— 36.1—О, долгожданная темнота! Тьма окутала Томлику полностью и сжималась вокруг неё всё плотнее. Вот уже её объятия стали тесны. Они душили, смыкаясь вокруг Томлики чёрными змеями. А у неё опять не было сил, чтобы хоть что-то сделать. Вместо крика с губ слетал сдавленный стон. Вместо улепётывания лишь слабо шевелились пальцы. Вместо жизни обнимала смерть.
И Томлика не понимала, хочет ли она жить или лучше умереть. В последнем случае всё решали за неё, а ей лишь нужно будет расслабиться и принимать. В первом же варианте ей нужно будет всё делать самой, а главное, решать, решать, решать… за всех жителей этих чёртовых земель. И это бесило больше всего! Они что маленькие? Несосознательные? Почему она, а не Пьер? Тому власть нужна, как воздух. А ей также сильно нужна свобода, а не занудство управлением государства на ближайшие годы.
И какая же она дура, что думала, что муженёк может продлить её деньки. Никто не может. Магия теперь не доступна для неё. Как же она будет править? Её же тут же скрутят и уберут, а она и пикнуть не успеет. Вот как сейчас с Пьером. А другой придёт с ножом и всё — кирдык миссии. Тьфу! Тошно!
А тьма всё путала и сжимала Томлику — она тоже претендовала на девушку, имея на неё свои планы. Бывшая чародейка плакала, но уже без слёз — те закончились, как и силы. Томлике казалось, что она истончалась, становясь полупрозрачной, сначала отдавая часть себя тьме, а потом сливаясь с ней окончательно…Бульк. И тишина.
— 36.2—Томлика открыла глаза и сощурилась от яркого света. Зачем она здесь? Она же уже привыкла к тьме, смирилась с ней.
А тут… много солнца, белая постель, куча людей кругом.
Всё прояснялось постепенно. Семь дней в бреду с жесточайшей температурой. Все уже думали, что потеряли её. Кто-то предвкушал с радостью, кто-то ожидал в ужасе. Лечить без магии давно перестали. С нею быстрее и надёжнее. Но на Томлику магия не действовала, пришлось вспоминать давно забытые средства, искать бабку-целительницу, помнившую, как можно обходиться своими силами.
Обошлись. Томлика выжила. Но радовалась ли она этому?
Выгнав всех лишних из покоев и оставив только Злота и Брута, она шепнула им, при этом её лицо исказила боль:
— В меня вошла тьма. ВирийЕдинственный был в её власти, а я не знаю, справлюсь ли с ней. Как я понесу свет с нею внутри?
Брут ободряюще сжал руку названной сестре:
— Я всегда буду рядом.
Злот присел на край кровати и заговорил:
— Слушай, я, пока ты отлёживалась, столько всего нашёл и изучил. От нас слишком многое скрывалось. Тьму-Тарахань процветает на трупах сильных ведьм, если можно верить записям Туесяка, которые я откопал. Продляют жизнь все маги не просто так, а за счёт. За счёт женщин — сильнейших в магии. И это стало первым договором с тьмой. Сильных женщин, владеющих магией, становилось всё меньше и меньше, а жить долго хотелось всем. И тогда тьма расширяла свои права. Магия отнимается в детском возрасте не для того, чтобы усилить нашу магию, то есть живущих здесь мужчин — это сливки, которые снимает и пьёт тьма. И… последние сто лет свою жизнь продлял только король, потому что нечем стало платить по счетам. С того момента только пришлые ведьмы могли восполнить образовавшийся дефицит.
Томлика выдохнула:
— Откуда они брались? — но она уже знала ответ на этот вопрос.
Из таких амбициозных дурочек, как она! Которым не сиделось на месте, которые хотели изменить мир. Да, и совершеннолетие, наверняка, специально отложили до ста лет, чтобы как можно больше не вытерпело, не смогло сидеть и просто ждать, а отправилось в эти земли за другими шансами. Шансами коров на заклание, которые служили кормом для тьмы, а та, в свою очередь, продлевала жизнь, которая давно должна была окончиться.
А что продлевало жизнь ведьмам на Тилуне? Или кто?
Томлика обмякла в кровати. Кажется, она знала ответ.
— 36.3—Томлику оставили одну, чтобы отдыхала, а она думала.
Здесь в Тьму-Тараханских землях магия подвластна только мужчинам, так как всех женщин-чародеек скормили тьме. А на Тилуне напротив волшебничают только женщины и тоже живут долго. За счёт кого?
Вывод напрашивался сам собой — за счёт мужчин, владеющих магией. Сейчас их там нет, а жить долго продолжают. Где берут?
Ответ в голове вертелся только один — здесь. Но как? Как они это проворачивают?
РасспросыЗлота, тятьки Болотного и других важных персон ничего не дали. Никто не помнил ничего такого, и это наталкивало на мысль, что здесь не обошлось без вмешательства магии. Кто-то старательно уничтожил следы.
Но, если и так, то не без помощи чародейства.
А, значит, она найдёт! Ведь теперь от неё ничего не скроешь методами, привычными этому миру. У Томлики появилась цель, и ещё через семь дней она встала. Глаза горели жизнью, а руки покалывало от желания действовать. И у неё был стопроцентный козырь — она видела то, что больше не видел никто. Нити магии, их цвет, толщину, переплетения. Да, за это время во дворце очень и очень наследили другие маги, но королевские следы ни с чем спутать было нельзя — они горели тёмным цветом. И если раньше Томлика видела эту тьму очень расплывчато, словно та норовила ускользнуть, когда девушка присматривалась к ней, то теперь, после того как в Томлику вошла тьма, она видела эти нити даже лучше, чем золотистые. Другие цвета тоже встречались, но значительно реже.
Попросив Злота и Брута сопровождать её, Томлика вышла в коридоры дворца. Не императрицей, а всё той же простой девушкой, желающей докопаться до правды. Она даже отбросила ожидавший её королевский наряд, а Злот наполнил тот её образом, будто сидела Томлика в покоях и читала книгу. Если стучались в дверь, то магический манекен отвечал:
— Я занята. Позже.
Сама же Томлика надела чёрные штаны с попой, висящей у колен. О, как же она по таким соскучилась! Всё лучшим образом устроил Злот. Он нашёл швею, которая, пообещав сохранить всё в тайне, воплотила чаяния Томлики. Образ дополнила широкая тоже чёрная футболка, которая надёжно скрывала все женские прелести.
Брут, увидев названную сестру в таком виде, закатил глаза и вздохнул:
— Ужас!