Твоя навеки

Глава 28

— Я знала, что за моей спиной что-то происходит, — еще с того самого уик-энда, когда ты пригласил Гонсало, — сказала Заза спустя месяц. — Я видела это в твоем взгляде, Давид. Ты плохой актер.

Она хрипло рассмеялась. Он позвонил ей в то утро, чтобы пригласить на обед, так как дела позвали его на несколько дней в город.

— Я не могу заставить себя расстаться с Софией даже на час, — признался он Зазе.

Они сидели за маленьким столом в уютном ресторане.

— Гонсало был потрясен, — сообщила она ему, поднося к своим алым губам бокал с вином.

— Я думал, что она обязательно в него влюбится, — робко проговорил он.

— Я тоже, и именно поэтому обрадовалась твоему приглашению. Если бы я хотя бы догадывалась о твоих чувствах к ней, то ни за что не повела бы себя бестактно. Ты простишь меня?

— Ты такая порочная дама, Заза, — хмыкнул он, открывая меню. — Но ты знаешь, как я тебя люблю.

— И что ты собираешься делать? Не возражаешь, если я закурю?

— Нет-нет.

— Ну?

— Я не знаю.

— Ты на ней женишься, конечно.

Произнеся эти слова, она ощутила, как ее горло сжалось.

— Я не знаю. Что мы закажем? — спросил он, подзывая официанта.

Но Зазу не так просто было сбить с пути, если она видела цель. Она быстро сделала заказ и вернулась к волнующей ее теме.

— Она захочет выйти замуж. Все девушки хотят замуж. А как же Ариэлла?

— А что Ариэлла? Мы ведь в разводе уже семь лет.

— Ты рассказал Софии о ней? Она захочет узнать подробности.

— А что ее может заинтересовать? Ариэлла была моей женой, хорошо ухаживала за садом.

— Она была стервой, потрясающе красивой, но безнадежно стервозной женщиной, — проговорила Заза, выплевывая слово «стервой», как будто она жгло ей язык. — Она придет в ярость, когда узнает.

— Нет, она ничего не узнает, потому что она сейчас во Франции со своим любовником, — сказал он.

Когда-то сама мысль о том, что его жену увел от него француз, вызывала у Давида головокружение. Ему очень тяжело далось расставание с Ариэллой, но все это осталось в прошлом. Теперь у него была София, которую он любил больше всего на свете. Он не помнил, чтобы испытывал хоть толику подобных чувств к Ариэлле.

— Она вернется, чтобы задать тебе перцу, готова поспорить. Как только ты покажешь, что у тебя все наладилось, ей захочется вернуть тебя. Ариэлла очень странная дама — она всегда хочет именно то, чего не может иметь.

— Ты ее не понимаешь, — решительно возразил Давид.

— Но ты тоже не можешь похвалиться тем, что знаешь ее. Только женщина способна понять другую женщину. Я ее вижу так, как не дано видеть тебе. Она для меня воплощение зла и коварства. Ей нравится принимать вызов судьбы. Она любит шокировать, преподносить неожиданности. Ей нравится мутить воду, — сказала Заза, прищурив взгляд. — Она просто мастер по этой части. Конечно, я оказалась ей не по зубам. Она не могла меня раскусить, но я готова поклясться, что она вернется.

— Хорошо, довольно о ней, как дела у Тони? — спросил Давид, подвигаясь в сторону, чтобы дать возможность официанту поставить блюдо с морским окунем, которого он заказывал.

— А твоя мать? Ты говорил с ней? София уже познакомилась с ней? — продолжала допытывать его Заза, игнорируя вопрос.

Она склонилась над тарелкой супа с пастернаком.

— Нет, она с ней еще не знакома.

— Но ведь этого не избежать, не так ли?

— У меня нет никаких причин считать это знакомство таким уж необходимым.

— Думаю, что от Ариэллы она была в восторге. Порода, хорошая семья. Яркая, умная, выпускница Оксфорда. Аристократка до мозга костей. София придется ей не по нраву, потому что она не сможет сказать о ней: «О, это те самые знаменитые Соланас из Норфолка». Она не сможет принять ее, так как ей ничего не известно об Аргентине. О, милый, она хоть католичка?

