Твоя навеки

Глава 6

Последний вечер, проведенный в Лондоне, был лишен размеренности и спокойствия. Дороти и Эммер просидели в номере в ночных рубашках до возвращения Анны, что произошло около полуночи. Анна стала заложницей собственного вранья, так как ей пришлось брать такси до отеля «У Брауна», чтобы, как они договаривались, встретиться с Пако. Он повел ее в маленький ресторан с видом на Темзу. После ужина они спустились к реке и бродили там под сверкающими звездами.

Пако не скрывал того, насколько огорчен ее предстоящим воз-вращением на родину. Он не мог понять причин. Он надеялся на то, что она останется в столице, и они смогут видеться. Пако очень боялся, что его Анна исчезнет в туманной дали, поэтому старательно записал ее адрес и номер телефона, пообещав звонить каждый день, пока она не вернется. Он хотел отвезти Анну обратно в отель, и ей стоило немалого труда уговорить его не делать этого под тем предлогом, что прощание в холле гостиницы лишено романтизма.

— Я хочу поцеловать тебя под уличным фонарем, и чтобы нас окропил мелкий дождь. Мне не хочется вспоминать позже, что наше расставание произошло в отеле, полном людей.

Он поверил ей. Его поцелуй был долгим и страстным. Когда она вернулась в «Де Вере», ее сердце бешено колотилось, а губы все еще дрожали от ощущения тепла его губ. Она была слишком возбуждена, чтобы уснуть, поэтому всю ночь пролежала без сна, глядя в темноту и перебирая в памяти сладкие мгновения, пока, в конце концов, не погрузилась в приятное забытье.

Анна была словно заводная кукла, двигаясь с лихорадочным возбуждением. Ей было все равно, что подумает о ней Шон О'Мара, ибо все ее мысли были о Пако Соланасе. Пока она мерила шагами номер, тетя Дороти пыталась объяснить ей всю неприглядность сложившейся ситуации, но Анна не хотела слушать слов тетушки и тем более замечать ее настроения.

— Анна Мелоди, сядь, прошу тебя, иначе у меня закружится голова, — побледнев, вымолвила тетушка Дороти.

— Я так счастлива, что хочу танцевать! — ответила она, кружась в вальсе. — Он такой романтичный, как голливудская звезда!

— Тебе надо всерьез задуматься о том, что готовит вам будущее. Для брака недостаточно страсти, в браке нужна рассудительность. Этот молодой человек живет за океаном, и ты, возможно, больше никогда не увидишь Ирландии, — сказала ее мать.

— Я плевать хотела на Гленгарифф, — беззаботно обронила Анна. — Передо мной открывается весь мир. Что мне этот городок?

Эммер выглядела обиженной и едва не разрыдалась. Но она не могла позволить себе показать свои истинные чувства, хотя ей хотелось упасть к ногам дочери и молить остаться. Она не знала, как найдет в себе силы жить без своего сокровища.

— Здесь твоя семья, которая любит тебя такой, какая ты есть. В жизни есть кое-что поважнее богатства, и ты в свое время это поймешь, но, боюсь, будет поздно, — сердито сказала тетя Дороти.

— Успокойтесь, тетя Дороти. Я люблю его. Мне все равно, богат он или нет. Я бы любила его, даже будь он трубочистом, — заявила Анна.

— Любовь возникает не сразу, дорогая моя, — убеждала ее мама. — Мы ведь говорим не о Лондоне или Париже, а о стране, которая находится на краю света. Там говорят на другом языке. Их культура очень отличается от нашей. Поверь, ты будешь очень скучать по дому.

Она едва не разрыдалась, но взяла себя в руки.

— Я выучу испанский. Я уже знаю, как сказать по-испански: «Я люблю тебя». Те amo, te amo, te amo!

Анна повторяла эти слова и весело смеялась.

— Это твое решение, дорогая моя, но тебе еще предстоит убедить отца, — с грустью согласилась Эммер.

— Спасибо, мамочка, а тетя Дороти просто циник, — пошутила Анна.

— И никто не вспомнил о Шоне О'Мара! Ты, наверное, намерена морочить ему голову до тех пор, пока не убедишься, что с Пако Соланасом все решено, а в случае чего вернешься к Шону, как будто ничего не произошло!

