Мне дышится легче, когда Калиста находится за запертой дверью моего пентхауса.
Хотя не уверен, что боль у меня в груди когда-нибудь утихнет после того, как я увидел, как она без движения лежит в луже собственной крови. Я думал, что мой худший кошмар случился тогда, когда я нашел бездыханное тело своей матери, но даже это меркнет по сравнению с Калистой, оказавшейся в такой же ситуации.
Я не могу выбросить этот образ из головы, он будто уродливый шрам, который никогда не исчезнет. Я не могу унять дрожь, которая пробивает мое тело. Меня бесит моя слабость, но это психическая реакция на потребность в Калисте.
Она хмурится.
– Ты в порядке?
Кто-то угрожает ей, как я могу быть в порядке? Я вот-вот лишусь гребаного рассудка.
Я встречаюсь с ней взглядом, излучая притворное спокойствие, чтобы она не догадалась о тех мыслях, что терзают меня.
– Да. Ты поела?
Она кивает на тарелку перед собой, на которой осталась половина еды.
– Да, спасибо за ужин.
– Пожалуйста.
На комнату опускается тишина, напряжение между нами усиливается так, что его можно слышать, а у меня внутри, словно струны скрипки, натягивается невыносимое беспокойство. Я барабаню пальцами по столу, чтобы унять свое желание дотронуться до Калисты. Бесполезно.
– Я знаю, что ты спала в больнице, но уже поздно, – говорю я. – Ты хочешь пойти в кровать?
– Да, – ее лицо ничего не выражает, но в голосе слышится такая усталость, что мне еще сильнее хочется обнять ее. – Пожалуй, мне надо прилечь, – говорит она. – Даже если я сразу не усну.
– Тебе нужно принять еще обезболивающих?
Она качает головой.
– Плечо совсем не болит.
Я поднимаюсь на ноги, бросив взгляд на ее недоеденный ужин, а потом на темные круги у нее под глазами. Несмотря на выпавшее ей испытание и очевидную усталость, Калиста сидит с прямой спиной и гордо держит голову. Мое восхищение ее стойкостью растет.
Я поворачиваюсь, чтобы помочь ей, и ее аромат наполняет мои ноздри, напоминая о сегодняшнем утре, когда запах ее киски обволакивал мои пальцы. Она поднимает взгляд, ее карие глаза пристально изучают меня. В эту крошечную паузу я замечаю, что она сомневается, подавать ли мне свою руку, волнение закипает у нее под кожей.
У нее есть причина беспокоиться. Мне потребуется все мое самообладание, чтобы не трахнуть ее сегодня ночью.
Я подтягиваю Калисту к себе, и когда она встает на ноги, тут же отпускаю, чтобы не сделать того, о чем пожалею. Вообще-то я лично не пожалею, если поцелую ее, но судя по ее поведению, она станет возражать.
Мне предстоит долгая ночь.
Эта женщина не понимает, как действует на меня. Один взгляд, одно прикосновение, и я упаду перед ней на колени. Осознание этого меня тревожит.
Калиста проводит ладонями по бедрам, а я молча стою и жду, когда она соберется с силами. Наконец, встретившись со мной взглядом, она слегка улыбается. У меня дергаются пальцы от желания утешить ее, и я сжимаю их в кулаки.
Я коротко киваю и показываю в сторону коридора.
– Я провожу тебя в твою комнату.
– Спасибо.
Она идет рядом со мной, а я придерживаю ее, положив руку на поясницу. Этого прикосновения недостаточно, чтобы утолить мой голод. Каждый шаг будто танец, возможность для меня быть ведомым ей.
Или ей быть ведомой мной.
Когда мы доходим до двери в комнату для гостей, она останавливается и поворачивается ко мне лицом. Я делаю то же самое, чувствуя, как вес моей нерешительности давит мне на плечи. Я должен дать Калисте время вдали от меня, как она и просила, но моя потребность быть рядом с ней, чтобы точно знать, что она в порядке, причиняет мне физическую боль.
– Спокойной ночи, Хейден.
Я открываю рот, чтобы скомандовать ей идти в мою спальню, как только она открывает дверь и заходит в комнату для гостей. Теперь мешкаю я. Если бы мое поведение не шокировало меня, я бы счел забавной эту нерешительность взять то, что хочу.
Я упираю ладонь в дверь, чтобы она не закрыла ее. Калиста удивленно смотрит на меня, но тут же хмурится, когда я делаю шаг к ней.
