Тот, кто держит за руку

Глава 22.

Где ты была? — Маттиас встречает меня вопросом, на который я нагло вру…

Дышала воздухом.

Интересно, как бы он отреагировал, скажи я ему правду? «Была у Марка. Мы беседовали и… держались за руки. Знаешь, это было даже приятно… А когда ты в последний раз держал меня за руку?»

На самом деле, — разворачиваюсь к нему, — я была у Марка. Ты знал, что он живет совсем недалеко от нас?

Угу, — бурчит тот в ответ. И это все, что он может сказать? Я призналась, что была у другого мужчины, а он мне просто «угу»…

Я ходила попросить прощения, — все-таки считаю нужным объяснить я. — Вчера вышла некрасивая сцена… из-за меня.

Ясно.

Ясно? — насмешливо повторяю я слова мужа. — Да ты просто счастливчик, если тебе все вот так просто становится ясно… У меня голова идет кругом от всех бесконечных неясностей, навалившихся на меня!

Маттиас смотрит на меня почти жалостливо, как на капризного ребенка:

Это просто гормоны, милая, ты же знаешь.

Я. Была. У. Марка, — повторяю я с вызовом, ощущая острую потребность вызвать в этом мужчине хоть крупицу полагающихся эмоций. Подозрение, ревность, любопытство… Хоть что-то.

И что? — пожимает он плечами. — Я рад, что вы с ним во всем разобрались… Он хороший парень, ты зря косилась на него все это время.

Я не косилась! — вспыхиваю я.

Косилась, милая, — спокойно возражает мне Маттиас. — Ты просто сама не замечала, как это выглядело со стороны.

А ты, значит, замечал, но ни разу так и не поинтересовался, что было тому причиной?

Я и так это знал, — еще одно пожатие плечами, — ты ревновала Мелиссу к нему… Вы всегда были с ней очень близки, а тут Марк оттянул на себя львиную долю ее внимания, вот ты и куксилась, разве нет?

Дело вовсе не в этом, — от обиды и возмущения я даже перестаю злиться на Маттиаса, должно быть, это шок, попутно анализирую я. — Я просто не понимала, что их связывает… Разве тебе их отношения не кажутся странными? Ты же ее отец.

Тебя тут не было, когда все это началось, — говорит мой муж менторским тоном. — Марк помог нам в один из самых сложных периодов нашей жизни, и за это может по праву считаться другом нашей семьи. Перестать уже к нему цепляться!

Я не нахожу слов, чтобы хоть как-то на это откликнуться: разворачиваюсь и иду на кухню, где застаю свою дочь — при моем появлении она даже не поднимает головы, продолжая молча смотреть в экран своего телефона.

Одета она в зеленый сарафан…

Что ж, мне брошен вызов — не первый и не последний в моей жизни! Я нынче просто какой-то магнит для всевозможных выпадов, придется держать удар.

Включаю чайник и тоже присаживаюсь за стол. Так мы и сидим, пока звонок в дверь не прерывает наше вынужденное молчание. Никто из нас не двигается.

Когда звонок трещит снова, Маттиас кричит нам с дивана:

Кто-нибудь в этом доме может уже открыть эту чертову дверь?

Я не шевелюсь, и тогда Мелисса с возмущенным хмыканьем выходит из кухни. Ее черные волосы отросли у корней, отмечаю попутно, а она так их и не подкрасила… Почему? В прихожей раздаются два голоса, и я даже перестаю дышать в предвкушении дальнейшего развития событий. Голоса приближаются… Боюсь пошевелиться, нервно сжимая свои руки.

Отмираю только когда две девичьи руки обвивают меня сзади за шею и утыкаются мне в волосы.

Спасибо, мам, — щекочет мне щеку теплое дыхание дочери. — Я даже не знаю, что сказать…

Иди сюда, — оборачиваюсь я, заключая дочь в крепкие объятия. — И ничего не говори. Просто больше не сердись на меня, ладно?

Та утвердительно кивает своей чернявой, с отросшими у корней светлыми волосами головой. Я глажу ее, встречаясь взглядом с Марком, стоящим в дверном проеме: он улыбается мне, и я смущенно отвожу глаза.