— Тетушка Дороти! Нет! — воскликнула Анна. — Кроме того, никакого «в случае чего» не будет! — твердо заявила она.

— Он слишком хорош для тебя.

— Дороти, прошу тебя, — заволновалась Эммер. — Анна сама в состоянии разобраться со своими чувствами.

— Я не знаю, Эммер. Никто не подумал об этом бедном молодом человеке. А он был так добр, бесконечно добр к вам. И теперь еще и пострадает от своей доброты. Скажу тебе так, Эммер: вы воспитали свою дочь эгоистичной и тщеславной. Она не думает ни о ком, кроме себя.

— Прошу тебя, Дороти, это такое счастливое время для Анны.

— И очень несчастное для Шона О'Мара, — сложив руки на груди, упрямо парировала тетушка Дороти.

— Но я не могу заставить себя не любить Пако. Что вы хотите, тетя Дороти, чтобы я не слушалась своего сердца, а вернулась к мужчине, которого не люблю?!

Анна театрально опустилась на стул.

— Все хорошо, доченька, твоя тетя и я хотим тебе лишь блага. Это все так неожиданно, так шокирующе. Конечно, лучше порвать с Шоном О'Мара, чем жалеть о сделанном выборе всю оставшуюся жизнь, ведь женятся только раз, — проведя рукой по длинным рыжим волосам Анны, произнесла Эммер.

Тетя Дороти тяжело вздохнула. Она ничего не могла сделать, поскольку миллион раз наблюдала подобные сцены. Бесполезно было бороться за восстановление справедливости, так как время все расставит по своим местам.

— Я лишь стараюсь быть реалисткой, — смягчая тон, произнесла она. — Я старше и мудрее тебя, Анна. Твой отец говорит, что знание можно получить, но мудрость нет, ведь она приходит лишь с опытом. Он прав, и жизнь все расставит по своим местам.

— Мы любим тебя, Анна Мелодии, и не хотим, чтобы ты совершила ошибку. Как бы я желала, чтобы твой отец был рядом с нами. Что он скажет? — озабоченно вымолвила Эммер.

Дермот О'Двайер от гнева покрылся красными пятнами, а его большие серые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он возбужденно шагал по комнате, не зная, что сказать. Он не мог позволить дочери уехать в какую-то Богом забытую страну на конце света, чтобы выйти замуж за человека, которого она знала всего сутки.

— Святые небеса, да что с тобой такое, дочь? Это лондонская лихорадка, не иначе. Ты выйдешь замуж за Шона О'Мара, даже если мне придется насильно тащить тебя в церковь, — грозно произнес он.

— Я не выйду замуж за Шона даже под дулом пистолета, папа, — заплакав, сказала Анна.

Увидев порозовевшее лицо дочери, Эммер попыталась вмешаться.

— Он произвел на меня очень приятное впечатление, Дермот. Очень красивый и здравомыслящий. Тебе он тоже понравился бы.

— Да мне плевать, будь он хоть самим королем Аргентины. Я не стану выдавать дочь за иностранца. Ты была воспитана в Ирландии, ты здесь и останешься.

Он налил себе хорошую порцию виски и осушил бокал одним глотком.

Эммер заметила, что руки мужа дрожат, и сердце ее переполнилось болью. Он набрасывался на каждого, словно загнанный в угол дикий зверь.

— Я отправлюсь в Аргентину, даже если мне придется добираться туда вплавь. Этот мужчина уготован мне самой судьбой. Я никогда не любила Шона, папа. Я соглашалась с вами, потому что не хотела расстраивать, а еще потому, что у меня не было другого выбора. Разве ты не видишь, что моя встреча с Пако — это рука судьбы?

Анна умоляла его взглядом. Она хотела понимания и прощения.

— Кто придумал эту затею с Лондоном?

Дермот грозно уставился на жену. Тут выступила тетя Дороти:

— Я свое слово сказала.

Она притворила за собой дверь, а Эммер беспомощно покачала головой.

— Но мы же не знали, что это случится именно в Лондоне, она могла встретить его и в Дублине.

Губы Эммер задрожали, она слишком хорошо знала своего мужа, чтобы сомневаться в исходе дела: он обязательно уступит, как уступал всегда, когда дело касалось его дочери.

