Твоя навеки

Глава 10

Когда в конце летних каникул Санти сообщил, что уезжает учиться в Америку на два года, София выбежала из комнаты в слезах. Санти помчался за ней, но она кричала, чтобы он оставил ее в покое. К счастью, он не стал слушать ее и прошел вслед за ней на террасу.

— Ты уезжаешь через месяц? Как же так получилось, что я не знаю об этом ничего? — воскликнула она, поворачивая к нему свое сердитое лицо.

— Я ничего не говорил, потому что планировалось, что я поеду в сентябре к началу учебного года, но мне хотелось бы полгода попутешествовать, а потом уже приступать к занятиям. Я знал, что в любом случае ты будешь расстроена.

— Я узнала все последней, да? — рыдала она.

— Наверное, да. Я не уверен. Честно говоря, никто особенно этим не интересуется, — ответил он, пожав плечами.

— Два года? — повторила она, вытирая слезы.

— Да, почти два года.

— А сколько месяцев? — шмыгнула носом София.

— Я не знаю.

— Но когда ты вернешься?

— Через лето. В октябре или в ноябре, точно не известно.

— Но почему ты не можешь быть таким, как все?

— Потому что папа сказал, что мне обязательно надо пожить в других странах. Так я сумею улучшить свой английский и получу хорошее образование.

— Я могу помочь тебе улучшить английский, — робко проговорила она, улыбаясь сквозь слезы, так что он казался ей радужным размытым пятном.

Санти рассмеялся.

— Это было бы очень интересно, — протянул он.

— Но на каникулы ты вернешься? — с надеждой в голосе спросила она.

— Я не знаю, — пожал он плечами. — Мне хочется попутешествовать, посмотреть мир. Наверное, я проведу каникулы в других странах.

— Ты что, даже на Рождество не приедешь? — не скрывая ужаса, воскликнула она. Она вдруг ощутила пустоту, которая заполняла ее при одной мысли о том, что ей предстоит прожить без него два года.

— Папа и мама приедут ко мне в Америку.

Он наблюдал, как его кузина опустилась на пол и начала рыдать, грозя затопить слезами все вокруг.

— Софи, я вернусь, ведь два года не такой уж долгий срок.

Он был искренне удивлен ее бурной реакцией.

— Это очень долгий срок. Это вечность, — всхлипывая, произнесла она. — А что, если ты влюбишься и женишься на американке? Я больше никогда не смогу увидеть тебя снова.

Санти рассмеялся. Он обнял Софию и притянул ее к себе. София закрыла глаза и представила, что он любит ее так же страстно, как она его, — тогда ему и в голову не пришло бы, уезжать от нее.

— Вряд ли я захочу жениться в восемнадцать лет! Это кажется мне таким глупым. И жениться я собираюсь только на аргентинке. Ты же не думаешь, что я смогу надолго покинуть родину?

София покачала головой.

— Не знаю. Но я не хочу терять тебя. Я останусь здесь с Ферчо и Августином, и некому будет защитить меня. Наверное, они добьются того, что я вообще перестану играть в поло.

Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в шею. От него пахло лошадьми и тем особенным мужским запахом, от которого ей хотелось высунуть кончик языка и лизнуть его кожу.

— Я напишу тебе, — попытался он успокоить ее.

— Обещаешь?

— Я обещаю. Я буду писать длинные письма и все тебе рассказывать. А ты будешь отвечать мне и сообщать обо всем, что происходит здесь.

— Я буду писать каждую неделю, — решительно заявила она.

Ощущая его сильные объятия, София осознавала, что ее любовь к нему вышла за границы чувств, которые испытывают к брату, пусть и к самому близкому и дорогому. Ее чувство было намного глубже обычной сестринской привязанности. Она любила его, но раньше не давала себе труда проанализировать свои ощущения. Однако теперь, когда она прильнула к нему губами, когда жадно вдыхала его запах, София знала, что желание не отпускать его от себя, было продиктовано любовью и ничем другим. Он не просто нравился ей — она любила его страстно, по-настоящему. Она любила его сердцем и душой. Теперь она понимала все.

На мгновение София утратила контроль и чуть не призналась ему. Но она знала, что не должна так поступать. Она знала, что он любит ее как сестру. Если она откроется ему, он будет смущен темной стороной ее натуры, он будет сбит с толку или того хуже — убежит от нее. Поэтому она просто сидела рядом, крепко прижавшись к нему всем телом. Сердце ее колотилось в груди, как пойманная в силки птица, которая хочет вырваться из тесной клетки, взмыть в небо и запеть. Он же не понимал, что с ней происходит.

Санти вернулся в дом, бледный и растерянный. Он сказал Марии:

— Она вся в слезах. Я не могу поверить тому, что вижу. Она потрясена до глубины души. Я знал, что София будет расстроена, но не представлял, что до такой степени, — она просто раздавлена этой новостью. Когда я уходил, она сорвалась с места и убежала.

