Твоя навеки

Глава 44

Понедельник, 10 ноября 1997 года

Фернандо ощутил, как пот крупными каплями скатывается по его спине, когда он покинул паром, который перевез его через мутные воды, отделяющие Уругвай от Аргентины. Он не ступал на родную землю почти двадцать лет. Двадцать лет назад он принимал участие в политических демонстрациях против военного правительства, пришедшего к власти 24 марта 1976 года. Хотя переворот был бескровным, в течение следующих пяти лет по тем или иным причинам в стране исчезли десять тысяч человек. Фернандо едва не стал одним из них.

Он оглянулся на мутные воды и вспомнил, как бежал из страны много лет назад. Фернандо был в ужасе и безропотно принял поражение, поклявшись больше никогда не ступать на землю Аргентины. Он видел слишком много жестокости, чтобы снова искушать судьбу и играть со смертью.

В течение этих лет он узнал себя. И то, что открылось ему в минуту грусти, принесло одно разочарование. Он оказался трусом. Он не был одним из тех храбрых людей, которые готовы рисковать жизнью ради блага своей родины, демократии и свободы. Он не разделял настроения тех, кто восставал против режима Виделы и его приспешников на площади Майя. То были безымянные герои Аргентины. Исчезнувшие, выдернутые из своих постелей посреди ночи. О них больше никто не слышал, их больше никто не видел. Возможно, думал он, было бы лучше, если бы и его не пощадила судьба, лучше бы и он покоился на дне моря, а не спасался бегством, уехав из родной страны в Уругвай. О, если бы только его каратели могли знать, насколько безобиден он был! Его желание присоединиться к протестующим было продиктовано только завистью к своему брату, в тени которого ему пришлось находиться почти всю сознательную жизнь. До знакомства с Карлосом Рибейрасом и оппозиционерами он ощущал свою никчемность. Заведя дружбу с партизанами, которые жили в подполье, Фернандо возвысился в собственных глазах.

Попав в Уругвай, он купил маленький заброшенный дом на пляже, отрастил волосы и перестал мыться, если не считать купания в море. Он утратил всякое уважение к себе, он ненавидел себя, пытаясь спастись от презрения к себе под новой маской. Его густые черные волосы росли теперь беспорядочной косматой гривой, напоминая дремучий лес. Он избегал женщин. Он не был достаточно хорош, так почему он должен был рассчитывать на чью-то любовь?

Фернандо писал статьи для различных уругвайских изданий, пытаясь продолжить борьбу с режимом из-за границы. Он не нуждался в деньгах, так как семья позаботилась о его материальном благополучии. Денег у него было даже больше, чем ему требовалось, и он раздавал их многочисленным бездомным и нищим, которые в пьяном угаре бродили по улицам, прижимая к груди бутылки с ликером, засунутые в коричневые бумажные пакеты. Но даже это не приносило ему облегчения. Он ощущал мертвенную пустоту внутри.

Затем однажды ночью он проснулся весь в поту, разбуженный, как обычно, привидевшимся ему кошмарным сном. Решив, что больше не в силах вынести этих пыток, он встал, сложил вещи в рюкзак и вышел, заперев за собой двери дома. Следующие пять лет он много путешествовал, исколесив всю Южную Америку. Был в Боливии, Эквадоре, Мексике, на Чилийских озерах и в горах Перу. Но куда бы он ни прибывал, следом являлись образы его мучителей.

Стоя на вершине горы, выше которой были только облака, а земля внизу казалась далекой и окутанной густым туманом, Фернандо понял, что достиг конечной цели своего странствия. Ему больше некуда было бежать. У него остался лишь один выбор: примкнуть к сонму богов или спуститься на землю и примириться с собой. Решение далось ему не так просто, как можно было ожидать. Туман внизу манил, завораживал, нашептывал ему скользнуть вниз и обрести вечный покой. Внизу была мертвая тишина. Он смотрел вниз и думал, что самоубийство станет продолжением трусости. Это дезертирство. Сделать всего один шаг к пропасти было бы так легко, но он решил, что в этом поступке не будет ничего заслуживающего уважения.

