Тело человека — удивительная вещь. Многое оно может вынести, а и иногда шагает и далее возможного предела. Вцепляясь в чувство долга так, что отдвигает страх смерти на второй план.
Драгомир чувствовал, что подплывал несколько раз к границе сознания. Но там его ждала невыносимая боль — и он отступал. Чтобы переждать ее раз за разом в небытие. Однако каждый раз что-то вновь и вновь толкало его в спину. Стремясь туда, в живой мир. Зачем — он не помнил, но знал, что очень-очень надо. Вот только тело, перехватившее контроль, не желало возвращаться туда, в муку. Не сразу, далеко не сразу разум смог изловчиться и вынырнуть из белесого кокона безвременья, где ни звуков, ни мыслей.
Медленно, с усилием, открылись глаза. Уставился на деревянный потолок. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что потолок знаком. Повернул голову — окно. На дворе день ясный. А чего спрашивается, он в постели валяется, ежели светло совсем? Слабость странная откуда? Будто тело не его вовсе.
Тихонько скрипнула дверь. Драгомир повернул голову в другую сторону.
— Очнулся уже? Вот же ж неугомонный, — проворчала женщина с плошкой в руках. Лицо знакомое. Изрезанное сеточкой морщин, а зеленые глаза смотрят молодо. Откуда он эту пожилую тетку знает? Несколько секунд они бодались взглядами. Потом «эта» уж очень по-хозяйски вошла и привычным жестом чашку на столик поставила.
— Не признаешь? — нахмурилась она. Глаза, голос…
— Мара? — произнес он неуверенно. На лице женщины отразилось облегчение.
— Узнал-таки! Я было подумала — умом тронулся. Мы когда тебя в капище нашли — ты на кусок обгорелого мяса похож был. Думала не вытащим.
— А ты как в капище прошла? Тебе же хода нет.
— Святополка позвала. Не отказал по старой памяти, — улыбнулась она.
Нахлынули на него все воспоминания, что с ним в Нави приключились. Сердце резануло болью. Горло спазмом сдавило — Лера! Неужели не вытащил? Не смог…
— А девушка? — спросил он, с трудом проталкивая слова.
— Так вот же. Рядом она, — кивнула старуха.
Драгомир резко, до хруста позвонков повернул голову. Маленькая и бледная Лера лежала на другом краю кровати, укутанная одеялом по самый нос. Он рванулся к ней, застонав от боли.
— Да куда ты! — всплеснула Мара руками, — тело ж только-только…
Не слушая, Драгомир с трудом подполз к девушке. Протянул руку и осторожно коснулся щеки — теплая. Не такая, как в ту страшную ночь. Рухнул рядом, уткнувшись в серебряные локоны. Вдыхая аромат теплого нагретого луга. И понимая, что сейчас задохнется от счастья.
— Девочка моя, моя любимая…
Пальцы гладили лицо, длинную шею, тонкие, будто птичьи, ключицы. Она здесь — значит все не зря.
— Спит она еще. Это ж ты к Нави привычный. А простым людям тяжело переход дается. Особливо — возвращение.
Подтянувшись, Драгомир коснулся губами щеки девушки. Нежная, даже касаться страшно. Потом недовольно повернул голову.
— Не уйдешь?
— Нет. Тебе лечебного настою надо выпить. Я не для того тебя двое суток выхаживала, чтоб ты сейчас помер.
— Ладно давай, — Драгомир отвернулся от своей ненаглядной и откинулся на подушки. Прислушался к своему телу и потом, шипя сквозь зубы, с трудом сел.
— Неугомонный, — проворчала Мара, протягивая плошку с питьем, — а ведь думала не выживешь. Сутки в капище…
— Давай сначала, — Драгомир одним махом выпил настой и протянул чашку травнице. Та устало села в кресло.
Волхв откинул одеяло и опустил глаза на себя — м-да… все тело в свежих шрамах от ожогов. Розовая кожа на смуглом фоне смотрелась откровенно чужеродно. Не тело, а лунный кратер. Особенно досталось ногам и торсу. Призвав силу, провел по ранам, заживляя и разглаживая кожу. Полностью шрамы не ушли, но выровнялись, став почти незаметными.
— Всегда у тебя это лучше иных получалось, — с легкой улыбкой заметила Мара. Драгомир погнал силу по всему телу, заставляя его оживать. Нужно вставать и действовать, хватит валяться. Осторожно спустил ноги с кровати, пережидая шум в голове. Кивком принял от Мары рубаху, надел, морщась от натяжения кожи на плечах.
— Рассказывай, — штаны натянуть было тяжелее, но он справился, — и воды дай.
— Раз командуешь — точно на поправку идешь, — он жадно отпил из кувшина, плеснул даже на лицо, чтоб быстрее в себя прийти.