Как и было оговорено ранее, мы пытаемся реанимировать растерзанный Мелиссой именинный торт, так и оставшийся стоять на праздничном столе. Сам стол тоже стоит неприбранный и заброшенный, словно руины древнего замка, мне бы стоило прибрать его еще вчера, но когда в самой твоей жизни нет никакого порядка, на беспорядок в доме внимания не обращаешь…

Итак мы решаемся на эксперимент, раскладывая по тарелкам, слегка заветрившиеся от долгого стояния, куски размягченного лакомства. Потом я разливаю всем чай, вернее всем, кроме Марка — ему я наливаю чашечку кофе с тремя ложками сахара и большим количеством молока.

Передаю ему чашку и ловлю удивленный взгляд.

Ты не пьешь кофе? — пугаясь я почему-то.

Вовсе нет, очень даже пью, — отзывается он, делая осторожный глоток. Я настороженно слежу за ним, потому и замечаю, как его удивление становится еще более явным.

Что, слишком много сахара? — продолжаю тревожиться я. Сама-то я могу и вовсе обойтись одной ложечкой, а ему бухнула целых три полновесных, с горкой… Что говорится, от души.

Отнюдь, — загадочно улыбается гость. — Все именно так, как я и люблю. Впервые кто-то так хорошо угадывает мои предпочтения.

Должно быть, ты сам говорил мне об этом, — делаю я несмелое предположение, и вижу, как они с Мелиссой многозначительно переглядываются.

Я тебе точно об этом точно не говорила, — категорично заявляет девочка. — Совпадение?

Я пожимаю плечами, не решаясь озвучить собственную мысль — я почти на сто процентов уверена, что заранее знала о предпочтениях Марка. Кто-то точно говорил мне об этом… «Мама всегда смеялась надо мной за эти три огромные ложечки сахара… Говорит, я заработаю себе диабет!» — эти слова так четко звучат в моей голове, что я даже вздрагиваю.

Мам, все хорошо? — спрашивает Мелисса.

Да, просто кое-что вспомнила, — отзываюсь я, выдавливая из себя невозмутимую улыбку. — Так как дела с тортом?

Он не вкусный, — честно выдает Ёнас, морща свой маленький носик.

Все настолько плохо?

Марк и Мелисса в знак подтверждения с извиняющимися улыбками на лицах машут головами.

В таком случае нам остаются только бутерброды, — смущенно пожимаю плечами.

И тут Марк произносит:

У меня есть предложение получше, — он отставляет пустой стакан в сторону. — Мы могли бы позавтракать, скажем, пиццей с двойной порцией сыра, — намекает он на пристрастия моей дочери, — а потом погулять в парке — погода отличная, кстати — и послушать классическую музыку… Я слышал там сегодня выступает городской оркестр, а бабушка — тебе, Ханна, наверняка хочется с ней познакомиться — давно намекала мне на эту возможность, — обращается он ко всем, но смотрит только на меня. — Ну, как вам мой план?

Я за! — выскакивает из-за стола моя девочка. — Я по-любому должна сказать ба спасибо за платье.

Я тоже «за», — повторяет за сестрой Ёнас, пританцовывая от радости.

А ты, Ханна, — обращается ко мне наш гость, — поедешь с нами?

Я немного ошеломлена таким поворотом событий и потому молчу.

Конечно, она поедет, — отвечает за меня дочка. — Это будет весело, и ба будет рада с тобой познакомиться.

Только знакомства с незнакомыми старушками мне и не хватало для полного счастья, саркастически говорю я самой себе.

Маттиас, а ты как, едешь с нами? — обращается Марк к моему мужу, который с пультом от телевизора в руках полулежит в своем любимом кресле.

Э, я не могу, — лениво отзывается тот (при этом он бросает на Мелиссу очередной опасливый взгляд). — Мне надо перед работой заехать к Марко… Просил подсобить с гаражной дверью — ее заклинило. Так что веселитесь без меня, ребятки. Некоторым надо работать…

Ну, как хочешь, — Марк отводит глаза в сторону, резким взмахом откидывая волосы со лба.

В машине я сижу рядом с Ёнасом на заднем сиденье, постоянно одергивая слегка топорщащийся край белой футболки — пора бы озаботиться новым гардеробом, но это сейчас меньшая из моих проблем. Я так напряжена, что даже ломит челюсти: положи орех — разгрызу враз. И все из-за парня на водительском сиденье, с бабушкой которого я еду знакомиться… Я еду знакомиться с его бабушкой!