— Не знаю, да я и не спрашивал, — признался Давид, стараясь не потерять терпения.

— Бог ты мой! Ты же единственный сын... Хотя, может, это и заставит ее подумать, прежде всего, о твоем счастье.

— Я не говорил матери ни слова о Софии и не собираюсь. Это не имеет к ней никакого отношения. Она только найдет повод придраться ко мне. Зачем давать ей карты в руки?

— Меня всегда поражало, как у этой женщины-дракона, какой я считаю Элизабет Гаррисон, мог родиться такой потрясающий сын, как ты, Давид. Это до сих пор приводит меня в изумление.

Она взмахнула ложкой в воздухе, как будто сигаретой.

— Теперь, когда допрос подошел к концу, может, расскажешь мне, как обстоят дела у Тони? — спросил он с улыбкой.

Давид возвращался в свой офис по холодным октябрьским улицам, засунув в карманы руки в перчатках и приподняв воротник от ветра. Он думал о Софии и улыбался. Она не захотела ехать с ним в Лондон, предпочтя остаться за городом в компании своих любимых собак и лошадей. С того самого памятного вечера, когда у Давида в гостях был Гонсало, они с Софией пребывали в состоянии безмятежного счастья. Друзья приезжали и уезжали, но время, когда они оставались наедине, пожалуй, было самым желанным для них: они катались на лошадях, гуляли по лесу и занимались любовью перед пылающим камином в гостиной.

Ему нравилось, как она нарушает привычный режим его работы, являясь в офис и прижимаясь к нему. Его сводили с ума ее прикосновения. По вечерам она лежала перед телевизором, свернувшись калачиком и с наслаждением попивая горячий шоколад с печеньем, пока он читал в маленькой зеленой гостиной по соседству. Ночью она так прижималась к нему, что ему становилось жарко, и он тихонько высвобождался из ее объятий, боясь потревожить ее сон. Если она просыпалась, он тут же обнимал ее и ласкал до тех пор, пока она снова не погружалась в сон. Ей была необходима его близость. Ей хотелось ощущать себя в полной безопасности.

София не виделась и не разговаривала с Мэгги и Антоном несколько месяцев. Дейзи поддерживала с ней связь и даже приезжала пару раз в гости. Она все еще работала в салоне и держала Софию в курсе всех новостей. Дейзи умоляла ее позвонить Мэгги.

— Если ты этого не сделаешь, она решит, что ты стала слишком важной дамой, — сказала она.

Мэгги не выразила ни малейшего удивления, когда узнала о романе Софии и Давида.

— Разве я не сказала, что он соблазнит тебя? — услышала София ее голос на другом конце провода. Очевидно, она курила, потому что до слуха Софии донеслось, как шумно Мэгги затягивается сигаретой. Она всегда закуривала, когда знала, что ей предстоит долгий разговор по телефону.

— Да, именно это ты и предсказала, — засмеялась София.

— Грязный старик.

— Он не старик, Мэгги. Ему всего сорок два.

— Тогда просто грязный, дорогуша, — хмыкнула она. — Ты уже познакомилась с его бывшей женой?

— С печально известной Ариэллой? Нет, еще нет.

— Готовься. Она всегда появляется, когда есть возможность сплести паутину. — Мэгги снова шумно затянулась.

— Мне плевать. Мэгги, я так счастлива! Я никогда не думала, что смогу полюбить снова.

— Человеку свойственно любить не один раз. То, что люди ищут свою половинку, это всего лишь красивая сказка. Я находила, по крайней мере, нескольких идеальных мужчин. Нескольких, дорогая, и все они остались в моей памяти.

— Даже Вив? — отважилась спросить София, вспомнив историю Мэгги и кузена Тони.

— Даже Вив. Он был большой человек, если ты понимаешь, о чем я. Он меня ни разу не подвел... Даже когда мы ненавидели друг друга. Как мужчина он не имел себе равных. Я надеюсь, что ты можешь сказать то же самое о Давиде, — закончила она.

— О Мэгги!

