София была сильно напугана. Не тем, что ей будет больно. Она даже не боялась за ребенка, уверенная, что с младенцем все будет в порядке. Она знала, что ребенок потерял терпение, поэтому решил заявить о себе пораньше, и София его не винила, потому что терпение не было в числе ее добродетелей. Она боялась, что у нее снова родится мальчик.
— Где Доминик? — взволнованно спросила она, когда ее везли в родовую палату.
— Она ждет внизу, — дрожа от беспокойства, ответил Давид.
— Я так боюсь, — задыхаясь, выдавила из себя София.
— Дорогая...
— Я не хочу мальчика.
В ее голосе были слезы. Давид взял жену за руку.
— Если родится мальчик, похожий на Сантьягито, как я смогу это вынести?
— Обещаю тебе: все будет в порядке, — стараясь держаться уверенно, успокоил Софию Давид.
Он никогда не испытывал такого страха, как сейчас. София выглядела очень несчастной, а он был не в силах ей помочь. Он не знал, что сказать. Кроме того, Давид сам был готов упасть в обморок. Он боролся с тошнотой. Но София продолжала хныкать и волноваться. Она боялась, что мальчик напомнит ей о маленьком Сантьягито. О, может, ей вообще не стоило решаться на рождение второго ребенка?
— Я очень боюсь, Давид, — повторяла она.
В горле у нее пересохло, ей хотелось воды.
— Не беспокойтесь, миссис Гаррисон. Женщины при первых родах всегда переживают. Это вполне естественно, — заверила ее медсестра.
«Но я рожаю не первый раз!» — хотелось крикнуть Софии. Но до того, как она успела подумать о малыше Сантьягито, она уже тужилась, сжимая руку Давида. София готовилась к долгим схваткам, как в прошлый раз. Те роды были очень болезненными. Однако этот ребенок выскользнул из нее на свет больничных ламп с поспешностью пассажира, который стремится поскорее покинуть станцию отправления. Как только легкие младенца наполнились воздухом, в палате раздался пронзительный крик.
— Миссис Гаррисон, у вас родилась чудесная девочка, — сообщила Софии доктор, передавая малютку медсестре.
— Девочка? — слабым голосом переспросила София. — Девочка. Благодарение Богу.
— Все произошло молниеносно, — с трудом произнося слова, сказал Давид. — Молниеносно.
Сестра положила крошку, завернутую в белую муслиновую пеленку, возле груди Софии, чтобы она могла рассмотреть сморщенное красное личико своей дочери. Медсестра привыкла к тому, что отцы в этот момент ведут себя как дети, поэтому отвернулась, зная, как Давиду хочется сказать какие-то важные слова своей жене.
— Эта маленькая девочка, — прошептал он, вглядываясь в крошечное личико, — копия своей мамы.
— О Давид, если я так выгляжу, то могу поставить на себе крест, — пошутила София.
— Милая, ты настоящая героиня. Ты сотворила чудо. — Губы Давида дрогнули в улыбке, когда он взглянул на малышку, уже начавшую ерзать на руках Софии.
— Да, это чудо, — вздохнула она с восторгом, нежно целуя девочку в лоб. — Посмотри, она само совершенство. Какой у нее крошечный носик! Словно Бог забыл подарить ей его, а в последнюю минуту вспомнил и приделал вот такую пуговичку.
— Как мы назовем ее? — спросил Давид.
— Я знаю, как мы ее не назовем, — ответила София.
— Элизабет? — рассмеялся он.
— Как звали маму твоего отца?
— Онора... А как звали твоих бабушек?
— Онора. Пусть она будет названа в честь твоей бабушки, потому что и мне нравится это имя. Очень по-английски, — глядя на малютку увлажнившимися глазами, сказала София.
— Онора Гаррисон. Мне тоже это по душе. Моей матери это не понравится, потому что она ненавидела свою свекровь.
— Что ж, хоть что-то связывает нас, — сухо заметила София.
— Ни за что не подумал бы, что у тебя может быть что-то общее с моей матерью.
— Онора Гаррисон, ты будешь талантливой, остроумной и красивой. Ты возьмешь самое лучшее от нас, а мы будем любить тебя всегда-всегда.