— Я когда твой глас брачный услышала — тут же Святополка позвала. Знала, что добром не кончится, раз ты не по правилам сделал. Услыхал Перунов слуга, откликнулся по старой памяти. В твой лес я сама пройти не могла, пришлось его дожидаться. Видала как шаманы вошли, злом дорогу пробивая. Опоздали мы со Святополком, все кончено было, когда пришли на поляну твою. Только кучки пепла вокруг от жрецов и остались. Смотрим — а тебя нигде нет. Решили, что в капище укрылся. Бросились туда, а вход также скрыт, даже Святополку хода не было. Уразумел он, что недоброе стряслось, за тобой в Навь и отправился.
— Святополк пошел за мной? — изумился Драгомир. Обычно волхвы старались в этом месте не пересекаться. Чуяли там друг друга, но не приближались без особой надобности. Место опасное: столкнуть лбами может али взъяриться, что покой его нарушают. Наслать чудовищ или ловушек понаставить. Волхвы — добыча особая, знает тьма, что не по зубам они, а все одно — огрызается. — Точно он там был? Не встречал я его там.
— Был-был! И такого позору, как в тот раз, никогда со мною не было! — веселый широкоплечий гигант шагнул в комнату, заняв собой все пространство. Темные волосы и чуть раскосые глаза выдавали в нем примесь половецкой крови.
— Святополк! Здрав буди!
— Ну здравствуй, Ведающий! — смеясь, великан подхватил с опаской вставшего Драгомира и стиснул в медвежьих объятьях, — ты я смотрю, как феникс: не горишь, не тонешь?
— Да уж, сам не ожидал, — улыбнулся Драгомир.
— Как лю́бая твоя? — повернулся Святополк.
— Спит. Пойдем-ка в горницу, — недовольство тем, что в его спальне посторонний мужик пялится на его девочку, мгновенно подняло голову. И, кажется, друг все понял. Посмеиваясь, он, несмотря на возражения, подхватил Драгомира за пояс и вывел из спальни. Мара вышла следом. Святополк усадил тяжело дышащего хозяина дома в любимое кресло.
— Я сам!
— Ясен пень, что «сам». Это ж я так, люблю с мужиками няньчиться.
Святополк сел на лавку, положив подбородок на сцепленные пальцы. Темные глаза вмиг посерьезнели.
— Ты с чего решил, что за мной идти нужно?
— Капище запечатано было, а вы оба едва теплились. Как свечки почти потухшие. Понял я, что недоброе что-то творится. Пришлось за забором, как псу приблудному, в Навь входить. Видать Велес на меня и осерчал за самоуправство. Раз я там был скотиной бесполезной.
— Скотиной? Подожди, тот заяц — это был ты⁇ — изумился Драгомир. Представить темноволосого гиганта длинноухим белым зайцем было трудно. Но там, наверху, особое чувство юмора. И если уж щелкают по носу, то так, чтоб запомнилось.
— Кому расскажешь — нос сломаю. Когда такое было, чтоб волхв Перунов зайцем по Нави скакал? Ладно бы что приличное — но заяц! — мужчина рассмеялся и словно вместе с ним амулет топора громовержца насмешливо блеснул на крепкой шее.
— Зато какой заяц! Ты ж меня спас. Помню, как из того озера тащил.
— Едва все зубы в твоей шкуре не оставил, — проворчал Святополк, — вот только как выволок тебя, так меня и вышвырнуло, словно кто пинка дал. Все же Навь — вотчина твоего Велеса, видать мне лишний раз на мое место и указали. Едва в себя пришел, смотрю — завеса в капище истаяла. Мы с Марой туда. Девочка целехонькая, а ты — как недоваренный кусок мяса. Я давай прямо там раны стягивать, Мара припарки свои. Обмотала тебя, одна башка торчала. Я едва весь резерв не вычерпал. Лечение мне всегда плохо давалось, ты же знаешь.
— Так вылечил же, пусть и коряво.
— А ты жадным стал.
— С чего это?
— Хотел с твоего резерва чутка черпнуть — так нет! Обжег, словно по рукам дал. Что с твоей силой — не уразумел.
— Женишься — поймешь, — ухмыльнулся Драгомир, почесывая отросшую щетину. Странный огненный луч сверкнул. Что за…? На правом безымянном пальце сверкнуло кольцо.
— Это еще что? — он с подозрением уставился на вещицу. Золотой ободок, по верхнему краю которого шла тонкая вязь белого золота. А в центре кроваво алел небольшой квадратный рубин. Три крошечных бриллианта с каждой стороны на остроконечной вставке желтого золота, похожей на стрелки вправо и влево, словно два направления пути. А в центре, на перепутье находился алый камень.
