Ведомство. Свежая кровь

Глава 7

— …Так-таки и усыпил?! — спросил кто-то рядом знакомым голосом.

«Это про меня?» — заворочалась сонная мысль.

— Представь себе! В рамках презентации криогробов! Усыпил и в схрон отправил. Под Воркуту, в вечную мерзлоту! — узнала она Кота-Ученого.

Собеседник Федора расхохотался.

«А, нет, опять про Съезд… — медленно дошло до Насти. — Про Хватова…»

Ситуация, которой Съезд закончился, ее и смешила, и почему-то заставляла чувствовать некоторую неловкость. Всем собравшимся продемонстрировали последние новинки отечественной высокотехнологичной промышленности — перспективные анабиозные установки для космонавтов под шутливым названием «криогроб». Иван Силантьевич совместно с представителем фирмы-разработчика «Сомно Инк» предложил гостям из Цитадели испытать их, и…

По словам видного политика, проснуться западные «трепологи» должны были не раньше, чем через полвека. «Они же мечтали о прохладной темноте! Говорили, что Россия потому им и понравилась, — без тени смущения пояснил он присутствующим. — Вот, теперь пусть господа и дамы иностранные вампиры полежат, подумают, стоит ли оно того действительно…»

— Здесь тоже пасмурно сегодня… Ну, это хорошо, ветра меньше… — пробормотал собеседник Кота-Ученого.

«Дядь Толя, леший», — вспомнила Настя.

— Мне не принципиально, я видишь, как утеплился? — промурлыкал эксперт в ответ.

Настя наконец открыла глаза. Что за дела? Спала вроде совсем недолго, а ощущение, будто проснуться не может. Вон даже не сразу поняла, где находится…

— Очнулась! — обернулся к ней леший, видимо, заметив в зеркало заднего вида, как она протирает глаза. — Ну, мы уже приехали почти. Всего-то минут десять понадобилось, чтобы ты поспала.

— Это что, уже Лукоморье? — спросила Настя и вдруг вспомнила слишком близкие глаза Кота-Ученого, свои тяжелеющие веки и взорвалась: — Ты что, меня вырубил?!

— Ну да, — проговорил аналитик, не оборачиваясь, и в голосе его не было ни малейшего раскаяния. — Нам что, по лесу до ночи мотаться, ожидая, пока ты поверишь?

— Да как ты… Да как ты… — захлебнулась Настя гневом и вдруг прервала саму себя: — Во что это я должна поверить?!

— А в Лукоморье, дочка, — начал было дядь Толя, но Кот-Ученый махнул лапкой:

— Насть, в Лукоморье можно попасть отовсюду, я же сказал. — Он наконец обернулся к ней, просунувшись между креслами. — Но только если ты в него веришь. Ехали мы что-то слишком долго, а о том, кто из нас не верил, — можно не спрашивать. Мы-то с дядь Толей не просто верим — весь наш жизненный опыт подтверждает, что Лукоморье существует. Пришлось тебя усыпить — и вуаля!

Аналитик широко повел лапой — насколько это было возможно в тесном автомобиле, — словно пытался охватить всю легендарную область.

Настя молча отвернулась к окну. С одной стороны, она обиделась, с другой — учитель, безусловно, прав. Еще на платформе в Москве она признавалась самой себе, что для нее Лукоморье как было, так и осталось сугубо сказочным местом. Ну что же, теперь она точно поверит…

Они по-прежнему ехали по лесу, но теперь лес выглядел совсем по-другому: светлый, из высоких строевых сосен, стоявших широко. Их стволы золотились даже под пасмурным небом. Или…

— Не поняла… Это что, тучи золотистые, что ли? — пробормотала она себе под нос, глянув в небо, но леший услышал:

— Не, дочка. Это листья дубовые, наверху-то. А сейчас осень, — непонятно ответил он.

«Ладно, потом разберемся… — пронеслось в голове. — Все равно очень красиво… Интересно, здесь что, дорог нет? Почему по лесу-то до сих пор едем?» Настя только собиралась спросить об этом, но дядь Толя снова прервал короткое молчание:

— Федь, а давайте я вам кое-что покажу? Путь хотя и кружной, но недолгий, а ей интересно будет! — обратился он к Коту-Ученому.