Она улыбнулась Давиду.
— Скажи Доминик, что я хочу увидеть ее. Здесь есть человечек, с которым она должна непременно познакомиться.
После Доминик в палату к Софии нагрянули Дейзи, Антон, Марчелло и Мэгги. Они явились на второй день, нагруженные цветами и подарками. Антон пришел с ножницами, чтобы сделать Софии прическу, а Мэгги принесла с собой маникюрный набор и лаки, чтобы довершить красоту. Марчелло занял место на диване и застыл так, словно его собирались рисовать. Дейзи с восхищением посмотрела на кроватку для малышки, стоявшую рядом с Софией.
— Мы явились, как трое волхвов, — заметила Мэгги. — Принесли подарки малышке. Хотя, очевидно, мы не первые. — Она оглядела комнату, заставленную цветами.
— Но вас ведь четверо, — указала на диван София.
— Марчелло не в счет, — бросила Мэгги.
— Мы здесь, чтобы приветствовать молодую мамочку, — объявил Антон, приглаживая свои волосы. — Я лично не знаю, что такое роды, но однажды видел документальную съемку по телевизору, так меня это зрелище чуть не прикончило.
— Антон, не переживай, тебе ведь не придется пройти через эти муки, — ответила София, с удовольствием наблюдая в зеркале, как он колдует над ее волосами.
— Я могу только воздать благодарность Богу, потому что представить себе не могу все эти крики и вопли, — пошутила Мэгги, останавливая выбор на сиреневом лаке. — Что было бы, если бы мужчины рожали, пусть и такие, как Антон? Сколько шуму они бы наделали! Нет, давайте надеяться, что наука не дойдет до такого безобразия. Я бы не хотела дожить до такого открытия.
— Не надо сиреневым, Мэгги, лучше покрой бледно-розовым лаком, — сказала София.
— Натуральным? — возмущенно уточнила Мэгги.
— Да, я ведь теперь мама, — гордо произнесла София.
— Малышка покричит-покричит несколько недель, и ты начнешь вспоминать беременность как самое счастливое время. Я это знаю, потому что Люсьен меня едва не довел до безумия. Я ему чуть ли не воскресные обеды подавала в постель. Поверь, былая свобода будет очень манить, поэтому, когда захочешь сиреневых ногтей и зеленых волос, мы с Антоном придем тебе на выручку, правда, Антон?
— О, конечно, потому что люди в наше время такие скучные. Максимум, что они просят, это осветлить им несколько прядей. Но что может привлекать в нескольких осветленных прядях?
— А как ты? Наверное, вся еще чувствуешь себя разбитой после схваток? — поморщилась Мэгги. — Люсьен появился двадцать лет назад, а я все еще не могу прийти в себя. Тело меняется непоправимо. Это жестокая правда жизни. Вив обожал меня, пока у нас не родился Люсьен. После этого он начал оглядываться по сторонам и искать ту, у кого грудь более упругая и все на месте. Говорят, что ты приходишь в норму спустя некоторое время там — ты понимаешь, о чем я, — но со мной этого не случилось. От моего прежнего тела не осталось и следа. Раньше я могла нагнуться и коснуться пальцев ноги, а теперь я их даже не вижу. Наверное, это все из-за родов. Я готова во всем обвинить нашу прародительницу Еву. Если бы этот трусливый Адам первым отведал яблока, то мы не оказывались бы в таком положении, не так ли?
— Мэгги, не надо обобщать. София в прекрасной форме, — вмешалась Дейзи, одаривая свою подругу широкой улыбкой. — Как ты себя чувствуешь? Мэгги не напрасно нас пугала?
— Мэгги всегда немного преувеличивает, — ответила с улыбкой София. — Все прошло очень просто и быстро, если не считать того, что у Давида немного побаливает рука, за которую я ухватилась во время схваток. Однако я чувствую себя очень счастливой и гордой.
— А где же наш милый Давид? — спросил Антон. — Я всегда неровно дышал к этому красавчику. — Антон бросил взгляд в сторону Марчелло, который не шелохнулся с того самого момента, как они переступили порог палаты.
