Глава 20

Все последующие дни для Леры превратились в одно слово. И слово это было — УСТАЛОСТЬ. Как оказалось, это практически невыносимо, когда тебе одновременно выматывают тело, мозги и нутро. И каждый из ее учителей старался по-своему, изуверски стараясь перещеголять друг друга.

Ярослава увеличивала физическую нагрузку ежедневно. Лера и сама не заметила, когда мышечная боль превратилась в звенящую усталость. Голова хронически ныла от обилия новой информации. А вот вечером… Вечером наступало самое невыносимое.

Драгомир выводил ее во двор и своими заданиями заставлял понять, что до этого, за весь день, она и не устала толком. Подумаешь — мышцы и голова. Это всего лишь части тела. А вот когда внутри все полыхает огнем и одновременно выключает… Когда хочется просто на секунду обессиленно прикрыть глаза, а ты слышишь ненавистное «еще!».

Каждый вечер, засыпая, Лера давала себе слово, что утром скажется больной и не поедет в город. Ни за что! Просто проваляется весь день в своей норке на печи, болтая с заботливым хранителем дома. Тот будет заботливо подтыкать одеяло и угощать вкусностями. От одной только мысли об этом приятное тепло разливалось по измученному телу. Но каждое утро неведомо откуда брались силы, она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. И отчего-то глядя в проницательные серые глаза у Леры не хватало духу соврать про самочувствие. Да еще эта картина освещенного горящими клинками тела, будь она неладна… Рельефное, поджарое, смертоносное. Всякий раз, когда она всплывала перед глазами — от нее бросало одновременно в жар, и в холод.

Каждое утро Лера выходила в горницу и начинала делать разминку. Нужно было как можно быстрее подчинить себе собственное тело, чтобы оно выдерживало возрастающую нагрузку. С каждым днем ее упорство приносило плоды — получалось все лучше и лучше. Лере нравилась вернувшаяся послушность тела: шпагаты, растяжки, прогибы. Возможность без напряга поднять ногу к голове, кружась на носке. Шутки ради девушка даже как-то встала на голову, расхохотавшись от потрясенного вида волхва.

Заметив, что Лера мерзнет, хранитель усилил растопку печи. В доме было более чем тепло, хотя Драгомир ворчал, что тропики не заказывал. Но приказ перестать устраивать жару отчего-то не отдавал. Возможно, заметил, что девушке удобнее заниматься по утрам в коротких шортах и майке. Или ему в глубине души нравилось, что она делает это именно в таком виде? Первые несколько раз он следил за ее разминкой, но потом начал выходить из дома под любым благовидным предлогом.

Что с ним творилось, он и сам не понимал. Вернее — сваливал все на банальную физиологию. Когда перед тобой так эротично прогибается молодое упругое тело — невозможно оставаться равнодушным. Упругая попка в коротких шортах, высокая грудь, отчетливо обрисовывающаяся при наклонах…

— Ты это нарочно? — рыкнул Драгомир в один из первых дней ее занятий.

— Что именно? — девушка повернулась и посмотрела с такой недоуменной беззащитностью, что у него не хватило духу ляпнуть нечто пошлое.

«Игра. Это все лишь игра», — повторял он сам себе, седлая коня, — «она плоть от плоти своего мира. Такая же испорченная, как и все ее поколение».

Волхв ждал, когда же Лера закончит строить из себя девочку-ромашку и перейдет к активному флирту: томное придыхание, якобы случайные касания, начнет тереться о него, пока едут верхом. Должно же ей стать скучно, наконец! Не удивился бы, даже если пробралась к нему в постель среди ночи.

Но, к его вящему удивлению, ничего подобного не происходило. Лера с радостью взлетала к нему в руки, устраивалась поудобнее и затихала. Доверчиво прижимаясь, но без какого-либо похотливого подтекста. Чаще всего просто засыпала под мерную конскую поступь.

Драгомир начал ловить себя на том, что в пути, раз за разом втягивал воздух над ее головой. Удивительно, но ее аромат напоминал запах летнего, нагретого солнцем луга. Теплый, уютный, обволакивающий. Волхв демонстративно отворачивался, но его вновь и вновь тянуло заполнить легкие нежным, манящим благоуханием. Злился, но ничего не мог с собой поделать.