— Дублин — это другое дело. Но я не позволю Анне убежать в Аргентину, особенно с человеком, которого она знает всего один день.

Он взял бокал с виски и влил в себя обжигающий напиток.

— В Дублине мы могли бы, по крайней мере, видеться.

— Можно мне отправиться в Лондон и подыскать там работу? Кузен Питер так поступил, и ничего страшного не случилось, — с надеждой в голосе спросила Анна.

— А кто останется с нами? Ответь мне. Я не знаю никого в Лондоне. Мы не можем позволить себе оплатить твое проживание в отеле.

— У Пако есть кузен, который женился и живет в Лондоне. Он предлагает мне остановиться у них. Я могла бы найти работу, папа. Разве мне нельзя уехать всего на шесть месяцев? Если за это время наши чувства не изменятся, то мы поженимся, получив твое благословение.

Анна присела на пол у ног отца.

— Прошу тебя, папа, позволь мне убедиться в том, что он назначен мне судьбой! Мне трудно даже представить, что рядом со мной будет мужчина, ласки которого мне отвратительны.

Она знала, что намекая на страдания, которые будет причинять ей супружеская неудовлетворенность, добьется согласия отца.

— Пойди к своим кузенам. Я хочу поговорить с твоей матерью, — сказал он, убирая ее руку.

— Дорогой мой, я тоже не хочу, чтобы она уезжала. Но этот молодой человек такой образованный, умный, утонченный. Я уже не говорю о том, как он красив. Он обеспечит ей лучшую жизнь, чем Шон, — проговорила Эммер, не скрывая слез, когда дочь покинула комнату.

— Помнишь, как мы молились о том, чтобы у нас был ребенок? — сказал он, и уголки его губ опустились так, словно силы его истощились.

Эммер заняла место Анны, устроившись у ног мужа, и поцеловала его руку, безвольно свисающую с подлокотника кресла.

— Она была для нас источником радости, — выговорила она сквозь слезы. — Но наступит день, когда нас не станет, и какое будущее откроется перед ней? Мы не можем удерживать ее только ради себя.

— Дом без нее не будет таким, как прежде, — произнес он.

— Да, это так, но подумай о том, что будет дальше. А вдруг через полгода она решит, что все это был мираж? Она может вернуться.

— Да, может.

Но он сам не верил своим словам.

— Дороти говорит, что мы воспитали ее своевольной. Если это правда, то это наша вина. Мы сами внушили ей, что она достойна более высокого положения. Теперь Гленгарифф недостаточно хорош для нее.

— Может, и так, — послушно согласился он. — Я уже ничего не знаю.

Мысль о том, что этот дом никогда не услышит веселых голосов их внуков, прочно засела в сознании родителей Анны, омрачая радость будущего.

— Хорошо, даю ей полгода, но я не встречусь с ним, пока не истечет этот срок. Если она выйдет за него замуж, то так тому и быть. До свидания. Я не собираюсь ехать в Аргентину, только для того чтобы увидеть родную дочь, — сказал он со слезами на глазах. — Такого не будет.

Анна прошла вдоль холмов, наблюдая, как вокруг расстилается туман. Она не хотела видеть своих кузенов. Она их ненавидела. Они никогда не принимали ее с открытой душой. Но теперь она уедет и оставит их всех далеко, возможно, навсегда. Хотелось бы ей увидеть их реакцию, когда они узнают о том, какое блестящее будущее ей уготовано. Она плотнее запахнула пальто и улыбнулась, повторяя про себя: «Анна Соланас». Ей так понравился звук нового имени, что она повторила его много раз вслух, будто пробуя на вкус. Уже через несколько секунд она громко выкрикивала эти два слова, словно хотела, чтобы горы разделили с ней ее радость. Конечно, она будет скучать по отчему дому, где ее всегда встречали так радушно, ей будет не хватать ласк и любви мамы. Но Пако сделает ее счастливой. Одним лишь страстным поцелуем он развеет ее тоску по родине.

Когда Анна вернулась, мама закрыла за собой дверь в кабинет Дермота, оставив его одного справляться с горем. Эммер не хотела лишний раз расстраивать свою дочь. Она сказала Анне, что отец дал согласие, на то чтобы она отправилась в Лондон, однако она должна пообещать, что позвонит сразу по прибытии в город, после того как устроится в квартире Ривьеров.

