцать лет.

— Садись в машину, Дани.

Она забирается внутрь, соображает, как закрыть дверь, затем пристегивает ремень безопасности. И тут из дома выходит Райан с открытым ртом и выпученными глазами, держа на руках корчащуюся Мию.

— Святое дерьмо, — вздыхает он, благоговейно глядя на Ferrari, словно видит в краске изображение Девы Марии. — Ты хоть представляешь, сколько стоит эта машина?

— Нет, и даже не хочу.

— Более двух миллионов долларов.

Дани говорит: — Боже мой, Рай! Что она только что сказала? И откуда ты вообще знаешь, сколько это стоит?

— В прошлом месяце о нем писали в журнале Car and Driver. Они сказали, что их было выпущено всего пятьсот штук.

Два миллиона баксов за машину. Какая пустая трата денег.

— Думаю, это значит, что нам не стоит пить коктейли после шопинга. Повреждение крыла, вероятно, обойдется в сто тысяч. Я верну ее через несколько часов, Райан.

Мы выезжаем с подъездной дорожки, затем выезжаем из района Дани в сторону 405-го шоссе, где я понимаю, насколько глупо владеть машиной, которая может двигаться быстрее скорости света, когда ты живешь в городе с самыми перегруженными автострадами в Америке.

Мы ползем в пробке, помахивая рукой другим автомобилистам, глазеющим на нас, пока не выезжаем на бульвар Санта-Моника и не оказываемся в Беверли-Хиллз.

Потом я, как Джулия Робертс в фильме «Красотка», перехожу из одного дорогого бутика в другой, а все продавцы смотрят на меня с ужасом, как будто на мне платье из свежих экскрементов.

В каждом случае я испытываю невероятное удовлетворение, когда шлепаю черной Amex на прилавок.

Мне приходится звонить Арло по бэтфону, чтобы узнать адрес дома, куда отправлять все посылки, потому что у этой чертовой Ferrari нет багажника.

К тому времени, как мы заканчиваем, уже стемнело. Мы заходим в тот же ресторан, куда Каллум водил меня на ланч, и вдруг обнаруживаем, что Софи работает за стойкой хостес. Она улыбается, когда видит, что я подхожу.

— Мисс Иствуд! Добро пожаловать!

— Еще раз привет, Софи. Как дела?

— Просто замечательно, спасибо!

— Ты выглядишь отлично.

Она краснеет, прижимая к груди пару меню.

— Благодаря вам я получила прибавку к зарплате.

— Благодаря мне? Как?

— Потому что вы сказали мистеру МакКорду, что я этого заслуживаю. Сразу после вашего ухода в тот день он попросил встречи с моим боссом. И в следующий момент мой босс сказал мне, что я получу повышение.

— Вау. — Не знаю, что еще сказать. Я рада за нее, но в то же время удивлена. Наверное, зря, учитывая, что уже знаю, насколько Каллум щедр.

Но это не просто щедрость. Это забота.

Он добрый.

Как и в тот раз, когда отослал полицию от моего дома, он снова использовал свои суперспособности богатого человека во благо.

Если бы только он не был таким раздражающим в остальное время.

Софи усаживает нас за стол, и мы ужинаем с удовольствием. Мы обсуждаем все, что произошло, включая то, что Каллум написал в контракте о работе для Райана.

Дани не может в это поверить. Она также не может поверить, что Каллум сказал, что у меня может быть любовник, если я захочу.

— Я имею в виду, что это мечта, ставшая реальностью. Стоит купить лотерейный билет. Тебе невероятно везет.

— Я бы с радостью, но мне это не нужно. У меня есть двадцать миллионов в трасте на мое имя.

Мы некоторое время смотрим друг на друга через стол. Подруга говорит: — Должна признать, что для человека, который лечится спиртным, как рок-звезда восьмидесятых, ты справляешься со всем этим очень хорошо.

— Только снаружи. Внутри я выигрываю золотую медаль на Олимпиаде Паники.

— И как долго его не будет?

— Без понятия.

— Он уехал по делу?

— Каллум не сказал мне. Он просто ушел и отдал Арло свою кредитную карту.

Дани качает головой в недоумении.

— Это идеальные отношения. Он дает тебе двадцать миллионов баксов, говорит, что ты можешь делать все, что захочешь, а потом уезжает из города и оставляет тебе кредитную карту без лимита и гараж, полный роскошных машин.

Я хихикаю, делая глоток воды.

— И целую кучу веревок.

Дани поднимает глаза от своей тарелки с макаронами, нахмурив брови.

— Веревки?

— Да, я рылась в ящиках его комода и нашла все эти связки красивых разноцветных веревок в черном футляре.

Наклонившись вперед над столом, она говорит: — Ты нашла связки разноцветных веревок в ящике его комода?

— Поздравляю. Твои уши работают. Почему ты так странно выглядишь?

Она молча смотрит на меня какое-то время, а потом начинает смеяться.

— Что, черт возьми, здесь такого чертовски смешного?

— Ты.

— Почему?

— Потому что ты не настолько невежественна.

Настала моя очередь нахмурить брови.

— О чем ты говоришь?

Дани вздыхает, вытирает рот салфеткой, а затем с отвращением бросает ее на стол.

— Дорогая, подумай. Что мужчина будет делать с веревкой в своей спальне?

Поразмыслив над этим, я краснею.

— Вот дерьмо.

— О, черт, это точно, — говорит она, хихикая.

Сердце бешено колотится, я вспоминаю наш с Каллумом разговор в машине, думаю о его удивительно грязных выражениях и о том, как он сказал, что накажет меня. Мысль о том, что у него тоже есть бондаж, заставляет меня ерзать на стуле.