В голову упорно лезут воспоминания про нас с Маттиасом: о том, как я точно также сидела в душном салоне его маленького «фиата» и тряслась от мысли о скором знакомстве с его теткой Мартиной. Та, как я знала, была той еще грымзой и уделяла племяннику не больше внимания, чем тому же сливному бачку в своем туалете, но приличия требовали хотя бы раз свидеться с ней с глазу на глаз. Родители мужа погибли, когда ему было десять.

Вскоре после того знакомства, мы с Маттиасом подали заявление в ЗАГС и зарегистрировали наш брак тихим летним утром 15 августа… Мне едва исполнилось восемнадцать — и я уже два месяца была беременна Мелиссой.

… Не могу не думать о таких совпадениях, как беременность, скорое знакомство… и мужчина со мной в автомобиле, мужчина, который сегодня утром держал меня за руку так нежно и трепетно, что зародил неправильные мысли в моей голове. Может быть, это профессиональная особенность, увещеваю я самое себя: умение слушать и проявлять сочувствие — а я напридумывала не бог весть что. Нынче моя фантазия работает на износ!

Тебе понравится Мария, она классная! — оборачивается ко мне моя дочь, лучась беззаботной улыбкой. От нее приятно пахнет ванильными кексиками, отмечаю я вскользь, и вообще она вся такая юная, свежая и очаровательная, так напоминает меня саму в пору моей юности, что я через силу проталкиваю из горла простые слова:

Уверена, так и будет, милая, — а потом утыкаюсь в боковое стекло и слежу за тем, как мы паркуемся в зоне для посетителей. Вот мы и приехали…

Ты как будто бы чем-то расстроена, — говорит мне Марк, когда мы направляемся к жилому комплексу в виде изогнутой буквы «П» и дети убегают вперед по хорошо известному им маршруту. — Может, расскажешь, в чем дело?

Ох уж мне этот его заботливый тон…

Со мной все хорошо. Не стоит волноваться! — Потом меняю тему разговора: — Мелиссе, действительно, идет это платье. Я сто лет не могла заставить ее надеть нечто подобное, ей нравилось пугать людей своей боевой раскраской.

Она, действительно, способна быть устрашающей, — улыбается он мне. — Но это лишь маска, как и у многих из нас, — он ловит мой внимательный взгляд и отводит волосы с лица. — И ей вовсе не нужна боевая раскраска, чтобы быть собой — для этого ей достаточно внутреннего «стержня», который у нее покрепче, чем у многих.

Так странно слышать нечто подобное от стороннего человека… Интересно, а что он думает обо мне? Мы какое-то время идем молча, и молчать с ним легко, словно мы и в самом деле давние, хорошие друзья. Кто бы сказал мне об этом еще вчера днем…

Спасибо, что простил мою вчерашнюю выходку, — искренне обращаюсь я к Марку. — И спасибо, что тратишь на нас свое время. Уверена, у тебя есть дела поважнее!

Вовсе нет, — меланхолично отзывается он, смотря себе под ноги с рассеянной сосредоточенностью. — Других важных дел у меня сейчас нет… — Потом поднимает на меня свои серо-голубые глаза — и я даже, кажется, покрываюсь испариной, различая в них продолжение несказанных слов и подтверждение своих неясных догадок. Боже мой, неужели это правда?

Мы как раз входим в фойе общежития для пожилых людей, которое, если честно, больше похоже на холл пятизвездочной гостиницы где-нибудь на Майорке: яркий, блестящий пол, выложенный гранитными плитами, стойка ресепшн, выкрашенная в веселый желто-оранжевый цвет, и миленькие диванчики у большого панорамного окна, на которых разложены стопки газет и журналов, призванных скрасить досуг самого придирчивого жильца данного заведения.