— Когда позвонит Пако, можешь передать ему, что твой отец согласился отпустить тебя в Лондон на полгода. Если по прошествии этого срока вы все так же будете настроены на брак, он приедет в Лондон, чтобы благословить ваш союз. Ты довольна, моя дорогая? — спросила Эммер, погладив бледной рукой длинные рыжие волосы дочери. — Анна Мелоди, ты наше единственное сокровище. Мы не будем счастливы, когда ты покинешь нас, но пусть хранит тебя Господь, раз ты чувствуешь, что этот мужчина так много значит для тебя. — Ее голос задрожал. — Прости мне мою излишнюю эмоциональность, но ты для нас была и светом, и воздухом... — добавила она.

Анна обняла маму, ощущая, как сжимается горло. Она сожалела не о том, что покидает родину, а о том, что ее отъезд причинит столько горя родным.

Дермот чувствовал себя потерянным. Он наблюдал, как тени, все увеличиваясь, заполняют его комнату, и вспоминал, как его маленькая дочка, одетая в нарядное воскресное платье, танцевала в комнате. Он дал волю слезам, так как не представлял будущее без нее. Ему хотелось броситься к ней, но он пошатнулся, и пустая бутылка из-под виски упала и покатилась ему под ноги. Когда напуганная Эммер зашла в комнату, Дермот уже громко храпел в кресле. Перед ней был тоскующий и сломленный человек.

До отъезда в Лондон у Анны оставалось еще одно нерешенное дело. Она должна была отправиться к Шону О'Мара и сказать, что не может выйти за него замуж. Подойдя к дому, она увидела, как мать Шона, бодрая веселая женщина, похожая на квадратного головастика, немедленно рванула в сторону холла, чтобы известить сына о неожиданном возвращении невесты.

— Как прошла твоя поездка, моя дорогая? Думаю, она произвела на тебя большое впечатление, не так ли? — затараторила она, вытирая испачканные мукой руки о передник.

— Мне все очень понравилось, Мойра, — ответила Анна, сдержанно улыбаясь и глядя женщине через плечо, чтобы первой заметить Шона.

Тот не заставил себя ждать и спустился вниз, перепрыгивая через ступеньку.

— Я очень рада, что ты вернулась, это я тебе точно говорю, — снова залопотала она. — Наш Шон себе места не находил все выходные. Как приятно видеть, что он опять улыбается.

Она удалилась в дом со словами:

— Я оставлю вас наедине, поворкуйте.

Шон застенчиво поцеловал Анну в щеку, а потом взял за руку и повел вдоль улицы.

— Как тебе понравился Лондон?

— Прекрасно, там было прекрасно, — ответила она, приветствуя Пэдди Найхана, проехавшего мимо них на велосипеде.

После того как они раскланялись еще с несколькими знакомыми, Анна решила начать разговор, не в силах уже выдерживать напряжения.

— Шон, мне надо поговорить с тобой. Там, где мы можем побыть наедине, — добавила она, и на лбу у нее обозначилась горизонтальная складка, выдававшая ее волнение.

— Не надо так нервничать, Анна. Не может быть, чтобы тебя занимало что-то уж слишком серьезное, — рассмеялся Шон.

Они направились в сторону холмов и начали взбираться наверх, храня молчание. Шон попытался завести разговор, задавая Анне наводящие вопросы о Лондоне, но она отвечала односложно, и он оставил свои попытки. Когда они удалились подальше от любопытных глаз, Анна взглянула на его бледное угловатое лицо, его наивные зеленые глаза и испугалась, что у нее не хватит мужества сказать ему правду. Она знала, что сейчас причинит ему сильную боль.

— Шон, я не могу выйти за тебя замуж, — вымолвила она и заметила, как его лицо исказилось от шока.

— Не можешь выйти за меня замуж? — повторил он так, словно не поверил своим ушам. — Почему?!

— Не могу, и все.

Она отвернулась, а его лицо стало пунцовым, в глазах сверкнули молнии.