Аналитик неопределенно хмыкнул — похоже, ему не было особо важно. Дядь Толя повернул баранку, и вскоре впереди показался просвет.

Они выехали на широкий берег. На мелкой гальке намерзли тонкие льдинки, уступами спускавшиеся к прибою. Они звонко хрустели под колесами…

…А далеко впереди, в море, закрывая собой, наверное, треть горизонта, возвышалась огромная гора — гладкая, темно-серая, слегка отливавшая стальным блеском…

— Я медленно поеду, чтобы ты, дочка, полюбоваться могла. Это вот и есть плавбаза «Рыба-кит», гордость здешняя! — доносился до нее голос лешего.

Настя медленно, как завороженная, потянулась во внутренний карман, к смартфону, но Кот-Ученый будто прочитал ее мысли:

— Ты кому это показывать потом собралась, м-м-м?.. — его голос прозвучал очень вкрадчиво.

Искушение было огромным, но Настя как телевизионщица прекрасно понимала, когда снимать можно, а когда действительно нельзя и лучше не нарываться — если, конечно, нарваться не было конечной целью съемки. Последнюю точку в колебаниях поставило воспоминание о тысяче гематогенок, и она, с сожалением вздохнув, убрала руку от смартфона и принялась смотреть во все глаза.

Вокруг гора вся была облеплена большими и мелкими судами — Настя разглядела и паруса, и современные спутниковые антенны на некоторых. У самой воды виднелось несколько портовых кранов, а на склонах и где-то на самом верху она рассмотрела нефтяные вышки, ритмично кивавшие своими «головами»…

— Все здесь добывается! И рыба, и моллюски всякие в лучшие рестораны столицы — с плавников, они там как отмели, — и водоросли разные в саму Японию поставляем, и ус китовый, и амбра есть, и ворвань — буровые и качалки вон! Это вам не нефтедоллары, а настоящая валюта! — покачал головой дядь Толя.

Внезапно над горой появились клубы пара, и в небо, прямо к тяжелым, отсвечивающим золотом тучам, устремился огромный кипенно-белый фонтан! Спустя несколько секунд на берег налетел низкий глубокий гул — кит вздохнул.

— Да он же живой! — вырвалось у Насти. — Как так-то?!

— А что ему сделается? — рассмеялся дядь Толя. — Он же чудо-юдо! А вообще, мы тут экологию соблюдаем — у нас договор с ним, он же разумный почти! Вот и дает — строго в соответствии с планом госзакупок!

— Ну, скажем так: если сюда Гринпис сунется, проблем мы не оберемся. Но именно этого сведущие люди наверху, я имею в виду — на самом верху, Насть! — подчеркнул Кот-Ученый, — и стараются не допустить. Это к вопросу о вариантах мягкого захвата, кстати… Впрочем, о них как-нибудь потом… А так — договор между сторонами действительно был подписан, обе признаны в трезвом уме и здравой памяти, как говорится. И ученые с биостанции — видишь, в-о-он там, на лбу, сферическое такое здание? — уверяют, что ему не больно и мы ему не вредим.

Настя действительно разглядела теперь малюсенький жемчужно-белый шарик на покатом склоне «горы».

— С ума сойти… — только и смогла выдавить она и внезапно для самой себя спросила: — Если есть рыба-кит, то остров Буян тогда где?

— Э-э-э, дочка, Буян дальше, — махнул рукой леший неопределенно. — За плавбазой не увидишь. Только ничего там особо интересного нет. Ну да, место историческое — и только-то…

— Не скажи, дядь Толь. Если гид хороший, то там очень интересно! — неодобрительно заметил Кот-Ученый. — Надо будет съездить. Если успеем.

— Постойте! — Что-то важное беспокоило ее, но Настя никак не могла поймать мысль за хвост.

«Так, спокойно… Кот сказал, Пушкину Лукоморье открылось в Приазовье, а средневековые картографы рисовали его то у Белого моря, то на Оби… Так что же не так? А, поняла!» — Она хлопнула себя по лбу и осведомилась:

— А что же это за море тогда?

— Ты что, дочка? Окиян, конечно, — как будто это само собой разумелось, сказал леший. — Море Окиян. Ну, поедем, что ли? Еще налюбуешься! Гулять-то пойдешь — тебе до берега недалеко будет… — Он переключил передачу, и машина мягко рванула вперед, под колесами затрещала галька.

