В поисках любви

Глава 37

— Я очень рад, что девочки веселятся. — Поль Арно жестом подозвал супругу к окну. — Посмотри на эту картину…

Их дочери и поверенный спустились в розарий и теперь стояли около большого куста роз. Правда, по лицу Жермен нельзя было сказать, что ей очень весело, но Люси, склонившись над цветами, с увлечением что-то говорила Эдвардсу.

— Я уверена, что он попросит ее руки. — Натали грустно улыбнулась. — Не правда ли, странно думать, что наши дочери становятся совсем взрослыми… и, того и гляди, уедут от нас?

— Сheriе[6], мы не должны быть эгоистами — Полковник коснулся губами волос жены, уложенных в высокую прическу.

Поверенный решился на серьезный разговор через несколько дней.

— Поль, я бы хотел побеседовать с вами… и с вами, Натали.

Они втроем перешли в кабинет полковника. Эдвардс казался взволнованным.

— Думаю, вы догадываетесь, что я хотел вам сказать… Я достаточно долго был холостяком. Но когда-то человек должен жениться. Поверьте: я всей душой желаю быть счастливым… и сделать счастливым юное, нежное существо… Я понимаю, что придется подождать, и готов на это…

— Дорогой друг, я очень рад! — воскликнул полковник. — И уверен, что долго ждать не придется…

— Но мадемуазель Жермен еще так молода… — неуверенно сказал Эдвардс.

В кабинете воцарилось молчание.

— Вы сказали, Жермен? — пролепетала наконец Натали. — Вы имели в виду Жермен?

— Да…

— Но мы были уверены, что вы ухаживаете за Люси…

— Мадемуазель Люси прекрасная девушка, и любой счел бы за счастье стать ее мужем… но я говорил о вашей младшей дочери…

— Но она… — начала было Натали, но полковник, сердито посмотрев на жену, перебил ее:

— Она, я уверен, будет обрадована предложением мсье Эдвардса. Хотя, конечно, говорить о свадьбе можно будет не раньше чем через год…

Эдвардс смиренно кивнул.

Натали сидела нахмурившись. Она видела, что младшая дочь любит Виктора. Ей тоже нравился этот юноша, но сейчас она не решалась возражать мужу.

Когда дочери узнали о предложении Эдвардса, Натали пришлось выдержать тяжелую сцену.

Люси рыдала, закрывшись у себя в комнате, и изорвала в клочья подаренный Эдвардсом шелковый шарф. Жермен же пришла в неистовство:

— Я не выйду за него замуж! Ни за что на свете! Я люблю Виктора, слышишь? И скажу это отцу…

— Ну же, детка, успокойся, — увещевала мать. — Никто не отправляет тебя к алтарю прямо завтра… а за год может случиться все что угодно… Я постараюсь поговорить с отцом. Только не перечь ему сейчас… и не плачь…

Виктор, сидевший в гостиной на диване, вскочил, когда Натали вошла в комнату:

— Жермен…

— Бедные дети… — сказала Натали со вздохом. — Боюсь, сейчас нам всем остается только ждать…

Беатрис стояла перед зеркалом, придирчиво осматривая шов на белоснежном рукаве. Портниха, суетившаяся вокруг нее, была похожа на вдохновенного архитектора и размахивала выкройками, как чертежами.

— Думаю, теперь правильно… и по длине как раз подходит… — бормотала она.

— Да, все точно впору. — Беатрис поправила непослушную прядь волос. — Я довольна…

Пышные буфы на плечах, блестящий атласный лиф, туго охватывающий тонкую талию, которая кажется еще тоньше от широкой юбки… «Ужасно старомодно… Зато в нем я похожа на королеву…»

Это платье, казалось, еще больше приблизило свадьбу… и напомнило о том, что она, Беатрис Уэйн, совсем скоро станет миссис Гордон…

Их дом уже полностью меблирован. Эта ужасная миссис Фрост все время твердила, что, когда Ноэль уедет, она останется на Бэйсуотер-роад совсем одна… Ничего — старуха не станет им надоедать…

Каждый день Беатрис будет работать в кабинете. Ноэль понимает, что она гораздо лучше него разбирается в делах. Необходимо за всем следить самой.