— Ты так простодушна, думаю, что этим ты его и привлекла. Без сомнения, он от тебя без ума. Не теряй наивности, потому что это редкий дар в наши дни, — сухо произнесла она. — Мы с тобой когда-нибудь увидимся? Антон спрашивает о том же.

— Я скоро приеду в город. Сейчас здесь очень много работы.

— Было бы замечательно встретиться перед Рождеством.

— Я попытаюсь.

София зажгла огонь в маленькой гостиной. Когда они оставались в доме одни, маленькая гостиная была гораздо уютнее, чем парадная комната, которая использовалась, только если в их доме было полно гостей. Давид дважды звонил ей, пока она выезжала на прогулку. София перезвонила ему, когда кормила собак. Она так соскучилась по нему! Давида не было всего сутки, но она уже настолько привыкла к его присутствию, что кровать без него казалась слишком большой.

Поленья весело затрещали в камине. София поставила компакт-диск. Давид любил классическую музыку, и она выбрала одну из его любимых композиций — так ей казалось, что он находится где-то неподалеку. Наступал вечер, и свет медленно угасал за окном. София задернула тяжелые зеленые портьеры и подумала об Ариэлле. Очевидно, дом был обставлен и украшен ею, потому что в его убранстве ощущалась женская рука. Давид не относился к тому типу мужчин, которые станут интересоваться шторками-занавесками.

Софии было любопытно, как выглядела его бывшая жена. Давид ограничился лишь тем, что упомянул о ее изысканном вкусе, любви к музыке и хорошем знании произведений искусства. Она была интеллектуалкой. Они познакомились на последнем курсе Оксфорда. До этого ему никогда не приходилось видеть, чтобы женщины устраивали охоту на мужчин. В привычном ему мире, в роли охотников выступали мужчины. Но Ариэлла была не из тех женщин, которые терпеливо ждут от мужчин знаков внимания. Она брала инициативу в свои руки и всегда получала желаемое. Давид сначала не проявил к ней особого интереса, так как ему нравилась девушка с филологического факультета. Но Ариэлла оказалась настойчивой, и они, в конце концов, переспали. Ариэлла не была девственницей и, когда дело касалось секса, вела себя, скорее, как мужчина. Они поженились спустя год, а через семь лет развелись. Это случилось десять лет назад. В другой жизни, как сказал Давид Софии. Детей у них не было, потому что Ариэлла их не хотела. Конец истории.

София не задавала никаких вопросов. Давид был так же тактичен в том, что касалось прошлого самой Софии. Но сейчас, когда София осталась в доме одна, она чувствовала присутствие Ариэллы во всем: в стуле, на котором сидела, в обоях, на которые падал ее взгляд, и невольно подумала об этой женщине. В доме не было ни одной ее фотографии, как можно было бы ожидать. София знала, что развод был громким и скандальным. Ариэлла бросила мужа — по-другому не скажешь.

София начала открывать ящики стола Давида в поисках фотографий или альбомов, которые могли бы пролить свет на его прошлое. Она знала, что он не стал бы противиться ее вмешательству. Со временем он и сам показал бы их. Но она не хотела спрашивать, чтобы не показаться слишком заинтересованной. Нет ничего смешнее, чем ревнивая подруга. И потом, она не ревновала. Ей просто было любопытно.

Наконец на дне ящика буфета она увидела запыленный фотоальбом. София вытащила его, ощутив, какой он тяжелый. Альбом был в кожаном переплете, с одной стороны изгрызенном собакой. Она открыла его посередине, чтобы убедиться, что это именно то, что она искала. Когда она увидела улыбающегося Давида, который небрежно обнимал за плечи красивую блондинку, она закрыла альбом, отнесла его в гостиную и, устроившись на софе с печеньем и стаканом холодного молока, начала просматривать альбом с первой страницы. Сэм и Квид, не сводя глаз с печенья, улеглись у ее ног возле камина, постукивая толстыми хвостами о ковер.