— Он придут позже. Бедняжка, он так растерян, — проговорила София.
— Она такая замечательная, — заметила Дейзи, заглянув в кроватку. — Похожа на маленькую мышку.
— Не надо называть ее мышкой, дорогая, всем мамочкам кажется, что их дети самые красивые на свете, а мышка... Очень сомнительно, — с упреком произнесла Мэгги. — Я считала Люсьена настоящим сокровищем, пока он не вырос.
— Если ты хочешь сказать приятное, то надо заставить поработать свое воображение, милая моя. Мышка — это не актуально, - добавил Антон, отступая на шаг и любуясь своей работой.
В этот момент распахнулась дверь и на пороге появилась Элизабет Гаррисон. Ее большие навыкате глаза строго осмотрели комнату. Она прислушивалась к звукам чужих голосов, и при виде Мэгги, Антона и всех остальных лицо ее исказилось гримасой. Выставив вперед острый подбородок, она произнесла:
— Это палата миссис Гаррисон? Кто все эти люди?
София взглянула на Мэгги, которая дула на ее накрашенные ногти.
— Это злая ведьма, та самая, — прошептала она.
Мэгги подняла глаза.
— Ты уверена? Больше похожа на одного из приятелей Антона.
— Я пришла увидеть внучку, — объявила женщина, не обмолвившись ни словом со своей невесткой.
Она сердито прошествовала через палату.
— Это больница, а не какой-то там забытый Богом салон, — заявила она.
— А тебе не помешала бы стрижка, милая моя, — обронил Антон, втягивая щеки, когда она проходила мимо него. — То, что у тебя на голове, это прошлый век.
— Бог ты мой, да кто ты такой? Кто все эти люди?
— Это мои друзья: Мэгги, Антон, Дейзи и... о, на Марчелло можно не обращать внимания, потому что он не любит разговаривать.
- Он любит, чтобы им восхищались, — сказала София и захихикала. — Знакомьтесь, это моя свекровь, Элизабет Гаррисон.
Элизабет старалась держаться как можно дальше от Марчелло, хотя в такой небольшой комнате это было непросто. Она склонилась над кроваткой.
— Кто?
— Это девочка, — подтягивая кроватку к себе, словно желая защитить дочь, ответила София.
Она не хотела, чтобы Элизабет приближалась к своей внучке слишком близко, боясь, что свекровь сглазит малышку.
— Имя?
— Онора, — радостным голосом отозвалась София.
— Онора? — сердито переспросила Элизабет. — Что за дурацкое имя? Онора.
— Это прекрасное имя. Мы назвали малютку в честь бабушки Давида, вашей покойной свекрови. Он очень любил ее, по его рассказам.
— Онора звучит, как имя для актрисы или певицы, как ты считаешь, Антон? — подлила масла в огонь Мэгги.
— Однозначно, — подтвердил Антон уверенным тоном.
— Где Давид? — требовательно спросила Элизабет.
— Его нет, — холодно проговорила София.
Про себя же она подумала: «Наверное, он знал, что ты явишься сюда, старая сушеная рыба, чтобы испортить всем настроение».
— Скажешь ему, что я приезжала, — произнесла она, переведя свой тяжелый взгляд на Софию и на мгновение задумавшись. — Давид — мой единственный сын, — гнусавым голосом продолжила она. — Это моя единственная внучка. Я бы предпочла, чтобы он женился на соотечественнице своего уровня и происхождения. Ариэлла была идеальной женой, но только этот глупец не смог ее удержать. Он такой же, как его отец. Но ты подарила ему ребенка. Лучше, чтобы это был мальчик, но наследника ты произведешь на свет в следующий раз. Мне категорически не по душе ни ты, ни тем более твои друзья. Но ты сделала Давида отцом, и это говорит в твою пользу. Передашь Давиду, что я была здесь, — повторила она, покидая комнату.
Когда они открыли рот, чтобы разразиться гневными комментариями, дверь распахнулась, и Элизабет снова явилась на пороге.
— О, она забыла свою метлу! — прокомментировал Антон.
— Или забыла наслать на нас проклятие, — добавила София.