А еще удивляло, что подопечная не жаловалась. Ни на что. Ни на перепачканные чернилами руки, ни на мышечную усталость после занятий, которую он потихоньку снимал по пути обратно. Прижимал к себе хрупкое тело чуть крепче нужного, и вытягивал из нее утомление. Иначе бы девочка физически не осилила вечерних занятий. Самому себе не признавался, что исподволь начинал уже с утра ждать наступления вечера. Когда нужно будет возвращаться домой и обучать свою золотоглазую подопечную.


— Эй, ты, новенькая! Разговор есть.

Лера нехотя оторвалась от книги. Короткая перемена между уроками многими девчонками использовалась, чтобы размять ноги. А ей, привыкшей к долгим сиденьям в библиотеке, нужно было нагнать программу. Хотя бы по основным предметам. Быть отстающей категорически надоело. Поэтому Лера предпочитала не тратить время понапрасну.

— О чем? — Лера с удивлением посмотрела на агрессивную собеседницу. Крепкая, светловолосая. Круглые щеки и твердый, слишком грубоватый для девушки подбородок. В целом приятная — если бы не надменное выражение лица и сжатые в ниточку губы. Как-то с первого дня у них с Бежаной не сложилось. Всем нравиться невозможно, поэтому особо огорчаться смысла не было. Лера пару раз осадила ее язвительные комментарии, сведя дело к вооруженному нейтралитету. До сегодняшнего дня этого было достаточно.

— Есть о чем. Поняла⁈ — девушка явно нарывалась на ссору. Особенно, когда вокруг никого не было, класс опустел. Она гневно кривилась и сжимала кулаки, пытаясь разозлить Леру. Чтобы та психанула и глупо полезла в драку. Шансов против «рыси» у нее, естественно, не было. Бежана с удовольствием разукрасила бы эту худосочную, да так, чтоб неделю встать с постели не могла.

Кроме морального удовлетворения было еще кое-что. Зачинщик драки вылетал из школы — это был закон. Который знали все ученицы, но могла не знать новенькая. Грех было таким шансом не воспользоваться. В свою очередь Лера неожиданно поймала себя на мысли, что не боится. Да, оппонентка явно крупнее и драться умеет. Ну и что? Вместо привычной боязливости просыпалась злость. Пока сдерживаемая.

— Поняла. Говори, — Лера откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

— Ты думаешь, раз командира сродственница, то тебе все можно, да? Поэтому такая дерзая[1]?

— Если есть что по существу — говори. А нет — не отвлекай, — Лера пододвинула к себе книгу, сделав вид, что хочет вернуться к чтению. Отчего-то этот жест особенно взбеленил. «Рысь» со всей дури хлопнула ладонью по книге.

— Я с тобой не договорила!

— Руками махать будешь на тренировке или на рынке. Говори что хотела, — вызверилась Лера. Последнее время она чаще выходила из себя. От прежней покладистости и следа не осталось.

— Я тебя насквозь вижу, поняла! Да только зря ты к нему ручонки тянешь. Он с тобой наиграется и бросит. Можешь сколько влезет на ложе ноги раздвигать!

Гигантских усилий стоило не рассмеяться. Эта грозная суровая девка пришла, чтобы закатить сцену ревности? И кому — ей?

— Ты хоть скажешь о ком речь? — с жалостью в глазах посмотрела на собеседницу Лера. Вот почему чужие мексиканские страсти со стороны всегда кажутся такими нелепыми? Смешнее только ревность, особенно если она — необоснованная. Или это все же разница в возрасте позволяет смотреть на ситуацию несколько свысока?

— Она мой! Поняла? Он мой будет. А ты — волочайка суходраная! — Бежана вцепилась в рубашку новенькой, явно мечтая сжать пальцы на длинной тонкой шее. И хотя в первую секунду янтарные глаза Леры загорелись гневом, то потом она не выдержала и расхохоталась. Выражение было скорее всего оскорбительным, но смешным настолько, что невозможно было остановиться.

— Не смей! Я сейчас твои желтые гляделки выцарапаю! — взвизгнула Бежана.

— По… подожди, — Лера, захлебывая от смеха, вяло отмахнулась от державшей ее руки. Изо всех сил пыталась остановиться, но только больше прежнего закатывалась хохотом. На глазах выступили слезы, не хватало воздуха, — Ха-ха-ха, я сейчас сама от смеха умру…

— Да ты — припадочная! — агрессия девочки в мгновение сменилась ужасом. Она отскочила от рыдающей от смеха Леры и попятилась к дверям. Если не приведи боги, сейчас сюда зайдет командир…

— Лера, что случилось? — услышав смех, в класс вошла недоумевающая Смиренка. Она перевела взгляд от взахлеб хохочущей новенькой на перепуганную, бледную Бежану. Ладно бы драка — но происходящее ставило в тупик. Это что ж такое Лера сделала, что вечно агрессирующая ученица едва не трясется от страха?