Этот Эдвардс опасен. Зачем только Ноэль попросил его быть их поверенным? Это же сущее безумие. От него необходимо избавиться… А завещание? Стоит ли узнавать у Ноэля правду? Пожалуй, не следует спрашивать его в лоб, но надо как-то вытянуть из него настоящую историю… Но даже если ее подозрения окажутся правильными, она все равно будет бороться до конца. Она давно сделала свой выбор и не жалеет о нем…

— Мисс Уэйн? — робко окликнула ее портниха.

— Я, кажется, задумалась. — Беатрис в последний раз повернулась перед зеркалом и бережно сняла тонкую фату.

Свадебное платье Морин было гораздо скромнее платья Беатрис — длинное, прямое, только по воротнику отороченное полоской кружева. На голове — венок из искусственных цветов, а волосы даже сквозь ткань фаты полыхали ярко-рыжим.

Они с Шоном не хотели устраивать очень пышной свадьбы и сказали об этом священнику… Старик спрятал улыбку, когда увидел, что маленькая церковь полна народа. Пришли родные и соседи Морин во главе с Энн Фитцпатрик, пришли друзья Шона из доков и из Сохо…

Свидетелями же были Кэти и Майкл, и паренек был горд оказанной ему честью.

Морин позвала на свадьбу и миссис Лауру, и Марианну, и Алана, и Генри Стерна… Но пришли только Марианна и художник. «Невыносимая старая леди» не захотела идти на свадьбу какой-то горничной, а Алан сказал, что еще не вполне здоров…

Все, кто был в церкви, не сводили глаз с Морин и Шона, стоявших перед алтарем. В тот момент, когда жених произносил слова клятвы, притихли даже зубоскалы-ирландцы …

— Я беру тебя, Морин, в законные жены… дабы иметь тебя при себе на ложе своем и у очага своего…

Шумно вздохнула Флорри О’Грам, оставившая ради торжества стойку в «Трилистнике» на помощницу. Она принарядилась — надела самое лучшее платье и широкополую шляпу, к полям которой была приколота поблекшая бумажная роза. «Может быть, из ее собственного свадебного венка?» — невольно подумала стоявшая рядом с ней Энн.

— …В красоте и убожестве, в счастье и несчастье, в болезни и в здравии… — негромко продолжал Шон. — Пока не разлучит нас смерть…

Кэти казалось, что голос ирландца доносится откуда-то издалека. Фигуры святых, ризу священника, лица гостей и огоньки свечей вокруг она видела как сквозь пелену. «Он не пришел… Как же сейчас счастлива Морин…»

— И во всем этом я даю тебе свою клятву…

Марианна стояла, прижав руки к груди. Морин стояла спиной к ней, и она не видела ее лица, но зато могла видеть глаза Шона и слышать его хрипловатый голос…

Значит, вот как обретают друг друга те, кто любит! А ведь… когда-то это случится и с ней… Она быстро взглянула на молодого художника и сразу, вспыхнув, опустила голову.

«Бедняжка Кэтлин… — подумала она. — Кажется, она вот-вот расплачется… Если бы только можно было как-нибудь помирить их с Аланом…»

— Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Аминь. — Шон надел кольцо на палец Морин и бережно откинул с ее лица фату для поцелуя…

«Возьми себя в руки немедленно, — приказала себе Кэти. — Не смей портить другим праздник. Сегодня Морин не должна думать о чужих горестях!»

Потом она помогала матери Морин и девочкам Донахью накрывать на стол. Ей совсем не хотелось веселиться, но она заставила себя протанцевать рил с Майклом и смеялась вместе со всеми, когда двое подвыпивших парней из Сохо принялись отплясывать боевой танец древних ирландцев.

Когда гости стали расходиться, она подошла попрощаться с молодоженами. Шон галантно поклонился ей:

— Вы, Кэтлин, были сегодня самой красивой — после нее, конечно, — он с любовью посмотрел на жену. — Спасибо, что согласились быть подружкой невесты.

Кэти крепко обнялась и с ним, и с Морин.

— Все-таки завтра уезжаешь? — грустно спросила ирландка. — Не передумала?