— Можешь также передать Давиду, что я не стану называть ребенка Онорой, так что ему придется придумать что-то другое.
Дверь закрылась, и она ушла.
— Какая приятная женщина, — язвительно заметила Мэгги.
— О, что бы я мог соорудить из ее волос! — прищелкнул языком Антон.
— Я не стала бы тратить на нее силы, дорогой, — сказала Мэгги. — Она умерла много лет назад.
Ко всеобщему удивлению, в этот момент подал голос Марчелло.
— Старая ведьма! — протянул он. — Она не живет, а влачит существование.
Когда позже днем приехал Давид, София кормила малютку. Он остановился у кровати и наблюдал, как Онора жадно сосала грудь. Они с Софией улыбнулись друг другу. Давид был охвачен трепетным волнением, понимая, что присутствует при священнодействии, которое не терпит суеты. Он боялся нарушить трогательность момента какой-то банальной фразой и с благоговением следил, как устанавливается некая мистическая связь между матерью и ребенком. София вглядывалась в черты своей дочери, удивляясь тому, насколько она совершенна.
Когда Онора насытилась, София завернула ее в тонкую пеленку и положила назад в кроватку.
— Я не могу с ней расстаться ни на секунду, — сказала она, проводя пальцем по бархатистой головке малышки.
— У меня для тебя потрясающая новость, — приближаясь к Софии и целуя ее, сообщил Давид.
— У меня тоже, но ты говори первым.
— Ты не поверишь, но Заза бросила Тони и сбежала с Ариэллой в Прованс.
— Действительно, поверить в это невозможно! — воскликнула ошеломленная София. — Ты знаешь, я подслушала их разговор в прошлые выходные. Они спорили, но я так и не поняла, о чем это. Теперь все стало на свои места. Ты уверен?
— Мне только что позвонил Тони и сообщил об этом.
— И что же он сказал?
— Что они с Ариэллой вместе убежали. Он предсказал, что Заза вернется через месяц, когда наскучит Ариэлле.
— Он был очень зол?
— Нет, он не рассердился, скорее, его эта история привела в раздражение. Он говорит, что больше всех возмутилась Анджела, ведь получается, что мама ее обскакала. Анджела тут же объявила, что никогда не была влюблена ни в какую Мэнди. Она, оказывается, любит парня по имени Чарли.
— Меня все это не удивляет, — заметила София.
— Так или иначе, но Тони сказал, что он не против того, что Зазу тянет на эксперименты, однако ему придется подбирать осколки, когда она вернется. Ариэлла сделала это для собственного развлечения. Она просто играет, как хитрая кошка с большой мышью, — наверное, получает колоссальное удовольствие от скандала, ведь она никогда особенно не заботилась о чувствах Зазы.
— Думаешь, они не забудут нас? — умирая от любопытства, сказала София.
— Я уверен, что они захотят тебя поздравить. А что за новость у тебя? — взяв ее за руку, спросил Давид.
— Свекровь явилась сегодня утром, подобно исчадию ада, — сообщила она.
— О нет, — устало протянул Давид.
— Догадайся, кто был здесь, когда она решила прийти? — с озорной улыбкой спросила София.
— Я не знаю. Кто?
— Антон, Мэгги, Марчелло и Дейзи.
— О, ничего себе! — воскликнул Давид. — Наверное, она пришла в ужас.
— Она заявила, что ей не нравится имя Онора и тебе придется что-нибудь придумать взамен. Мое мнение даже не принимается в расчет.
— Она ничье мнение не принимает в расчет.
— Думаю, мы ее здорово напугали.
— Не волнуйся, предоставь ее мне, — успокоил жену Давид, с тоской воображая, как ему придется звонить матери и выдерживать очередную атаку в их непрекращающейся войне.
Его мать сама затеяла ее, так как не могла смириться с тем, что не может контролировать каждый поступок сына. Этой войне суждено будет завершиться только со смертью Элизабет. Давид подумал, как вздрогнет его отец на небесах, когда к нему поднимется черное облако, чтобы продолжить его земные мучения.
Зазвонил телефон.
— Это Заза! — возбужденно закричала в трубку София.