Фернандо бросился на траву и закрыл голову руками. Самым трудным в жизни было уметь выжить. Он смирился с тем, что впереди у него много лет, и, чтобы избавиться от страданий, надо изменить отношение к тому, что ему предстоит. Он мог бы превратиться в живой труп, а мог бы сбросить с себя груз вины и начать двигаться вперед.

Когда он приехал домой, ему позвонил отец, который пытался связаться с ним уже несколько недель. Мария умирала от рака. Настало время возвратиться домой.

Прибыв в Буэнос-Айрес, Фернандо попросил водителя, которого прислали родители, объехать центр города. Ему хотелось проверить свои ощущения: будут ли его по-прежнему преследовать тени прошлого. Вот стояло правительственное учреждение, выкрашенное в розовый цвет. Оно выделялось на фоне выстроенных неподалеку зданий банка, собора и мэрии. Он проехал мимо прекрасной площади, усаженной высокими экзотическими пальмами и цветистыми кустарниками. Но для Фернандо эта площадь ассоциировалась только с пережитым ужасом, поэтому он в очередной раз испытал разочарование.

Когда машина подъехала к площади вплотную, страх с новой силой захлестнул Фернандо. Ему показалось, что он сейчас задохнется. На лбу выступил холодный пот, а дыхание стало прерывистым и неровным. Но на площади, залитой солнцем, шла обычная жизнь, и Фернандо ощутил, как ужас перестал сковывать его. Страх улетучился, словно какая-то небесная сила взмахнула над головой мученика волшебным жезлом. В Аргентине была установлена демократия. Фернандо снова дышал воздухом родины, снова ощущал его сладкий аромат. Он видел вокруг беззаботные лица людей, замечал новшества, которых не было раньше в столице, он не мог не оценить того, каким процветающим выглядит его город. Тяжесть как будто была сброшена с его плеч, словно старое ненужное пальто, которое больше не понадобится, так как климат стал более теплым и мягким.

— Достаточно, — обратился он к водителю. — Теперь можно отправляться в Санта-Каталину.

Приезд Фернандо прошел почти так же, как прибытие его брата из Америки более двадцати лет назад, когда вся семья собралась на террасе. На этот раз все тоже с нетерпением ждали появления машины Фернандо, но с той лишь разницей, что лица родных были печальными.

— Он так сильно изменился, София, — сказала Чикита, — боюсь, что ты его даже не узнаешь.

София сочувственно улыбнулась тете.

— Он останется здесь навсегда?

Ей было все равно, но она хотела поддержать разговор. Она взглянула на Санти, который был занят беседой с Эдуардо. Приезда Фернандо все ожидали с нетерпением, но и с некоторым беспокойством. Мигель волновался, что сын не успеет застать Марию в живых, она таяла на глазах. Никто не мог оставаться спокойным. Родные мерили шагами террасу, выходили на лужайку, засеянную травой. Даже собакам передалось тревожное настроение хозяев — они застыли в тени, опустив свои тяжелые хвосты.

Когда машина Фернандо завернула за угол и медленно подкатила к дому, все вздохнули скорее с облегчением, чем с радостью. Фернандо выглянул из окна, и его сердце затопила волна нежности. Он приехал на родину, где прошли самые чудесные его годы. Он пожертвовал этим великолепием, и, хвала небесам, здесь ничего не изменилось.

Фернандо вышел из автомобиля и обнял мать, хрупкую, уставшую. Затем обнялся с отцом, с Панчито, с тетушками и дядюшками, которые не упустили случая сделать ему замечания относительно длинных волос и черной бороды. Его невозможно было узнать. Заметив Софию, он остановился в изумлении.

— Я думал, что мне уже не доведется увидеть тебя, — сказал он, глядя на женщину, которая когда-то была ненавистна ему.

Теперь они были совсем другими людьми. Детство, как растянутая пьеса, оборвалось, лишив их привычных ролей.

— Как приятно встретить тебя снова, Ферчо, как хорошо, что ты вернулся домой, — проговорила она, ибо больше ей нечего было ему ответить.