Мария немедленно помчалась на поиски своей кузины. По пути она столкнулась с Дермотом, игравшим в крокет с Антонио, мужем Соледад, который следил за порядком в поместье. Когда Мария сказала Дермоту о том, что София убежала, и объяснила причину, тот отложил клюшку и закурил свою трубку. Он любил внучку, как любил когда-то свою дочь, — так же сильно и беззаветно. Для него она была подобна солнцу — источник тепла и света. Когда он прибыл в Аргентину после смерти жены, именно маленькая София спасла его от тоски и желания поскорее присоединиться к любимой жене. Он часто повторял: «Это настоящий ангел, спустившийся с небес. Мой ангел».

В повозке, которой управлял Антонио, дедушка О'Двайер отправился к дереву омбу. Ему было намного спокойнее с Антонио или с Жозе, чем с семьей своей дочери, несмотря на то, что он мог общаться с ними лишь жестами. София сидела высоко на дереве, опустив голову на руки. Заметив приближение повозки, а потом дедушку, нетвердой походкой подходящего к дереву, она спрятала лицо в ладонях и громко зарыдала. Дедушка стал у дерева и позвал ее спуститься вниз.

— Ничего хорошего не выйдет, если ты будешь плакать, София Мелоди, — сказал он, попыхивая своей трубкой.

Она прислушалась к его словам и начала медленно спускаться. Когда она оказалась на земле, они присели на траву, залитую мягким утренним светом.

— Значит, Сантьяго уезжает в Америку.

— Он покидает меня, — простонала она. — Я последней узнала о его отъезде.

— Но он вернется, — добродушно заметил дедушка.

— Он уезжает на два года. Два года! Как я буду жить без него?

— Но ты будешь жить без него, — грустно произнес дедушка, вспомнив свою любимую жену. — Ты будешь жить, потому что у тебя нет другого выхода.

— О, дедушка, я умру без него.

Дедушка О'Двайер, лениво попыхивая трубкой, наблюдал, как дым легкими волнами поднимается в воздух и медленно рассеивается на солнце.

— Надеюсь, мама не знает обо всем этом, — с серьезным видом заметил он.

— Конечно, нет.

— Я думаю, все это ей очень не понравится. Если она узнает, тебя ждут крупные неприятности.

— Но что плохого в том, что я люблю кого-то? — возмутилась она.

Дедушка удивленно посмотрел на нее.

— Сантьяго не кто-то. София Мелоди, он твой двоюродный брат.

— Ну и что?

— Это многое меняет, — просто ответил дедушка.

— Пусть это будет нашим секретом.

— Как мой ликер, — хмыкнул дедушка, облизнув губы.

— Вот именно, — согласилась София. — О, дедушка, мне хочется умереть.

— Когда мне было столько лет, сколько тебе, я любил одну очень красивую девушку. Она уехала в Лондон на три года. Заметь, Сантьяго едет только на два года. Но я знал, что если ждать, то обязательно дождешься того дня, когда любимый человек вернется. И знаешь почему, София Мелоди?

— Почему? — насупившись, спросила она.

— Тот, кто умеет ждать, получает все.

— Нет, не все.

— Ты ведь не пробовала.

— Мне и не надо.

— А я ждал. И знаешь, что было дальше?

— Она вернулась, вы встретились и поженились, правда?

— Нет, не так.

София взглянула на дедушку с любопытством.

— Она вернулась, а я вдруг понял, что больше не люблю ее, как прежде.

— Но, дедушка, ты же сказал, что тот, кто ждет, получает все.

Она смеялась.

— Те, кто ждут, обретают мудрость. Время дает нам возможность отступить на шаг и посмотреть на все со стороны. Мудрость позволяет нам понять: так ли важно получить то, чего ты хочешь в этот момент всем сердцем? Годы ожидания дали мне мудрость. Когда она вернулась, я решил, что из наших отношений не выйдет ничего хорошего. К счастью, я не женился на ней, иначе так и не понял бы, что есть человек, предназначенный мне судьбой. Я не встретил бы твою бабушку.

— Как бы я хотела знать ее! — произнесла София.

Дедушка О'Двайер глубоко вздохнул. Не проходило и дня, чтобы он не вспоминал свою жену. О ней ему напоминали пение птиц, шум ветра, луч солнца. Она была во всем, и ее светлый образ поддерживал его в трудную минуту.

— Мне бы тоже этого хотелось, — ответил он, и глаза его затуманились. — Она бы полюбила тебя, София Мелоди.

— Я похожа на нее?

— Нет, внешне на нее похожа твоя мама. Но у тебя есть и ее очарование, и ее сила.

— Ты скучаешь по ней, дедушка?