— Я не понимаю. Что произошло? — заикаясь, сказал он. — Ты просто нервничаешь, как и я. Но это пройдет, как только нас объявят мужем и женой. Все будет хорошо, — заверил он ее.

— Я не могу выйти за тебя замуж, потому что влюблена в другого мужчину.

Она начала рыдать. Шон остановился и, уперев руки в бока, яростно выкрикнул:

— Как это в другого?

Он сердито сплюнул.

— Кто он?

Анна подняла на него глаза:

— Я прошу у тебя прощения, Шон. Я не хотела причинить тебе боль.

— Кто он, Анна? Я имею право знать, — крикнул он, присаживаясь на скамейку и притягивая Анну к себе, чтобы увидеть ее лицо.

— Его зовут Пако Соланас, — ответила она, отстраняясь от его объятий.

— Что это за имя? — презрительно рассмеялся он.

— Он испанец. Из Аргентины. Я познакомилась с ним в Лондоне.

— Боже милостивый, Анна! Ты знаешь его два дня. Ты шутишь?

— Нет, не шучу. Я уезжаю в Лондон в конце недели, — сообщила она, утирая рукавом слезы.

— Но это не продлится долго.

— О Шон, мне очень жаль, но так должно было случиться.

— Я думал, что ты любишь меня, — сказал он, снова схватив ее за руку и глядя на нее так, словно не мог найти в ее лице следов той Анны, которая когда-то очаровала его.

— Я действительно люблю тебя, но только как брата.

— Брата....

— Да, я не люблю тебя, как должна любить мужа жена, — объясняла она, пытаясь сохранить достоинство.

— Это все? Ты хотела сказать мне на прощание эти слова?

Анна кивнула.

— Ты готова убежать с мужчиной, которого знаешь два дня, отказываясь от меня, человека, который знает тебя всю жизнь? Я не могу этого понять, Анна.

— Мне очень жаль.

— Прекрати извиняться. Если бы тебе и вправду было жаль, ты не стала бы так легко бросать меня.

Шон порывисто поднялся. Она заметила, что он едва сдерживает эмоции. Однако, взяв себя в руки, он сказал:

— Что ж, прощай. Надеюсь, что хотя бы у тебя будет счастливая жизнь, потому что мои самые заветные мечты ты только что втоптала в грязь.

Он последний раз заглянул в ее голубые глаза.

— Не уходи так, — умоляюще произнесла она.

Но он повернулся и направился в сторону городка.

Анна села на скамейку и расплакалась. Она причинила боль этому человеку. Но у нее не было другого выхода. Она любила Пако. Это не зависело от нее. Каждый день разбиваются чьи-то сердца, что же с этим поделаешь? И каждый день сердца вновь начинают биться от предвкушения счастья. Шон найдет свою половинку. Следующие несколько дней она провела, разговаривая с Пако по телефону, и стараясь избегать своих кузин, до которых уже дошли «горячие» вести. Все обвиняли Анну в том, что она разрушила счастье такого достойного парня, как Шон. Она не решалась выйти на улицу. Уезжая, Анна не стала оглядываться, иначе она заметила бы осунувшееся лицо своего бывшего жениха, который наблюдал за ней из окна спальни.

Анна оставалась в Лондоне в течение полугода. Она жила у Антони и Доминик в их просторной квартире в Кенсингтоне. Доминик была начинающей писательницей, а Антони был уже широко известен в Сити. Пако не допускал мысли о том, что его невеста должна работать, и настоял на том, чтобы она вместо этого посещала курсы испанского языка. Анна постеснялась сказать об этом родителям и соврала им, что работает в библиотеке.

Пако написал родителям о своих планах. Отец выразил свои сомнения в довольно пространном письме, что было совсем не характерно для него. Он советовал не торопиться, но если по окончании оговоренного ими срока сын все еще будет настаивать на женитьбе, то он готов согласиться с тем, чтобы познакомиться с этой девушкой. «Дома ты сразу увидишь, получится ли что-нибудь из вашего союза», — написал он. Мать Пако, Мария-Елена, высказалась в том духе, что полностью доверяет выбору сына. Она не сомневалась: Анна прекрасно впишется в их семью и все в Санта-Каталине полюбят ее так, как полюбил ее он.