Она чувствовала себя неловко. Фернандо был для нее чужим человеком, почти незнакомцем.

Когда Фернандо увидел Санти, он совершенно неожиданно для обоих разрыдался. В Санти он узнал друга, который отправился с ним в холодную ночь, чтобы отомстить Факундо Хернандесу. Фернандо плакал не потому, что позже именно Факундо сохранил ему жизнь, и не оттого, что они вместе спасли Марию, — он плакал потому, что в зеленых глазах своего брата увидел потраченное впустую время, которое было отравлено ненавистью и завистью. Он разрыдался потому, что вновь обрел дом, который мог и не терять. Он оглянулся и увидел, что тени, пугавшие его, исчезли.

Чикита повела Фернандо в дом, чтобы он увиделся с Марией. Санти перехватил взгляд Софии, и они поняли, что их присутствие сейчас было бы неуместным. Фернандо надо было побыть с сестрой наедине.

— Давай поедем в город, — предложил Санти. — Никто не заметит, что нас нет, раз Ферчо приехал.

— Он так изменился. Как будто это другой человек. Я ни за что не узнала бы его, — сказала София, следуя за Санти.

— Я знаю. Он и вправду другой человек.

— У меня нет к нему никаких чувств, — призналась София, удивляясь тому, что разлука может разрушить отношения с одними людьми, но ничуть не ослабить связи с другими.

— Он прошел через большие испытания, Софи. Он стал другим. Ни я, ни ты не сможем заглянуть в его душу.

Увидев сестру, Фернандо поразился тому, что на ее лице сияла мужественная улыбка. Его ужаснули произошедшие в ней перемены. Она стала похожа на узника немецких концлагерей времен Второй мировой войны. Она потеряла волосы, отчего ее череп казался угловатым, а тонкая кожа сильно натянутой. Но оказалось, что Мария обладает духом воина. Ее присутствие освещало комнату. Она протянула ему прозрачную руку и поблагодарила брата, за то, что тот приехал ради нее. Фернандо еще раз ощутил, насколько ему не хватает храбрости.

— Только посмотрите на него! — засмеялась она, и в ее глазах появилась нежность. — Что ты с собой сделал, Ферчо?

Фернандо не смог найти в себе сил, вымолвить хоть слово. Его губы задрожали, а темные глаза наполнились слезами.

— О, я вечно всех довожу до слез!

Она хотела пошутить, но начала плакать сама.

— Ах ты, негодник, какой же ты негодник, — стала журить брата Мария. — Покинуть нас на столько лет! Почему ты не давал о себе знать людям, которые так любят тебя?! Ты хотя бы скучал о них? Ты останешься здесь?

— Я останусь... — хрипло проговорил он. — Мне так жаль...

— О, тихо, тихо, — произнесла она. — У меня есть одно правило. Никаких сожалений. Никаких угрызений совести. Никаких криков и стенаний. Я поговорила с Софией. В этом доме надо жить только настоящим. Разрешается говорить только о старых добрых днях. Ведь было все хорошо, Ферчо?

Он кивнул.

— О, помнишь мою подругу, по которой ты сох? Ты ее помнишь, не так ли? Ее звали Сильвия Диаз. Ты еще писал ей любовные письма. Мне интересно, что с ней случилось.

— Я ей никогда не нравился, — с улыбкой вспоминая те невинные дни, сказал он.

— О да. Но она была очень застенчивой. Она всегда перечитывала твои письма на занятиях. Она читала их мне. Они были очень романтическими.

— Не думаю.

— О, я тебя уверяю. Очень романтическими. Ты был темной лошадкой. Мы никогда не могли тебя раскусить. Однажды мы с Софией засекли тебя, когда ты целовался в бассейне с Романией Блекир.

— Я знал, что вы подсматриваете, — признался он ей и улыбнулся.

— Ты этого никак не показал.

— О, еще бы, я получил удовольствие от внимания к своей персоне, — засмеялся он.

— Это ведь лучше. Смех исцеляет, а слезы приносят печаль, — проговорила она, и они рассмеялись вместе.