— Я очень скучаю по ней. Не проходит и дня, чтобы я не подумал о ней. Она являлась для меня всем.

— Санти тоже для меня все, — ответила София, возвращая дедушку к проблемам настоящего. — Он для меня все, дедушка. Честно. Я это сама недавно поняла. Я люблю его, дедушка.

— Он для тебя все, но ты еще очень молода.

— Но, дедушка, я не хочу никого, кроме Санти. И никогда не будет по-другому.

— Это пройдет, София. Подожди немного, и появится молодой человек, который выбьет у тебя почву из-под ног, как это случилось с твоими родителями много лет назад. Пако сразил Анну Мелоди своим романтизмом.

— Нет, не будет такого, потому что я люблю Санти, — упрямо произнесла София.

Дермот О'Двайер скривил в усмешке уголок рта, продолжая попыхивать трубкой. Он посмотрел в горящее нетерпением лицо внучки и кивнул.

— Это будет справедливо, София Мелоди, если ты дождешься его. Он вернется. Он ведь не уезжает навсегда.

Как и обычно, дедушка О'Двайер не мог долго противиться желаниям своей внучки. Даже если речь шла о ее любви к Сантьяго Соланасу.

— Нет.

— Тогда наберись терпения. Только терпеливая кошка поймает мышку.

— Нет, не так. Только быстрая кошка схватит мышку.

Ее лицо озарилось улыбкой.

— Ну что ж, если ты настаиваешь, то пусть будет так, моя дорогая.

В начале марта, когда листва на деревьях начинает опадать, после долгих летних каникул, которые тянулись с конца декабря, София стояла перед домом Мигеля и Чикиты, чтобы сказать Санти «до свидания». Глядя на густые тени, которые, казалось, росли, чтобы напугать ее, она вспоминала слова дедушки О'Двайера. Она будет терпеливой кошкой, которая, в конце концов, схватит мышку. Она будет ждать его и не станет смотреть в сторону других парней. Она останется верной ему до конца дней.

Последние несколько недель были очень тяжелыми для Софии. Она боялась, что расплачется и этим выдаст себя в присутствии Санти. Ей приходилось сдерживать себя каждый раз, когда хотелось сказать: «Я люблю тебя». У нее и вправду могли бы сорваться с уст эти слова, когда эмоциональное напряжение достигало предела. Софии приходилось скрывать свои чувства от членов семьи, в то время как ей хотелось выплакаться, настолько пусто было у нее на душе.

Санти очень осторожно высказывался теперь о предстоящем путешествии, чтобы лишний раз не травмировать ее. Он боялся снова довести ее до слез. Его очень тронули ее непосредственность и сила привязанности к нему. Он ощущал себя героем, который отправляется покорять чужие земли под стенания женщин, готовых рвать на себе волосы от одной мысли о предстоящей разлуке. Он знал, что не будет скучать по ней. Конечно, он будет писать Софии, как своей младшей и обожающей его сестре, но он будет писать также и Марии, и матери. Его ждала Америка — эта страна манила его своей открытостью. Она обещала ему встречу с длинноногими красотками, не слишком обремененными высокими моральными принципами. Он не мог дождаться момента, когда пересечет границу. Кроме того, София будет здесь, когда он вернется.

Наконец Санти вышел из дома. Антонио с багажом следовал за молодым сеньором. Санти обнял плачущую Марию и обменялся крепким рукопожатием с Фернандо, который в глубине души радовался отъезду брата. Фернандо думал о разлуке с Санти с облегчением. У брата все получалось, он умел всех очаровывать, со всеми ладить, всех рассмешить. Он плыл по морю жизни, как легкий парусник, в то время как Фернандо ощущал себя тяжелым буксиром. Ему приходилось тяжело и упорно работать, но результат, которого он достигал, не радовал его самого. Нет, он не жалел о том, что брат уезжает. Теперь, когда Фернандо не будет находиться в его тени, он может немного насладиться ролью лидера. Панчито сидел на руках у старенькой Энкарнасион. Он был слишком мал, чтобы понимать смысл происходящего. Когда Санти обнял Софию, он снова пообещал ей, что будет часто писать.

— Ты уже не сердишься на меня? — спросил он, широко улыбаясь.

— Еще как сержусь, но прощу, как только ты вернешься, — ответила она, сдерживая слезы.

От его прикосновений у нее шла кругом голова, но Санти не подозревал, как тяжело ей сдерживать себя, чтобы не разрыдаться при всех. Когда он поцеловал ее, у нее остановилось дыхание, а кровь прилила к щекам. «Он уедет, уедет, уедет», — стучало в голове. Софии казалось, что она не сможет дышать, но, как и предсказывал дедушка О'Двайер, у нее не было другого выхода, и она сделала новый вдох. Она продолжила жить.