– Что не так? – спрашивает она, и в ее голосе слышатся нотки подозрения.
– Учитывая то, что с тобой произошло, я сомневаюсь, что смогу заснуть сегодня ночью. Но будь я проклят, если окажусь один в своей постели. Только не когда женщина, которая воплощает все мои самые потаенные желания, находится под моей крышей.
Она опускает взгляд. Но я успеваю заметить промелькнувшую неуверенность в ее глазах.
– Сегодня был тяжелый день…
– Думаешь, я не знаю? Внутри меня что-то умерло, когда я увидел, как ты лежишь там вся в крови, – я протягиваю руки к Калисте, обхватываю ладонями ее лицо, вынуждая ее смотреть мне в глаза. – Не думаю, что ты понимаешь, насколько увиденное все еще убивает меня.
Она распахивает глаза, удивление на ее лице смешивается со страхом, который она скрывала от меня. Теперь, когда я его увидел, я это так не оставлю. Если есть вероятность того, что она хочет, чтобы я был рядом, я не отступлю, пока она не сможет больше отрицать это.
Ради нас обоих.
И ради моего рассудка.
Время словно остановилось, весь мир вокруг перестал существовать. Слова, как произнесенные, так и невысказанные, повисают в воздухе, будто ветерок, который легко не заметить. Я втягиваю воздух ртом, словно пытаясь поймать их, прежде чем передать Калисте.
В виде поцелуя.
Я говорю ей о своем восхищении, преданности и готовности пожертвовать чем угодно ради нее. И все это не произнеся ни слова. Такое заявление не может быть выражено звуками, оно выходит за рамки речи.
Она мгновенно реагирует на мое прикосновение, задрожав, когда я наклоняю ей голову, чтобы проникнуть в нее глубже. Вкус ее губ, тепло ее кожи на моих руках и ощущение ее тела рядом с моим – все это сливается внутри меня. Глубоко разжигает пламя чувств.
Как темных, так и светлых.
Похоть, страстное влечение и вожделение призывают меня взять Калисту здесь и сейчас, удовлетворить свою потребность в этой женщине и в ее теле. Но этими чувствами я жил слишком долго, это тьма, грозящая поглотить меня целиком.
Благоговение, восхищение и забота о ней борются с моими инстинктами, заливая их своим чистым и невинным светом, развязывая войну, в которой мы с Калистой можем исцелиться, – если я не уничтожу их первым.
Жажда, страстное желание обладать телом и душой Калисты охватывают меня. Я завладеваю ее губами и языком, удерживая ее в плену своего желания. Она тихо стонет, и я быстро проглатываю этот звук – доказательство того, что я не одинок в своем отчаянии.
Поцелуй становится неистовым. Я провожу пальцами по ее лицу и волосам, прижимаю ее к себе, пока стены, которые она воздвигла вокруг себя, не падут к моим ногам. Она отвечает мне мимолетным движением тела, чуть заметным, сливаясь со мной, прижимаясь бедрами к моему члену.
Калиста не осознает, что делает мне самый приятный подарок, подчиняясь мне.
Я отрываюсь от нее. Она смотрит на меня, ее губы припухли, а глаза блестят. Я внимательно осматриваю ее лицо в поисках хоть какого-то признака сожаления или, еще хуже, – отвращения.
– Калиста, – хрипло произношу я. Ее имя – это обращение, мольба и требование – все одновременно.
– Хейден.
В этом незамысловатом назывании наших имен и в той силе переживаний, которая нас охватила, я чувствую что-то глубокое. И настоящее.
Она встает на цыпочки, чтобы коснуться моих губ поцелуем, в котором чувствуется неподдельная искренность, отражение страсти и принятие ею меня. Это, может быть, еще не прощение, но уже определенно больше, чем то, на что я мог сегодня рассчитывать.
Я хочу Калисту так сильно, что это выходит за пределы физической близости. Я отказываюсь называть это чувство, но знаю, что оно существует.
И что оно мне сильно необходимо.
Наше дыхание сливается, и неровное биение моего сердца учащается от осознания всей важности этого момента. Открытость в ее глазах отражает мою собственную, создавая ощущение таких единства и связи, каких у меня ни с кем никогда не было.
Я упираюсь лбом в ее лоб.
– Ты нужна мне.
– Я есть у тебя.
– Я не буду нежным.
Она проводит по моей щеке дрожащими пальцами, ее прикосновение успокаивает меня, но вместе с тем выдает ее волнение.
– Я знаю.