Такие лжецы, как мы

Остаток утра проходит без происшествий.

Мерф в магазине работает по расписанию. Мы тратим несколько часов на то, чтобы сделать из пустой картонной коробки ясли для одной из бездомных кошек, которая за ночь вывела под моим офисным столом помет из шести котят, а затем перевезти маму и малышей в их уютный новый дом. Я оставляю еще одно сообщение налоговику из CDTFA о своей задолженности. Затем звонит мой адвокат, чтобы поговорить о судебном иске, и говорит, что мне лучше присесть, потому что у него есть кое-что ещё.

Мой желудок опускается.

— О нет. Что случилось?

Усмехаясь, он говорит: — Невозможное.

— Только не говорите мне, что он подал на меня еще один иск?

— Нет. Он уронил его.

Я уверена, что не расслышала его.

— Что значит «уронил»?

— Его юридическая команда подала прошение о прекращении дела. Я ожидаю, что судья подпишет его на этой неделе.

— Я в замешательстве. Почему они прекратили дело?

Нотка гордости согревает его голос.

— Наверное, потому, что наш ответ на первоначальный иск был настолько хорош, что адвокат противной стороны решил, что дело не стоит продолжения.

— Вау. Я ошеломлена. Это действительно хорошие новости. Но что, если он передумает?

— Они подали ходатайство с предубеждением. Это означает, что, когда судья одобрит его, они не смогут возбудить против вас новое дело по тому же поводу.

Я качаю головой в недоумении.

— Невероятно.

— Иногда хорошие парни побеждают, малыш. Я дам вам знать, когда решение будет окончательным. Это не займет много времени.

— Большое спасибо!

— Звоните в любое время.

Вешаю трубку. Стою за стойкой и смотрю на трубку в руке, все еще пытаясь обработать то, что сказал мне адвокат, но отвлекаюсь на грузовик с платформой, подъезжающий к обочине.

К платформе пристегнут синий Volkswagen Jetta.

Взяв с собой планшет, водитель бортового автомобиля выпрыгивает из кабины. Он заходит в дверь, приветственно постукивает по краю бейсболки и говорит: — Я ищу Эмери Иствуд.

— Это я.

— Ваша машина здесь.

Ну-ну. Каллум работает быстро. Наверное, он беспокоится о том, что я приготовлю ему на ужин.

— Где вы хотите, чтобы я ее выгрузил?

— Там, где вы сейчас стоите, очень хорошо.

Водитель просит у меня удостоверение личности, заставляет расписаться в ведомости доставки, а затем отправляется обратно. Когда он закончил убирать все с кузова грузовика, он заходит и передает мне ключи.

— О, и вот это тоже. Мистер МакКорд сказал мне, чтобы я обязательно передал его вам лично.

Ухмыляясь, он протягивает другой бэтфон, идентичный тому, который я выбросила из окна.

Я беру его неохотно, зная, что если не возьму, то в другом месте появится еще один, возможно, доставленный беспилотником.

Водитель отъезжает, когда я говорю в трубку: — Позвонить Каллуму.

Ничего не происходит. Экран остается темным.

Поняв причину, я вздыхаю и качаю головой.

— Позвонить папочке.

Как я и предполагала, на экране загорается надпись Звоню папочке.

Он отвечает сразу после первого гудка, и его тон саркастичен.

— Дорогая жена. Какой сюрприз. Не думал, что услышу тебя, пока ты не начнешь кричать, когда я выбью дверь гостевой спальни сегодня вечером.

— Значит, ты знаешь, какая спальня моя. А вот с именем тебе не повезло.

— Что это значит?

— Это значит, что я никогда, ни за что, ни за миллиард лет не буду называть тебя папочкой.

— Почему бы и нет?

— Ты не мой отец.

— Это не должно быть буквальным.

— Мне все равно, каким это должно быть. И я не осуждаю тех, кто этим увлекается, но это не мое.

Каллум смеется.