— Не знаю, друже. У девочки такое же, поменьше токмо. Мы с ними вас и нашли. Еще подивились что за работа такая, тонкая. Не наша совсем.
Наверняка Гамаюн проделки. И сама украшения любит, и одарить иной раз может. Ежели приглянешься чем.
— Хм… точно не наших мастеров работа. И не девочка это — а жена моя. Лера.
— Да ты силен! Смог, значит? Я только не понял: преемника нет, значит — остаешься? Что боги решили?
Драгомир прислушался к себе. Печати, что так глухо за грудиной давила, больше не было. Лес говорил с ним, ворчал немного, но беззлобно. Простил, значит.
— Остаюсь, — но потом вспомнил слова пернатой посланницы, — а вот то, что ты на скамье сидишь — это хорошо. Потому как то, что боги решили — это уж совсем диво-дивное. Я в Нави Гамаюн встретил.
— Да ладно? — темные глаза изумленно уставились на друга. — Судьбу тебе твою сказала?
— Про судьбу не спрашивал. Она мне про нас, волхвов, волю богов поведала. Мало нас осталось. Слишком. Эвон, зло безнаказанно по землям нашим шастает. А потому не будет более проверки и печати, из-за которой волхвы не женятся и детей не рожают. Пары теперь будем создавать по своему разумению, как обычные люди, — Святополк отпрянул от неожиданной новости, аж затылком основательно приложился о стену дома. Да так, что бревна загудели. Мара тихо всхлипнула, закрыв рот ладонью.
— И что нам сделать нужно за сей подарок щедрый? — сразу почуял подвох Перунов служитель.
— Всегда в корень зришь, — ухмыльнулся Драгомир, — по городам и весям нужно собирать детей, в ком хоть искра силы есть. Мы ж от них всегда отмахивались — мол дар слишком слаб. А теперь их обучать следует. Лекарскому или ведовскому искусству — у кого куда дар развернется.
— Дела… — задумчиво почесал собеседник затылок.
— Сегодня еще нетвердо на ногах стою. А на завтра созови всех, под нашим Срединным Дубом. Там все и поведаю.
— Скажи лучше, что от жены отходить не хочешь. Эвон на двери опочивальни так и зыркаешь, — разулыбался темноволосый.
— Не твоего ума… И вообще — не засиделся ли ты в гостях?
— Мара, ты глянь, это наглец неблагодарный нас в шею гонит, — притворно надулся мужчина.
— Не «нас», а тебя. Мара, побудь еще немного с Лерой. Мне нужно в город — узнать, что с посольством валорским. Вопрос с каганчи решить нужно.
— Да как же ты в город поедешь? — изумилась женщина.
— А вот у меня как раз и провожатый есть, — кивнул на приятеля.
— Ну ты и нахал, Ведающий, — восхищенно хмыкнул гигант.
— За это меня все и любят. Дай пять минут — переоденусь и побреюсь. В баню бы хорошо, но потом.
— Поешь хотя бы! — запричитала травница.
— Кусок сыра по дороге съем.
Умытый и переодевшийся волхв чувствовал себя куда как лучше. Стянутые в низкий хвост волосы, черный камзол с белой рубахой — все привычно, все как всегда. Правда в седло сел с трудом — ноги ныли, возмущаясь безжалостностью хозяина. Ничего, разойдутся. С регенерацией всегда так — ноет. Потому как тело поверить не может, что столь быстро зажило все.
Святополк ехал рядом и косился на друга, но помощь не предлагал — не примет уже.
— Жена твоя, — заговорил темноволосый, — совсем на местных девок не похожа. Где встретил?
— С неба упала, — ухмыльнулся Драгомир, вспомнив ее желтые резиновые сапоги.
— Я ж серьезно, — обиделся Святополк.
— И я. Попаданка она. Из другого мира пришла.
— То-то смотрю, что волосы, словно пряди лунные. И обрезаны отчего-то коротко. Но хороша, глаз не оторвать. Ты хоть место укажи, где такие падают. Ежевечерне там гулять буду.
— Так то — моя. А где тебя твоя найдет — только боги ведают.
Когда подъехали к опушке, за которой начинались поля перед городом, Святополк спешился и протянул другу поводья.
— Пора мне друже. Я на своих двоих быстрее доберусь.
— Спасибо за помощь, Святополк. Кровный должник я твой.
— Не выдумывай. Ради того, чтобы самого Драгомира женатым увидеть, я б еще два раза такое сделал.
— Вот посмотрю на тебя, когда ты свою зазнобу встретишь.
— Чует мое сердце, что нескоро это будет.
— Не зарекайся.
— Увидимся завтра, Ведающий. Ох и шуму будет! Повытаращивают гляделки, особенно блюститель законов Всевид, — предвкушающе рассмеялся темноволосый.