— Я… уф… сейчас. Мира, а что такое «волочайка» еще и «суходраная»? — с трудом выдавила из себя девушка. Судя по удивленно взметнувшимся бровям княжны — явно что-то «не девчачье».

— Это ты ей что ли сказала? Совсем ополоумела? — взгляд девочки потяжелел и грузом опустился на поникшие плечи мгновенно присмиревшей Бежаны. Княжья кровь — не водица.

— Ничего я не говорила. Пройти дай! — толкнув плечом, свекольно-красная Бежана вылетела из класса. Смирена проводила ее недовольным взглядом, но не стала догонять. Позже выволочку устроит, даром что ли негласное звание «Старшой рыси» носит? Сами выбрали, сами и ответ держат за все, что в Логове происходит. И она с ними. Смирена подошла и присела рядом с почти успокоившейся Лерой.

— Ты не обиделась?

— Если бы понимала про что — то может быть. В жизни таких слов не слышала. Может пояснишь?

— Мне неудобно, — смутилась Мира, — по идее мне таких слов ведать не должно.

— Ой, да ладно! Плохие слова все узнают еще в детстве, — подначила Лера.

— Так и быть — скажу. Только ты меня не выдавай, — девушка с видом подельницы, понизила голос, — первое слово — это блудливая девица, у которой мужчин много.

— Хм… я, в принципе, так и думала. А вот второе даже как-то пообиднее звучит. «Суходраная» — что это? Злая что ли?

— Так называют ну… совсем не толстых девок.

— И все? Уф… У меня за всю жизнь столько прозвищ про худобу было, что удивить трудно. Но Бежане удалось. Пожалуй, даже запишу, чтоб не забыть, уж слишком смешно. Знать бы еще ради кого она так психовала, что едва рубашку мою не порвала, — Лера скосила глаза, внимательно изучая расшитый ворот. Вроде целый. Иначе было бы обидно: как-никак — подарок. Еще и красивый такой.

— Так она не сказала? Вот дуреха. Мы-то уж давно ведаем, от кого у нее разум снесло. А ты — новенькая, откуда ж тебе знать?

— Давай уже, рассказывай, из-за кого я едва с жизнью не распрощалась? Кто-то из молодых бойцов дружины? Там были симпатичные парни, — янтарные глаза загорелись любопытством.

— Неужели не уразумела? — насмешливо улыбнулась Смирена, теребя светлую косу с зеленой лентой, — она же краснеет как рак, каждый раз, как с ним говорит. Робеет и заикается.

— Не томи уже! Ну?

— Это Драгомир.

— Что⁈ — вытаращила глаза Лера.

— Ага. Именно за него столько лет Бежанка убивается. Мы тут все поначалу на него вздыхали. Высокий, сильный, Ведающий. Правда это больше так, от скуки и детской глупости. У всех прошло, а вот она до сих пор им болеет. Как присушило ее.

— Так ко мне-то она зачем пришла? Я-то на него точно не претендую.

— Сначала танец ваш, от которого мы все едва духа не лишились. А потом в оконце Бежка увидала, как ты с ним приезжаешь и уезжаешь. На одном коне. Вот и взревновала.

— Вот дуреха! Так передай ей, что по необходимости это. И мне радости с ним ездить никакой, поверь.

— Я-то — верю. Да только Бежа не поверит. Она от ревности каждый вечер ревет в подушку. Тебе люто отомстить грозится.

— Знала я, что влюбленные глупеют, но чтоб так… Где вообще ее глаза были? Драгомир же старый! — воскликнула Лера.

Именно в тот миг, когда в класс вошел волхв. Смиренка ойкнула и прикрыла рот ладошкой, словно это у нее слова неуместные вырвались. Лере же показалось, что вся кровь прилила к лицу, казалось, даже уши горят. Может все-таки не услышал? Ну, пожа-алуйста! В ответ грозовые серые глаза полоснули холодом. Конечно, можно было попробовать надеяться, что она говорила негромко или волхв задумался и не услышал. Но не с ее везучестью. Увы, поджавшиеся, четко очерченные губы да желваки на скулах продемонстрировали, что он слышал все. И ждет ее персональный ад. Сначала выпотрошат на уроках. А вечером будет окончательное возмездие.


[1] Дерзый — смелый, бесстыдный, дерзкий

Загрузка...