— Я знаю. Мне просто нравится, как сильно это тебя раздражает.

Я грустно говорю: — Наверное, поэтому ты продолжаешь дышать.

Он не обижается на это, а просто говорит: — Ты звонишь, чтобы оскорбить меня или есть что-то еще?

— Вообще-то, есть кое-что еще. Я звоню, чтобы поблагодарить тебя за машину. Я знаю, что покупка подержанного Volkswagen отняла у тебя несколько лет жизни.

— Не благодари меня пока. Я могу передумать и увезти его на эвакуаторе посреди ночи. Он отвратителен.

— Зато надежно.

— Как и Aston Martin.

— Нет, это показное. С таким же успехом можно ездить с табличкой на крыше «Посмотрите на меня!», если у тебя есть такая штука.

— Это говорит женщина, которая выбрала вишнево-красный Ferrari за два миллиона долларов, чтобы покататься по Беверли-Хиллз.

— Это был выбор Дани.

— По крайней мере, у одного из вас есть здравый смысл. Во сколько ты будешь дома?

Едва заметное изменение тембра его голоса на последней фразе заставляет меня задуматься.

— А что? Планируешь привязать меня к перилам лестницы, как только я войду в дверь?

— Нет. Я подумал, что мы могли бы поужинать вместе.

— Твой обед не насытил тебя?

— Осторожнее с умным тоном, жена.

Улыбаясь, я легкомысленно говорю: — О, пожалуйста. Тебе же нравится мой умный тон.

После небольшой паузы Каллум говорит хриплым голосом: — Да.

Моё сердце пропускает удар, а по коже пробегает волна жара. Внезапно я теряюсь и начинаю задыхаться, не зная, что сказать дальше.

— Если не будет пробок, то буду дома к шести.

— Хорошо. Тогда увидимся.

Он отключается, оставляя меня раскрасневшейся и обеспокоенной.

Вторая половина дня проходит как в тумане. Я занимаюсь тем, что расставляю книги на полках и навожу порядок, но мои мысли — это хаотичная смесь предвкушения и тревоги. Время от времени, когда мой взгляд падает на Jetta, припаркованную на улице, сердце бешено колотится.

Когда день подходит к концу, я оставляю Мерфа запирать магазин, а сама отправляюсь к машине. Пытаясь успокоить нервы, делаю глубокий вдох, прежде чем завести двигатель. Я говорю себе, что это всего лишь ужин, но мысль о том, чтобы провести тихий вечер наедине с Каллумом, одновременно возбуждает и пугает.

Я знаю, что не могу доверять ему в том, что он не накажет меня за обед, который я ему приготовила.

Также знаю, что не смогу устоять, если он попытается.

Я заезжаю в гараж за несколько минут до шести и застаю Каллума на кухне. Он стоит у плиты, небрежно одетый в джинсы и рубашку на пуговицах, рукава закатаны по мускулистым предплечьям.

Его вид одновременно успокаивает и тревожит. Мое сердце трепещет при мысли о том, что мы проведем интимный вечер вместе.

— Что здесь происходит? — Я ставлю свою сумку на большой белый мраморный остров и подхожу ближе.

Он поворачивается и улыбается мне через плечо.

— Я готовлю тебе ужин.

Чтобы скрыть свое удовольствие от такого сюрприза, я резко говорю: — О-о. Должна ли я иметь на быстром наборе номер центра контроля за отравлениями?

Усмехнувшись, Каллум снова поворачивается к плите.

— Не все в этом браке обладают таким утонченным чувством мести, как ты.

Я бросаю взгляд на то, что он готовит, а затем с недоумением смотрю на насыщенный сливочно-грибной соус, кипящий в сковороде вместе с золотистыми куриными котлетами.

— Ты готовишь куриную марсалу? Я обожаю куриную марсалу. Это, наверное, мое любимое...

Когда смотрю на него, он улыбается мне — искренней, теплой улыбкой, которая достигает его глаз.