Но мне не стоит беспокоиться об этом, ведь мы не будем спать вместе.

Этот брак только по расчету. Для нас обоих.

Секс не обсуждается.

Вот только я почти уверена, что мы оба этого хотим, а это может стать проблемой.

Дани смеется еще сильнее, глядя на выражение моего лица.

В этот момент звонит бэтфон. Лежащая рядом с моим стаканом воды на столе странная маленькая штучка начинает хитро исполнять на саксофоне главную тему из «Розовой пантеры». Затем загорается экран. На бледно-голубом фоне появляется одно слово.

«Папочка».

Я сразу понимаю, кто это.

— Нет, — решительно говорю я, глядя на телефон. — Я ни за что не стану называть тебя папочкой.

Дани наклоняется и смотрит на экран. Затем она хмыкает.

— Может, это твой отец звонит из могилы.

Раздраженная, я наклоняюсь ближе к телефону.

— Отклонить вызов.

Экран пустеет. Тема «Розовой пантеры» смолкает. Мы с Дани смотрим на него, пока он не начинает звонить снова.

Мы смотрим друг на друга. Подруга пожимает плечами. Я тяжело вздыхаю и тянусь к телефону.

Прижав его к уху, я говорю: — Привет, Каллум.

Как всегда самодовольно, он отвечает: — Привет, дорогая. Наслаждаешься ужином?

Оглядываю ресторан, но не замечаю никого, кто бы выглядывал из-за угла с телеобъективом.

— Я бы спросила, почему ты за мной следишь, но уже знаю, что ты извращенец. Спасибо за кредитную карту. Я хорошо её использую.

Он смеется.

— Я знаю.

— Конечно, ты знаешь.

— И я рад, что ты не из тех глупых девчонок, которые обидятся или откажутся ее использовать, сославшись на свой феминизм или что-то в этом роде.

— Моя марка феминизма слишком умна, чтобы отказываться от халявы. Кстати, я одолжила одну из твоих машин.

— Да, мне звонил начальник полиции по этому поводу. Очевидно, вы превысили скорость на Родео-драйв.

— Почему я не удивлена, что за мной шпионит шеф полиции? И никто не может превышать скорость на Родео-драйв. Это короткая улица с миллионом светофоров.

— И все же вам это каким-то образом удалось.

Я нехотя признаю: — Возможно, я пыталась проверить скорость разгона от нуля до шестидесяти.

— Ты могла бы просто спросить меня.

— Это было бы не так весело. Зачем ты мне звонишь?

— Может быть, я скучаю по тебе.

Закатив глаза, я откидываюсь в кресле и качаю головой.

Каллум говорит: — Не закатывай глаза на своего мужа, дорогая. Это приведет к тому, что тебя отшлепают.

Я резко выпрямляюсь и оглядываюсь по сторонам в поисках хоть какого-нибудь намека на то, как он меня видит, но не нахожу ничего необычного. Пережевывая макароны, Дани с интересом наблюдает за мной.

Каллум говорит: — Посмотри вверх и направо. Видишь камеру наблюдения на потолке? Нет, это динамик. Дальше вправо, над пальмами в горшках.

Я прищуриваюсь на маленькую черную стеклянную сферу, торчащую из потолка над растениями в углу. Внутри нее мигает и гаснет красный огонек, словно приветствуя меня.

Когда я молчу, он спрашивает: — Почему ты ничего не говоришь?

— Я слишком занята тем, что похлопываю себя по спине за то, как хорошо я приспособилась к браку с психопатом. Я даже не плачу.

Он снова смеется, довольный.

— У меня есть мобильный доступ ко всем камерам наблюдения в зданиях, которыми я владею.

— Не обращая внимания на то, что ты считаешь кошерным наблюдать за кем-то дистанционно через камеру на потолке, как ты узнал, что я здесь?

— GPS на Ferrari.

— А.

— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Я не буду делать это постоянно.

— Почему-то мне очень трудно в это поверить.

— Обещаю, что не буду. Но когда меня не будет в городе... — Он делает паузу на мгновение, затем снова начинает говорить, но уже более напряженно. — Мне нужно знать, что ты в безопасности.

Я чувствую, как в этом коротком предложении слой за слоем проступают скрытые смыслы, целый мир тайн, о котором я ничего не знаю. У меня мурашки бегут по коже.

Когда он снова говорит, его тон уже нормальный.

— Я не буду тебя задерживать. Просто хотел сообщить, что перевод с брокерского счета прошел. Час назад траст был полностью пополнен. Документы будут ждать тебя на кухонном столе, когда ты вернешься домой, вместе с инструкциями по доступу к деньгам.

Слегка ошеломленная разговором, я могу только поблагодарить его еще раз.

— Не за что. О, Эмери?

— Да?

— Будь хорошей девочкой и не лазь в мои ящики.

Линия разрывается. Я медленно опускаю трубку и встречаю нетерпеливый взгляд Дани.

Она говорит: — И что?

— Я даже не знаю, с чего начать. Каждый раз, когда я разговариваю с этим человеком, он превращает мой мозг в картофельное пюре.

— Не могу дождаться, чтобы услышать об этом, когда он превратит твою вагину в говяжий фарш.

— Этого не случится, подруга.

— Но ты ведь хочешь этого, не так ли?

Бросив взгляд на потолочную камеру в дальнем углу комнаты, я громко говорю: — Нет.

Когда красная лампочка камеры снова мигает и гаснет, я почти слышу, как Каллум рычит, что меня накажут за ложь.

Всю оставшуюся ночь я только и думала о том, какое это может быть наказание.