Настя все смотрела на чудо-юдо-плавбазу, не в силах оторвать взгляд от рабочей суеты вокруг нее — благо эта громадина была так далеко, что почти не меняла положение в зависимости от движения машины. Однако скоро дядь Толя свернул с берега, и под колесами зашуршал асфальт.

— Дороги здесь хорошие! — прокомментировал леший. — Вот как революция была — многие не приняли, не хотели большевиков. Те карателей послали было — ну… Второй отряд тоже… Что сказать… В общем, решили наоборот задабривать регион этот. Вот, дороги тоже…

Она даже не поняла сначала, про какую-такую революцию говорил леший, а когда до нее дошло, вдруг подумала, что большинство здесь, а может, даже сам дядь Толя, помнят те события отнюдь не по бабушкиным рассказам, как она. Причем, наверное, многие из помнящих считаются молодежью по здешним меркам… «О боги, я действительно в Лукоморье!» — мысль эта наполнила ее каким-то искрящимся восторгом, будто вот прямо сейчас ожидались чудеса.

И чудеса пришли.

Машина выехала на перекресток, они свернули, и вдруг впереди показался поселок. А за ним…

Настя рывком подалась вперед между сиденьями, возглас «ух ты!» вырвался сам собой.

Мозг отказывался воспринять масштаб открывшегося ей зрелища.

Поселок располагался у корней дуба.

Нет — Дуба.

Мирового Дуба.

Корни уютно окружили дома поселка, вздымаясь, как длинные невысокие холмы, а ввысь уходил ствол. Стволище. СТВОЛИЩЕ.

Выше всех гор и шире всех рек, он исчезал в низких тучах, и под тучами еще не было видно ни одной ветки.

Зато вверх по стволу вилось, то вправо, то влево, опираясь на складки коры, тонкое нечто, эфемерный зигзаг, в котором Настя опознала…

Нет, не цепь — лестницу. Неширокую лестницу.

— Что, внушает зрелище? — спросил Кот-Ученый. — Знаешь, я ведь здесь родился и рос, а каждый раз, когда приезжаю, глазам поверить не могу…

Машина пронеслась по улицам, леший трижды просигналил, проехав мимо типичного здания райадминистрации — три этажа, силикатный кирпич, вывеска у широкого подъезда, государственный флаг, — и наконец они затормозили у деревенского дома с голубыми наличниками и палисадничком, из которого торчали коричневые от заморозков головки каких-то цветов.

— Приехали! — заявил леший, поворачивая ключ зажигания, но аналитик уже хлопнул дверью и теперь, перевесившись через невысокий забор, ковырялся со щеколдой калитки.

Настя сама откинула переднее кресло, вылезла и принялась вытягивать рюкзак и пакет, которые ни за что не хотели вылезать.

Здесь оказалось холоднее, чем в Москве и даже в Ручьях, но морозец, несмотря на близость моря, был приятный, сухой. Едва заметный ветерок касался ее волос, и Настя поняла, что пахнет здесь по-особому. Как именно — она сказать не могла, но в воздухе чувствовалась какая-то легкость.

— Я машину отгоню, — сказал дядь Толя. — Здесь не любят, когда улицы загораживают. Ты иди уже.

Она кивнула и прошла через распахнутую калитку вслед за аналитиком, который уже возился с замком двери — похоже, у него был свой ключ.

— Входи! — крикнул он торжествующе, распахнул дверь, шагнул внутрь сам и тут же воскликнул возмущенно: — Черти! Вот чертовки чешуйчатые!

— Что случилось?! — испугалась Настя, приготовившись отпрыгнуть: уж очень зло прозвучал его возглас.

— Ты посмотри! Ну, посмотри только! — кипел аналитик. — Ну, я кому-то хвосты поотрываю! И в глотки голосистые заткну! Собственными лапами!

Настя стояла в дверях, завороженная его гневом: последние слова он прошипел, шерсть на затылке встала дыбом, уши прижались.

— Да войди, наконец! Попросил, понимаешь ли, дедушке помогать в мое отсутствие, заплатить обещал! И вот что вижу! А дедушка старенький! И это — сени, а что в доме?! — его голос то сваливался в угрожающее шипение, то напоминал боевые завывания.