— Блюдо. О чем ты, конечно же, знаешь, — говорю я, мой голос слегка дрожит.

— Тебя это беспокоит? — тихо спрашивает он, его взгляд напряжен.

— Да. Странно, что ты так много обо мне знаешь. — Вздохнув, я добавляю: — Но, как ни странно, меня это не беспокоит. Возможно, в детстве меня часто роняли на голову. У моего отца была очень плохая координация. Он постоянно натыкался на мебель и спотыкался о собственные ноги.

Каллум говорит: — Хотел бы я с ним познакомиться. И с твоей матерью тоже. Они должны были быть невероятными, чтобы вырастить такую дочь, как ты.

Наши глаза встречаются. Мой желудок вздрагивает от нервного напряжения, и я краснею.

— Спасибо.

Он смотрит на мой рот, его взгляд напряжен.

— Не за что, — говорит он, его голос низкий и хриплый.

Момент тянется до тех пор, пока Каллум не отворачивается к плите. Я на мгновение замираю, а потом говорю: — Значит, ты готовишь. Похоже, я ошибалась, когда говорила Софи, что ты даже яйцо сварить не можешь.

Он смеется, явно забавляясь этим.

— Я привык, что люди ошибаются в своих оценках. Почему бы тебе не налить вина, а я встречу тебя в столовой? Стол уже накрыт.

Он жестом показывает на открытую бутылку Pinot на стойке возле плиты.

Чувствуя себя виноватой за его замечание о том, что его неправильно оценили, я молча киваю и несу бутылку вина в столовую. Стол накрыт на двоих, в центре — зажженные свечи и композиция из свежесрезанных цветов.

Я останавливаюсь, чтобы оценить открывающийся вид.

То, что Каллум пошел на все это, несомненно, романтично. И продуманно.

Особенно для человека, который приковал меня к своей кровати и оставил там на ночь, не пожелав и глазом моргнуть.

Он входит с двумя тарелками, пока я наливаю вино в хрустальные бокалы. Каллум ставит тарелки, и мы занимаем места друг напротив друга. Затем он поднимает свой бокал для тоста.

— За мою жену, единственную женщину, которую я когда-либо встречал, которая использует младенческое дерьмо в качестве приправы.

Я поднимаю свой бокал и улыбаюсь.

— Считай это свадебным подарком. Выпьем.

Наши взгляды встречаются над ободками бокалов, пока мы пьем, но через мгновение мне приходится отвести глаза, потому что зрительный контакт слишком напряженный.

Еда восхитительна. Я удивлена, но, наверное, зря. Кажется, у Каллума в рукаве больше сюрпризов, чем у фокусника. Некоторое время мы ведем светскую беседу, болтая о том, как прошел наш день, пока я не вспоминаю о своих опасениях насчет Трейси, и мое настроение портится.

— Что? — внезапно требует он.

Я поднимаю взгляд от своей тарелки.

— Пардон?

— Твое лицо сейчас вытянулось. Что случилось?

Нахмурившись, я говорю: — Удивительно, как ты это делаешь.

— Не меняй тему. Что случилось, Эмери?

Я медленно опускаю вилку и признаюсь: — Я как раз думала о твоей секретарше, Трейси.

— А что с ней?

— Как долго она у тебя работает?

— Около четырех лет.

Четыре года. Это большой срок. Определенно достаточно долго, чтобы обучить ее быть твоей послушной шлюхой.

Осмотрев мое лицо, Каллум произносит: — Дорогая жена. Ты ревнуешь?

— Нет.

Он смеется.

— Ты, кажется, забыла, что я могу сказать, когда ты врешь.

— Что странно, не так ли? Учитывая, что ты меня почти не знаешь.

Его голос понижается, а глаза начинают гореть.

— Я все о тебе знаю.

— Хм. Твой друг-детектив.