На одном из таких диванчиков я замечаю маленькую старушку в ярко-красном блейзере и бежевых брючках, она листает глянцевый журнал и отхлебывает из кофейной чашечки размером с наперсток. Пусть это будет не она, взмаливаюсь я мысленно, эта ухоженная, аристократическая старушка «аля- королева Виктория» пугает меня до колик. Или это просто шалит мой малыш? Прижимаю руку к животу и замираю на месте, наблюдая как дети подходят именно к этой «аля-Виктории», и Мелисса начинает дефилировать перед ней в своей изумрудно-зеленой обновке. Та улыбается, похлопывая Ёнаса по хлипкому плечику, за которое она его по-собственнически приобнимает…

Не могу я к ней подойти.

Ты идешь? — протягивает мне руку мой спутник, до этого тоже безмолвно наблюдавший за этой сценой. — Я познакомлю тебя с бабушкой.

Я не могу к ней подойти. Но и в ловушку эту больше тоже не попадусь — никаких рук, неужели он, в самом деле, этого не понимает? Игнорирую его теплую, манящую ладонь и подхожу к фрау Ридель, ощущая себя гадким утенком, затесавшимся в благородное семейство.

Добрый утро, фрау Ридель, — протягиваю ей правую руку, другой незаметно — очень на это надеюсь! — оттягивая край, постоянно задирающейся, футболки.

Доброе утро, милая, — отзывается та, с вежливым любопытством сканируя всю мою непрезентабельную внешность. — Вот ты значит у нас какая, Ханна Вебер! — дружелюбно констатирует она, не выпуская моей руки. — Такая юная и красивая…

Не ощущаю себя ни юной, ни тем более красивой, но все равно смущенно опускаю глаза…

А это у нас кто? — старушка смотрит на мой округлившийся живот, занеся над ним свою по-птичьи тонкую руку-лапку. — Можно?

Я молча киваю, и эта рука ложится на мой четырехмесячный животик, пропутешествовав по нему несколькими круговыми движениями. Это даже приятно…

Я лишь однажды была беременна, — говорит она почти ностальгически, — да и то неудачно.

Что значит, неудачно, изумляюсь я мысленно, она потеряла ребенка? Но как же тогда ее внук… И старушка, кажется, догадывается о моем замешательстве, так как с улыбкой добавляет: — Нет, нет, дочь я свою все-таки родила да вот только характерами мы с ней так и не сошлись, — тяжелый, наигранный вздох. — Неудачное родство — мы с ней никогда не понимали друг друга. Не то что с тобой, деточка! — кивает она моей дочери, которая на фоне фрау Ридель кажется почти великаншей. — Хорошие у вас детки, Ханна, я к ним очень привязалась. Надеюсь, вы не против нашего с ними общения?

И что я должна на это ответить?

У них никогда не было бабушки, — отвечаю я просто, — и ваша привязанность, как я вижу, взаимна.

Да, думаю, вы правы, девочка моя, — посмеивается старушка, тиская Ёнаса за пухлые щечки. — Рада что наконец-то могу с вами познакомиться, — она снова устремляет на меня свой проницательный взгляд, — в последнее время мне вашим именем все уши прожужжали, так что я вас как будто бы заочно давно знаю… а теперь и лично.

Говоря это, она с хитрецой поглядывает на своего внука, и, хочет она того или нет, я эти их переглядывания замечаю. И даже по-своему интерпретирую.

Я тоже рада нашему знакомству.

Вот и славно, милая, — старушка хлопает в ладони, подхватывая с диванчика маленькую дамскую сумочку. — В таком случае, не мешало бы закрепить наше знакомство хорошей порцией мороженого! В честь нашей встречи… и в честь именин, конечно же, — заключает она восторженно.

Мои дети хлопают в ладоши и вьются вокруг маленькой «королевы Виктории», словно ее верные подданные, получившие незаслуженную милость.

Кстати, — вдруг обращается она к Мелиссе, — а где же обещанный мне торт? Надеюсь, он ждет меня в машине?

Мы все неловко переглядываемся, словно нашкодившие котята, а потом Марк выручает всех нас:

Боюсь, этот торт вышел неудачным, ба. В следующий раз получится лучше!

Та приподнимает свои тоненькие бровки, слегка сдобренные косметическим карандашом, но уточнять ничего не берется. Умная старушка. И мы, наконец-то, дружной компанией проделываем весь нас предыдущий путь по парковке в обратном направлении — и я чувствую себя, на удивление, спокойной и даже… чуточку счастливой.