— Нет. Поезд отходит с вокзала Сент-Панкрасс в девять часов. Обещаю написать, когда приеду. Да, я хотела попросить тебя заходить иногда к миссис Чен.

Она будет без меня скучать…

— Не только она, — Морин вздохнула — Ну, если ты так решила — поезжай… Но мы всегда ждем тебя в гости.

— Спасибо. — Кэти повернулась к Марианне и Генри: — Прощайте, мистер Стерн. Прощайте, Марианна.

«Мне казалось, у меня сердце разорвется от ее печальной улыбки», — признавалась Марианна потом Генри Стерну…

Марианна, вздрогнув, посмотрела на брата и как будто в первый раз увидела, как молодой человек изменился за эти дни — побледнел, осунулся…

— Алан! — Девочка беспомощно всплеснула руками. — Алан… — повторила она со слезами в голосе, — Что же это такое?!

— Мари, не мучай меня. — Алан лихорадочно стиснул в пальцах перо, как будто оно было пресловутой соломинкой, а он — утопающим. — Если ты думаешь, что это решение далось мне легко, то ты горько ошибаешься. Но Генри говорит, что нельзя быть эгоистом…

— Я не понимаю ваших споров, — Марианна по-детски всхлипнула, — и ты сам их не понимаешь… Но я не могу — понимаешь, не могу! — смотреть, как два человека, которые… которые любят друг друга, вот так расстаются! Это… неправильно!

— Пойми, жизнь сложнее, чем романы, которые ты читаешь по ночам…

— Романы тут ни при чем! Просто ты совершаешь ужасную ошибку…

— Но что, что я могу ей предложить? Об этом ты подумала? Я нищий — более того, нищий, который ничего толком не умеет делать! Раньше у меня были деньги…

— При чем тут твои деньги? Пойми ты, она любит тебя! Морин говорит — с самого первого дня, когда ты приехал к нам и мы все вышли тебя встречать, — помнишь? А теперь она уезжает из Лондона… и ты можешь потерять ее навсегда…

— Навсегда… — повторил Алан. Он выронил перо, и оно покатилось по полированной поверхности стола.

Алан старался оставлять часть работы на вечер. Ему нравилось сидеть в библиотеке, когда тетя и кузина заснут, и в тишине аккуратно переписывать бумаги. Позже него ложилась только кухарка Дора. «Мы работаем…» — думал он иногда, улыбаясь.

— Алан, — Марианна шагнула на порог комнаты. — Я хотела с тобой поговорить…

— Я думал, ты уже легла. — Молодой человек обмакнул перо в чернильницу. — Ну, весело было на свадьбе?

— Да. Очень, — медленно ответила Марианна, но видно было, что думает она не о свадьбе.

— Где же они будут жить?

— Им придется остаться в Лондоне на какое-то время… Они хотели заработать еще немного денег так что Морин пока поработает у нас… А вообще-то Шон хочет увезти ее в Ирландию.

— На побережье близ Белфаста, — вырвалось у Алана.

— Да, навсегда! — Марианна повернулась и побежала к себе в комнату, боясь, что сейчас расплачется в голос.

Алан сжал виски ладонями и застонал.

«Милосердный Боже, кто же из них прав? Генри или Мари? Она любила меня с самого первого дня…»

Он долго сидел так, уставившись в пространство невидящими глазами. Кэтлин. Она помогла ему тогда, когда он хотел умереть. Она рассказывала о себе… и ее рука вздрогнула, когда он коснулся ее своей… Белые лепестки жасмина на вишневой ткани… И это лицо, такое юное и мудрое, на картине Генри…

Она любит его. А он…

Он тоже любит ее…

Алан встал из-за стола, когда свет лампы уже потускнел, смешавшись со светом из окна. Осторожно, стараясь, чтобы старая лестница не скрипела под ногами, он спустился в холл и дрожащей рукой открыл адресную книгу.

«А где вы живете, Кэтлин?» «Около Мильбанка, у старой подруги моей матери — ее зовут миссис Чен…»

Чейбл, Челтерн, Чемпен… Чен.

В коридоре послышались шаркающие шаги — очевидно, встала Дора. Алан быстро огляделся и никем не замеченный тихо вышел на улицу.