Мигель и Чикита сели в машину и крикнули сыну, чтобы тот поторопился. Они опаздывали. Он махнул всем с заднего сиденья. Фернандо зашел в дом. Мария и София стояли и смотрели вслед машине даже после того, как она исчезла из виду.

Следующие несколько дней тянулись мучительно долго. София пребывала в дурном расположении духа, и никто не мог развеять ее плохого настроения, даже дедушка О'Двайер, с его резкими замечаниями. Мария только и делала, что щебетала, чем раздражала Софию еще больше. Ей так хотелось побыть одной, чтобы полностью отдаться своей тоске. Каникулы уже подходили к концу, а с ними заканчивались и длинные летние дни. Наконец Мария решила, что с нее хватит.

— Ради всего святого, София, прекрати это, — сказала она, когда ее кузина отказалась играть с ней в теннис.

— Прекратить что?

— Выглядеть так, как будто ты носишь траур.

— Я грущу, вот и все. Разве мне нельзя грустить? — язвительно заметила София.

— Он всего лишь твой кузен. Ты ведешь себя так, словно влюблена в него.

— Я действительно влюблена в него, — забыв о стыде, ответила София. — И мне плевать на то, кто об этом знает.

Мария была явно шокирована.

— Он твой двоюродный брат, София. Ты не можешь любить своего двоюродного брата.

— А я люблю. У тебя из-за этого какие-то проблемы? — с вызовом спросила она.

Мария секунду помолчала. Ее захлестнула волна ревности. Она вскочила на ноги и бросила Софии:

— Тебе пора вырасти! Уже прошло время детских увлечений! В любом случае, Санти в тебя не влюблен. Иначе ему не понравилась бы Ева. Разве ты не видишь, что выставляешь себя на посмешище? Это настоящий позор, то, что ты сказала. Как можно быть влюбленной в члена своей семьи?! Это инцест. Вот как это называется — инцест, — с нажимом произнесла она.

— Инцест — это связь брата и сестры. А Санти мой кузен, — парировала София. — Ты, наверное, больше не хочешь быть мне подругой?

Мария растерянно наблюдала за тем, как ее кузина выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что на пол посыпалась штукатурка.

Мария разразилась слезами. Как София могла влюбиться в Санти? Он был ее кузеном. Это против всех правил. Она сидела, думая о том, что произошло и, прокручивая в уме услышанные от Софии слова. Мария пыталась разобраться в своих ощущениях. Ревность, отчуждение... Они всегда были втроем. А теперь внезапно их осталось только двое, и места для Марии не было.

К началу учебного года София все еще не разговаривала с Марией. Они сидели в машине, храня ледяное молчание, пока Джакинто вез их в школу. София демонстративно отказывалась даже смотреть в сторону кузины. Мария и раньше ссорилась с Софией, но всегда уступала первой. Каким-то образом София умела сохранять враждебное настроение дольше, чем это было принято между близкими друзьями. У нее был талант отключать эмоции, когда ей требовалось. Она словно получала удовольствие от мелодрам. Во время перемен она намеренно избегала Марию. Громко смеясь с другими подругами, София бросала в сторону своей кузины злые насмешливые взгляды.

Мария была твердо намерена не сдаваться. В конце концов, не она затеяла ссору. София сама вовлекла ее в этот глупый спор. На этот раз у нее не получится выйти сухой из воды. Первые несколько дней Мария делала вид, что не замечает Софию. Вечерами она плакала до тех пор, пока не засыпала, не в силах понять, что происходит. В течение дня она скромно занималась своими делами, а Софии удалось и других девочек настроить против нее. Она умела оказывать влияние на людей. Как только одноклассницы узнали о том, что между подружками произошла ссора, они тут же приняли сторону Софии.

Через неделю Мария уже не могла этого выносить. Чувствуя себя несчастной и одинокой, она решила оставить гордость и написала кузине записку: «София, прошу тебя, давай снова будем друзьями». София же, похоже, упивалась своим триумфом. Ей нравилось заставлять Марию страдать. Не получив никакого ответа, Мария написала вторую записку: «София, я прошу у тебя прощения. Мне не надо было говорить тебе ничего. Я была неправа и глубоко в этом раскаиваюсь. Давай будем друзьями».

София, которой весьма льстило такое внимание, повертела записку в руках, решая, что же ей делать. Наконец, когда Мария разрыдалась на уроке истории, она поняла, что зашла слишком далеко. Во время перерыва София нашла Марию. Та плакала, сидя на ступеньках. Присев рядом с ней, она сказала:

— Я больше не люблю Санти.

Она не хотела, чтобы Мария разболтала об этой истории. Мария посмотрела на нее с благодарностью, и ее лицо, залитое слезами, озарилось улыбкой. Она ответила, что теперь для нее это не имеет значения.