Первые страницы были посвящены Давиду и Ариэлле, когда те были еще студентами Оксфорда. Одна из фотографий запечатлела их на пикнике в горах. Погода была холодной, но все улыбались. София вынуждена была признать, что Ариэлла очень красива. У нее были длинные светлые, почти белые, волосы, бледно-розовая кожа и узкое, несколько угловатое лицо. Она сильно красила ресницы, чтобы подчеркнуть необычный, как у пантеры, разрез ярких зеленых глаз, а на неожиданно тонких губах играла хитрая улыбка. Если посмотреть на каждую черту ее лица в отдельности, то ничего особенного в ней вроде бы и не было, но все вместе выглядело чрезвычайно гармонично. София решила, что эта женщина привлекает к себе внимание только благодаря необыкновенным волосам.

Она переворачивала страницы, улыбаясь, когда видела молодого Давида. Он был очень худощавым, до того как успех и слава преобразили его, «сгладив» угловатость и придав фигуре округлость и силу. На всех фото у него на лоб падали копной выгоревшие на солнце волосы. На групповых снимках Давид всегда оказывался посередине в окружении смеющихся людей. Ариэлла на фото выглядела отстраненной и загадочной, однако было очевидно, что она и есть истинный центр внимания. От нее словно исходило сияние, притягивающее все взгляды.

София начала искать свадебные фотографии и те, что относились к годам супружеской жизни, но ее ждало разочарование. Альбом, который она нашла, был единственным свидетельством связи Давида и Ариэллы. София обрадовалась тому, что нашла его в пыли, да еще на дне буфета. Очевидно, Давид не открывал альбом много лет.

Когда Давид вернулся спустя два дня, София выбежала ему навстречу, но собаки опередили ее, подпрыгивая и оставляя на брюках Давида грязные следы. София целовала его лицо до тех пор, пока он не уронил сумки и не отнес свою возлюбленную наверх.

София забыла об Ариэлле. Пришло время украшать дом к Рождеству. Давид, обычно встречавший праздник в кругу семьи, на этот раз решил, что Софии будет трудно выдержать знакомство с таким большим количеством новых людей, поэтому предложил компромисс.

— Мы встретим Рождество в Париже, — объявил он за завтраком.

София была оглушена этой новостью.

— Париж? Это на тебя не похоже, — вымолвила она, не скрывая своего потрясения. — Что на тебя нашло?

— Я хочу побыть с тобой вдвоем в красивом городе. Я знаю один маленький отель у Сены, — заметил он.

— Как это здорово! Я никогда не была в Париже.

— Тогда я покажу тебе его, а за покупками мы отправимся в самые дорогие магазины этой столицы моды.

— За покупками?

— Но ты же не можешь всю жизнь проходить в джинсах и футболке? — сказал он, допивая кофе.

Париж околдовал Софию. Давид путешествовал с размахом. Они полетели первым классом. В аэропорту их встречала черная блестящая машина, которая отвезла их прямиком в отель, расположенный у самой реки. Утро выдалось морозным. Солнце бледно светилось в зимнем небе, а на тротуарах тонким слоем лежал снег. Улицы были празднично украшены, и София, не отрываясь, смотрела из окна на городской пейзаж, на каменные мосты, перекинутые через Сену.

Как Давид и обещал, они отправились за покупками. В своем кашемировом пальто и шляпе он выглядел необыкновенно привлекательным. Он заходил в магазин, садился на кушетку и оценивал вещи, которые примеряла София.

— Тебе нужно пальто, — говорил он. — Нет, это слишком короткое.

— Тебе нужно вечернее платье, и это как раз то, что подчеркнет твою красоту.

Они даже зашли в магазин модного нижнего белья, где Давид настоял на том, чтобы София купила себе несколько шелковых и кружевных комплектов вместо того хлопчатобумажного белья, которое она привыкла носить.

— Такая красивая женщина, как ты, должна быть окружена только красивыми вещами, — объяснил он.

Давид не позволил ей нести пакеты, а приказал доставить их этим же вечером в отель.

— Давид, ты, наверное, потратил сегодня на меня целое состояние, — сказала она за обедом. — Я этого не заслуживаю.

— Ты заслуживаешь еще большего, дорогая. Мы только начинаем, — ответил он, довольный тем, что может побаловать ее.

