Танец тьмы. Хроники чародейки

Глава 44, в которой Добромир рассказывает свою историю

— Я настоятельно рекомендую тебе не перебивать меня вопросами и не прерывать. Все эмоции и прочее оставь на потом — так ты узнаешь больше, и выводы могут быть вернее, а мне будет легче. Я никогда не думал, что смогу тебе врать. Но оправдание у меня лишь одно — я никогда не думал, что ты будешь моей.

Ведь звезда в нашей семье, семье графа Льестоуна, он. Я не то, что был на вторых ролях, меня для мира не было вовсе. Злот родился первым и громко закричал, приветствуя жизнь. Рожая меня, умерла мать, и я, будто чувствуя это, замолк и молчал до семи лет. Ни один лекарь ничего не мог сделать. Я знал слова, но не мог ничего произнести, они словно не могли проскочить через горло. Меня записали в немые. Отец возненавидел меня, потому что, как ни странно, любил жену. Он всем сказал, что у него родился один сын, а второй умер вместе с супругой. Он хотел, чтобы я умер.

Меня отправили в деревню Брута, где жила наша троюродная тётка, с единственным наказом, чтобы обо мне никто не слышал и не знал. Так я стал тем, кого нет. Он мне даже не дал имени. Это тетя Флия так меня нарекла, очень необычно, но она хотела, чтобы я нёс мир и добро, вот сама и придумала имя. Отцу даже были неинтересны новости обо мне. Он вычеркнул меня из жизни. Я для него умер в тот день.

Меня нашёл в семь лет Злот. Тогда я и заговорил, наверное, от радости, что меня признали.

Если бы я только знал, что радоваться нечему. Он принёс новости, что отец умер, а за его воспитание взялся дедушка — Туесяк. Но Злот уже тогда был себе на уме и воспитываться не хотел. Он уже к тому моменту знал обо мне. Оказывается, тетка раз в год слала отцу письмо с новостями обо мне. Из-за смерти отца последнее письмо попало в руки Злота.

Как смог, он приехал. И забрал меня к себе. У него были далекоидущие планы. Но нет… не для того, чтобы ввести меня в дом, представить всем, а для того, чтобы я подменял его на нелюбимых обязанностях.

Так мы и стали жить: Злот и я — его тень. Я учился вместо него, много тренировался в магии. А его лет с четырнадцати стали занимать красны девицы — вот он поручал меня изучать любовную магию и по-быстрому передавать знания ему. Злоту не терпелось жить в полную силу, а вот просиживать штаны он ненавидел. За него сидел я и был счастлив при этом. Меня признал брат! Я смотрел ему в рот и беззаветно восхищался, а ещё любил. И радовался — он простил меня за смерть матери!

Мне, на самом деле, было интересно учиться, то есть мне не было в тягость замещать Злота: и ему хорошо, и мне — эта мысль делала меня счастливым.

Дедушка Туесяк был хорошим. Понятное дело, что мы были ему не внуками, а какими-то там праправнуками. И неспроста он занялся обучением Злота.

Он никогда ничего не делал просто так.

Все нити я ещё не смог соединить — не смог создать целостную картину, чтобы поделиться с тобой, поэтому и не хотел этого разговора. Исходя из того, что вся моя жизнь пропитана ложью, то считал, что навряд ли ты мне поверишь. Я врал всем и всегда. Я стёртый с лица земли человек, который потерял брата. Он теперь ненавидит меня.

— Почему? — не выдержала Тия.

Ирдо залпом осушил стакан воды. Они с женой уже сидели за столиком на креслах, стоявших друг напротив друга. Мужчина выдавил:

— Потому что я отнял у него тебя… а, значит, это мне предначертано. Нам… и… — Что предначертано?

— Маленькая моя, потерпи. Если ты будешь перебивать меня вопросами, то я никогда не дорасскажу. И так очень… — он сглотнул, — очень трудно. Посмотреть на всю свою жизнь и признать, какой же никчёмной она была, полной трусости и нехороших дел, нечестных.

Тия не выдержала и бросилась к мужу. Села ему на колени и крепко обняла за шею. Она зашептала ему в ухо:

— Не говори так. Ты самый прекрасный мужчина, кого я знала. И я люблю тебя. — Ты меня не знаешь, — грустно улыбнулся он.

— Моё сердце знает.

— Ты мне не верила и сомневалась ещё тогда, когда не знала, что я всю жизнь только и лгу всем людям вокруг.

— Милый, — прильнула Тия к мужу, — я не верила Злоту, а тебе… тебе верю. Сама удивляюсь, но внутри, как только ты мне рассказал про брата, так стало спокойно. Будто камень свалился или целая гора. У нас не ценят мужчин, считают, что их надо использовать. Но я всегда была против этого. Считала, что они тоже люди, боролась за права мужчин. Но, глядя, как Злот меняет женщин и выбрасывает за ненадобностью, думала, что я стану для тебя такой же — выброшенной. И ненавидела себя за эту слабость к тебе, за то, что защищала ваш пол, за то, что такая дура, а мама оказалась, как всегда, права. Вот, что меня разъедало. Понимаешь?

Ирдо зарылся лицом в волосы Тии и прошептал:

— Мне страшно… страшно поверить, что я кому-то нужен. Такой, как есть. Скоро ты узнаешь обо мне всё, и я не знаю, простишь ли.

— Уже простила! — горячо воскликнула Тия.

— Не говори так, пока не знаешь.

Но Тия замотала головой:

— Я уже знаю, потому что знаю тебя, а ты… — она замолкла.

— Что я?

— Не можешь никого обидеть, тем более меня.

— Я люблю тебя больше жизни, — прошептал Ирдо.

— И я люблю тебя, милый мой.

Тия потянулась к чайнику, чтобы налить ещё чашечку чая, но тот оказался пустым. Так не хотелось прерывать разговор вызовом служанки. Ей же нужно будет сначала всё убрать, потом сервировать стол заново.

— Милый, — попросила Тия, — а зарони какой-нибудь горничной мысль прогуляться мимо наших покоев с горячим чайником. Я выйду и возьму — не хочу, чтобы нарушали наши уединение.

Ирдо развёл руками:

— Я не могу.

Тия мотнула головой:

— С чего бы это? Всегда был первоклассным магом! — она надула губы.

— Во мне не осталось магии, — признался Ирдо. — Я не успел тебе всё рассказать — ты перебила меня.

— Как это не осталось? — не поняла Тия.

— Как у тебя. Я теперь пуст.

— Ох, — выдавила Тия и нажала на кнопку вызова горничной.