Прошло шесть месяцев, и Анна сообщила своему отцу, что они все так же любят друг друга и намерены не медлить с браком. Отец предложил Пако приехать к ним в Ирландию, но Анна настояла на том, чтобы отец сам прибыл в Лондон для знакомства с ее женихом. Ее отец понял, что дочь стыдится своего происхождения, и подумал, что жизнь молодой пары, начинающаяся с обмана, не предвещает добра, но все же согласился приехать.

Дермот оставил свою жену с дочерью прогуляться в Гайд-парке, пока сам будет занят разговором с Пако в отеле «Дочестер». Эммер увидела, что за те полгода, которые Анна провела в столице, она очень изменилась. Новая самостоятельная жизнь пошла ей на пользу. Она просто расцвела и, судя по всему, была по-настоящему счастлива со своим будущим мужем.

Дермот задал Пако обычные вопросы, а потом сказал, что доверяет ему как честному и достойному молодому человеку. Он выразил уверенность в том, что его дочь будет за ним как за каменной стеной.

— Я надеюсь, что вы понимаете, на что идете, молодой человек, — с тяжелым сердцем произнес он. — Она очень своевольная и избалованная. Если родители могут быть виноваты в том, что чрезмерно опекали ребенка, то это наш случай. С ней очень нелегко, но зато не будет скучно. Я знаю, что за океаном ее жизнь будет сытней и лучше, чем в родной Ирландии. Но если она думает, что ей будет легко и просто, то она ошибается. Все, о чем я порошу, — заботиться о ней как следует, потому что она самая большая наша драгоценность.

Пако заметил, что глаза у отца Анны увлажнились. Он пожал Дермоту руку и сказал, что ждет их на свадьбе, которая состоится в родовом поместье Соланасов.

— Нас там не будет, — решительно вымолвил Дермот.

Пако был ошарашен.

— Вы не приедете на свадьбу единственной дочери?

Он не мог поверить этому.

— Вы нам напишете и расскажете обо всем, — упрямо повторил отец.

Как он мог объяснить этому искушенному молодому человеку, что боялся отправляться в чужую страну, боялся оказаться в компании незнакомых людей, говорящих на незнакомом ему языке. Он не мог этого объяснить, потому что был слишком горд.

Анна горячо обняла родителей. Держа за руку мать, она подумала, что та как будто стала меньше и тоньше, словно сжалась от горя. Эммер улыбалась, хотя сердце ее пылало огнем. Когда она сказала дочери, что любит ее, ее голос звучал сухо и готов был сорваться. Ей было трудно выдавить из себя лишнее слово, как будто ее разум отказывался ей подчиниться. Слезы бежали по ее щекам, оставляя следы-дорожки. Слезы капали с носа и подбородка. Она давала себе слово оставаться спокойной, однако, когда обняла дочь и поняла, что может больше не увидеть ее, не выдержала. Она закрыла раскрасневшееся лицо кружевным платком, который дрожал в ее нетвердой руке, словно голубь, готовый вспорхнуть ввысь.

Дермот наблюдал за женой с завистью: он не мог позволить себе дать волю чувствам. Прощание было невыносимым. Он похлопал Пако по спине слишком сильно, а его руку сжал слишком крепко. Когда дошла очередь до Анны, она вскрикнула от боли, настолько лихорадочно сильным было рукопожатие отца.

Анна плакала, не стыдясь своих бесконечных слез. Она видела, насколько несчастны родители, ей хотелось бы разделить себя на две половинки, чтобы одна осталась с родителями. Они выглядели такими уязвимыми и хрупкими рядом с крепким и сильным Пако. Анна очень огорчилась, узнав, что родителей не будет на ее свадьбе, но в то же время обрадовалась этому, поскольку тогда они не встретятся с семьей Пако. Ей не хотелось открывать, откуда она родом, чтобы родители Пако не подумали, что она недостаточно хороша для их сына. Она тут же ощутила угрызение совести, оттого что позволяет себе такие эгоистичные мысли. Если бы они узнали, что занимает ее в момент прощания с самыми близкими людьми, то были бы потрясены.

Последний взмах руки, последние слова прощания — и Анна отвернулась от своего прошлого, чтобы радостно принять неизвестное будущее. Она была уверена, что станет героиней ожидающей ее сказки.