Когда они прибыли в отель, София пришла в восторг: целая гора пакетов была аккуратно сложена в гостиной, которая примыкала к их спальне. Давид оставил ее распаковывать подарки, а сам спустился вниз, чтобы «присмотреться к обстановке». София одну за другой освобождала от упаковочной бумаги вещи, раскладывая их повсюду, пока комната не стала напоминать дорогой бутик. Она включила радио, и из динамиков понеслась чувственная французская музыка. София отправилась в ванную. Горячая пенистая ванна — это именно то, что ей было нужно, чтобы снять усталость. Она давно не была так счастлива. Она перестала думать о родине и оставленном сыне — София не могла позволить себе заново ворошить прошлое. У нее начиналась новая жизнь.

Когда Давид вернулся, София нетерпеливо ждала его в дверях, нарядившись в красное платье, которое он ей купил. Оно было довольно открытым и с большим разрезом на юбке, так что при ходьбе на миг открывалась подвязка чулка, а из декольте была видна тонкая кромка кружевного белья. София надела туфли на высоких каблуках, отчего стала казаться выше, а ее блестящие волосы тяжелыми волнами падали на плечи. Давид, потрясенный переменой, не мог скрыть восхищения, и его восторженный взгляд был для нее самой большой наградой.

После ужина в маленьком элегантном ресторане Давид помог Софии надеть ее новое пальто и, взяв ее за руку, повел на морозный воздух. Небо было усеяно россыпью звезд. Луна над их головой висела так низко, что казалась нарисованной. Она была такой большой и ясной, что они в один голос воскликнули:

— Ничего себе!

— Ты знаешь, что сегодня рождественский вечер? — сказал он, когда они медленно пересекали площадь.

— Я полагаю, что так. Я по-настоящему не праздновала Рождество, с тех пор как приехала в Европу, — ответила она, но в ее голосе не было и капли сожаления.

— Но сегодня ты празднуешь его со мной. — Давид сжал ее руку. — Ночь не могла быть более чудесной.

— Это поразительно. Санта-Клаус сегодня легко найдет дорогу, — рассмеялась она.

Они остановились у фонтана, изображавшего поднимающихся в воздух диких гусей.

— У меня такое впечатление, будто кто-то хлопнул в ладоши и спугнул их, — с восхищением воскликнула она. — Как здорово, правда?

— София, — тихо позвал он ее.

— Посмотри, те фигурки наверху кажутся такими хрупкими.

— София, — повторил он.

— Да? — проговорила она, не отрывая взгляда от фонтана.

— Посмотри на меня.

Это было так странно слышать, что она немедленно повиновалась.

— Что-то не так? — спросила она, хотя по выражению его лица было видно, что все в порядке.

Нежно посмотрев на нее, он взял ее за руки.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Замуж? — Она была искренне удивлена.

На мгновение перед ней возникло лицо Санти, и его голос прозвучал эхом на ветру: «Давай убежим и поженимся. Ты выйдешь за меня замуж?» Но видение исчезло, и когда София посмотрела на Давида, она не смогла скрыть слез. Она не знала, счастлива ли она или опечалена.

— Да, Давид, я стану твоей женой, — запинаясь, произнесла она.

Давид вздохнул с облегчением, на его лице отразилась мальчишеская улыбка. Он вытащил черную бархатную коробочку из кармана и вложил в ее ладонь. Она открыла ее — внутри лежало кольцо с большим рубином.

— Красный мой любимый цвет, — прошептала она.

— Я знаю, — тихо ответил он.

— О, Давид, оно такое красивое! Я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори. Надень его.

Она стянула перчатку, отдав кольцо Давиду, чтобы оно не упало и не потерялось среди блестящих камней, которыми была вымощена площадь. Он взял ее маленькую руку и надел кольцо ей на палец, поднеся руку Софии к губам и целуя ее.

— Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете, София, — вымолвил он, и его голубые глаза светились любовью.

— А ты, Давид, внес в мою жизнь гармонию. Я никогда не думала, что смогу полюбить снова. Но я люблю тебя, — сказала она и обвила руками его шею. — Я по-настоящему люблю тебя.