Давид удивленно поднял бровь.
— Дорогая, я слышала, что у тебя маленькая девочка. Ты молодец! И такое чудесное имя. Должно быть, ты на седьмом небе от счастья, — заворковала Заза.
— Все верно, а как ты? Где ты? — нетерпеливо воскликнула София, желая услышать новости о Зазе из первых уст.
Ей уже надоело пересказывать каждому звонившему историю рождения Оноры.
— Я во Франции.
— С Ариэллой?
— О, Тони уже все разболтал! Это так похоже на него. Теперь эту историю будет повторять весь Лондон, — театрально произнесла она.
— Я так не думаю, потому что и я, и Давид умеем хранить чужие секреты, — уверила Зазу София, подмигнув мужу.
— О, — разочарованно протянула Заза. — Ариэлла рядом со мной и хочет поговорить с тобой. Мы прекрасно проводим время, думаем о тебе и малютке. Передай от меня Давиду большой привет. Я не могу поговорить с ним, потому что Ариэлла здесь. — Она понизила голос. — Ты понимаешь, о чем я.
— Хорошо, я все скажу ему. Передай трубку Ариэлле.
Она услышала, как Заза громко зовет свою подругу: «Ариэээлла!»
— София, я тебя поздравляю, — спокойным тоном проговорила Ариэлла.
— К чему все это? Что ты задумала? — тихо спросила София.
— Просто мы немного решили отдохнуть, — небрежно обронила Ариэлла.
— А когда вы вернетесь?
— Как только Алан снова обратит на меня внимание. Я тогда сразу отправлю Зазу домой к Тони. К этому времени он немного проснется, я полагаю, — рассмеялась Ариэлла.
— Ты такая порочная, — ответила София, и удивленная, и позабавленная.
— Нет, я не порочная. На самом деле я оказываю им обоим услугу. Заза нуждается в перемене обстановки, а Тони нужна новая Заза. Она вернется к нему другим человеком, поверь мне.
— Мне следует быть очень осторожной, — засмеялась София.
— Не волнуйся, ты не в моем вкусе. Ты слишком умна. Нет-нет, с тобой не будет так весело.
София заснула, и ей привиделся сон. Она сидела на кровати в больнице рядом с Зазой и Ариэллой, которые убеждали ее, что она должна оставить Давида и присоединиться к ним во Франции. София качала головой, смеясь и отказываясь, и они тоже смеялись, говоря, что она не знает, что теряет. Дверь распахнулась, и вошла женщина в черном. Она была сгорбленная и, похоже, волочила ногу. От нее неприятно пахло, и Ариэлла с Зазой, недовольно поморщились, зажали носы, а потом куда-то исчезли. Вдруг женщина в черном наклонилась над кроваткой и схватила ребенка. София начала кричать, держась за малютку и выкрикивая ее имя. Женщина была такой уродливой, что почти ничем не напоминала человека. Она повторяла: «Ты же пообещала бросить своего ребенка. Слишком поздно что-то менять». Затем она превратилась в Элизабет Гаррисон, которая смотрела на Софию своими водянистыми глазами, похожими на устрицы.
Медсестра разбудила Софию: оказывается, она кричала во сне и была вся в поту. София посмотрела на медсестру испуганными глазами, и до ее сознания не сразу дошло, что она уже покинула мир темных сновидений, снова вернувшись в реальность.
— С вами все в порядке, миссис Гаррисон? Вам приснился плохой сон? — сочувственно спросила медсестра.
— Мне надо увидеть мужа. Я хочу домой, — зарыдала София.
На следующий день Давид отвез Софию домой. Как только она оказалась в знакомой обстановке, как только привычная атмосфера Лоусли настроила ее на другой лад, София забыла и о страшном сне, и о той уродливой женщине, которая пыталась отнять у нее ребенка. Устроившись у камина, София, поглаживала собак Сэма и Квида и весело болтала с Хейзел — няней, которая качала малютку на руках. Давид работал в соседнем кабинете, и София радовалась, что жизнь наладилась. Затем ее мысли обратились к Тони и Зазе: она не могла представить, что после пережитого потрясения они заживут, как прежде.