Настя наконец шагнула внутрь и вдруг поняла, из-за чего так распалился Кот-Ученый. Оглянувшись, хмыкнула осуждающе и прошла вслед за учителем и названым братом в кухню.

Нет, собственно беспорядка в доме не было — вещи лежали на своих местах, как обычно бывает у стариков, долго-долго живущих в одном помещении. Но все поверхности покрывал толстый слой пыли, паутина закрывала не только углы, но и клочьями свисала с потолка, и все это освещалось скудным светом из немытых окон.

— И на полу натоптано, ты посмотри! — продолжал возмущаться Кот-Ученый. — А уж посуда-то, посуда!

Настя тронула висящее на крючке у мойки полотенце и тайком брезгливо вытерла руки о джинсы — и правда, дело плохо.

— Почетный гражданин Лукоморья — и никакого почтения! — разорялся независимый политический обозреватель.

— Федя, что раскричался-то? — раздался от двери голос лешего.

Он щелкнул выключателем, и на кухне стало еще непригляднее.

— Убью этих! Вокалисток! — снова взвыл аналитик. — Не посмотрю, что ансамбль!

— Ты про Ритку, что ль? — осведомился леший. — Так они в Египте вторую неделю! Все втроем, с детьми! Послезавтра, вроде, прилетают…

— Да причем тут Маргоша?! У нее своих дел полно! Стал бы я ее просить! Я этих попросил! Претенденток наших на премию «Голос года»! — Последнее предложение Кот-Ученый прошипел так ядовито, что Настя поняла: завидовать претенденткам точно не стоит.

— Блин, так они у развилки, между гаражами и полем, на старом клене сейчас сидят! Только что видел, поздоровались! Позвать?

Леший развернулся, изготовившись бежать и звать неведомый ансамбль, но Кот-Ученый вдруг фыркнул и словно одернул себя: поднял уши и, чуть подумав, ответил:

— Нет. Я попозже сам с ними поговорю. Дядь Толь, может, поможешь мне тут прибраться? Пока дедушка не пришел…

— А как же! — Леший согласился не раздумывая. — Поздно уже, я сегодня в обратный путь не поеду. Не шататься же до ночи по поселку…

«Ну, насчет поздно — он, пожалуй, хитрит…» — пронеслось в голове. Впрочем, темнеть должно было довольно скоро.

Настя решила напомнить о себе:

— А я?

— Та-а-ак… — Кот-Ученый будто только вспомнил о ее присутствии. — Сейчас, Насть, соображу…

Он окинул взглядом кухню и направился к пузатому холодильнику в углу — такие Настя видела только у некоторых совсем древних старушек у себя на селе. Аналитик распахнул дверь и уставился в его недра.

— Нет, Насть, убираться ты не поможешь. Насчет тебя у меня особое указание. Пойдешь в сельпо и купишь… А, сейчас записку напишу — тут целый список.

— Я же здесь ничего не знаю… — робко запротестовала она.

— Не заблудишься, дочка! Я расскажу, да и сельпо здесь любой, кому надо, найдет! Это ж сельпо! — отозвался весело леший.

Спустя пять минут Настя стояла за калиткой, теребя длинный список в кармане пуховичка, а Кот-Ученый напутствовал ее:

— Зинке сразу скажешь, что от меня — она к чужакам подозрительно относится. И список ей просто дай — она сама продукты наберет. Ну, успехов! — Он было развернулся, чтобы вернуться в дом, но остановился и добавил: — И еще, если встретишь зайцев — передай, что я приехал и хочу поговорить!

— О боги, каких еще зайцев?! Да кто они такие-то?! — простонала Настя.

— Как только увидишь — сразу узнаешь! — твердо пообещал ей аналитик и ушел в дом.

Настя вздохнула, оглянулась на ствол и прищурилась: по лесенке, кажется, спускалась какая-то фигурка…

Уходящий день был полон впечатлений. А впереди ее ожидали неведомая Зинка в сельпо, подозрительная ко всем чужакам, и еще более неведомые зайцы — видимо, те самые, которых избил неизвестно кто. И, возможно, ей даже встретится ансамбль неизвестных ей претенденток…

Жизнь действительно становилась все интереснее и интереснее.