Мы смотрим друг на друга через стол, напряжение спадает, пока он не говорит: — Я же сказал тебе, что больше ни с кем не трахаюсь. Это правда.

— Это звучит двусмысленно.

— Как это?

— Ты сказал, что сейчас не трахаешься ни с кем другим. А как насчет прошлого? Твой член случайно оказывался внутри нее?

Каллум облизывает губы и ухмыляется.

— Нет. Но я бы хотел сказать «да», просто чтобы посмотреть, какой будет твоя реакция.

— Не начинай похлопывать себя по спине за доверие, миллиардер. Ты чуть не оторвал голову одному из моих клиентов только за то, что он стоял рядом со мной.

Без тени стыда он признается: — Да. И то же самое произойдет с любым другим мужчиной, к которому ты подойдешь слишком близко. Так что сделай одолжение мужскому населению Лос-Анджелеса и прибереги свои улыбки для мужа, иначе ты можешь оказаться в луже чужой крови.

Когда я смотрю на него в недоумении, он усмехается и откусывает еще кусочек курицы.

Я делаю большой глоток вина, а затем ставлю бокал на стол с большей силой, чем нужно.

— На краткий миг мне показалось, что мы — обычная пара, наслаждающаяся вечерним отдыхом.

— Нормальность переоценивают. И если ты когда-нибудь начнешь сомневаться в этом, прокатитесь еще раз на Ferrari.

— Дайте мне спокойно поесть, пожалуйста. Мой сахар в крови становится опасно низким. Я могу потерять сознание и забыть, что убила тебя.

Я вымещаю свое раздражение на бедном цыпленке марсала, у которого нет ни единого шанса. Тем временем мой муж наблюдает за мной с забавным выражением лица.

— Каллум?

— Да, жена?

— Перестань пялиться на меня.

— Никогда.

— Попробуй.

— Даже если бы попытался, я бы не смог. Это мое любимое занятие.

Что-то в его тоне заставляет меня беспокоиться.

Его забавный взгляд сменяется на первобытный голод, хищный блеск в глазах, который появляется в случайные моменты и всегда застает меня врасплох.

Дыхание сбивается. Сердце начинает колотиться. По нервным окончаниям пробегает электрический заряд. От одного мгновения к другому я перехожу от раздражения на него к ощущению себя мышью, которая понимает, что прямо за ней притаилась кошка, готовая наброситься.

Удерживая мой изумленный взгляд, Каллум мягко говорит: — Милый маленький ягненок. Я дам тебе пять секунд форы.

— Нет.

— Пять.

Я сурово говорю: — Не смейте начинать этот подсчет.

— Четыре.

— Я не шучу. Я не буду убегать. Я проткну тебя вилкой.

— Три.

Мой голос задыхается от нервов.

— Каллум, прекрати.

Его улыбка могла заставить любого демона закричать от ужаса прямо из глубин ада.

— Два.

Во рту пересохло, пульс участился, а волосы на руках встали дыбом.

— Один.

Воздух превращается в огонь. На долю секунды никто из нас не двигается.

Затем в комнату входит Арло, и я чуть не умираю от сердечного приступа.

— Извините, мистер МакКорд, но к вам пришли.

— Отошли их, — говорит Каллум, все еще глядя на меня с голодом.

— Я бы хотел, но боюсь, что он настаивает.

Когда Каллум, нахмурившись, поворачивается к нему, Арло говорит: — Это ваш отец. — Он смотрит в мою сторону. — Он хочет познакомиться с вашей новой женой.

Закрыв глаза, Каллум бормочет: — Черт.

— Должен ли я включить пожарную сигнализацию, чтобы отвлечь внимание?

Мрачный Каллум качает головой.

— Нет. Давай покончим с этим. — Он бросает на меня смертоносный взгляд. — И позволь мне говорить, поняла?

— Как скажешь, миллиардер, — отвечаю я, гадая, в чем проблема Каллума с его отцом.

Что бы это ни было, думаю, я скоро узнаю.