Война Трёх ведьм

Глава 11. Ритуал

Воздух в комнате пропитался запахом сожжённых скруток шалфея и можжевельника. От дыма немного кружится голова. Диона держит матушку за руку, склонившись над её кроватью. Женщина глухо кашляет, с трудом открывая опухшие веки. Цинна сидит рядом, промакивая влажной тряпкой лицо матери.

— Мои вы хорошие, — Варга тяжело дышит. Улыбка выходит дрожащей. — Простите, что… не смогу быть с вами на Дне Оподания в этом году.

— Ну что ты, матушка, — качает головой Цинна. — Не беспокойтесь об этом, прошу вас. В вашем состоянии не стоит излишне переживать. Мы с Дионой уже в состоянии сами провести ритуал призыва.

Варга хмыкает.

— Ты права, доченька, — говорит она. — Вы у меня… уже такие взрослые. Я так… горжусь вами.

Женщина тяжело выдыхает, прикрывая глаза, и чуть морщится. Диона краем глаза замечает, как сестра прикусывает губу, стараясь сдержать слёзы. Опустив руку матери обратно на кровать, Диона помогает сестре подняться. Уже у самой двери до них доходит невнятное бормотание.

— Скоро… Скоро я увижусь с тобой, Келер. Подожди… подожди немного.

Варга шепчет то хмурясь, то улыбаясь. Сёстры кидают на матушку последний взгляд и выходят из комнаты. Когда дверь захлопывается, Цинна не сдерживается и всхлипывает. Диона заключает младшую в объятья, прижимая её голову к своей груди, и чувствуя, как от слёз намокает ткань платья. Цинна всхлипывает, поднимает зарёванное лицо и, встретившись с глазами сестры, завывает ещё сильнее.

— Успокойся, — говорит Диона. Ноющая от дыма лекарственных трав голова, начинает болеть ещё сильнее из-за плача Цинны. Диона хмурится, за подбородок поднимая лицо сестры.

— Ты такая бесчувственная! — вскрикивает Цинна, отпрянув от ведьмы.

— Я кому сказала успокоиться! Цинна! Подумай о том, что мама за дверью. Думаешь, ей приятно будет услышать твой плач?

Цинна перестаёт плакать, всхлипывает, утирает слёзы и сопли рукавом платья и качает головой. Диона кивает.

— Молодец. Пошли, нам надо подготовить вещи для похода.

Диона разворачивается и спускается по лестнице. Цинна тихо следует за ней. Комната сестёр маленькая, но уютная. Две кровати разделяет узкое окно во всю высоту стены, а у противоположной от двери стороны стоят книжный шкаф и комод. На полу, дорогой, когда-то подаренный Варге мужем, ковёр, украшенный замысловатыми узорами.

— Ты помнишь, что необходимо для проведения ритуала? — спрашивает Диона и смотрит на сестру в ожидании ответа.

— Свечи, ветви дуба и сосны, личный предмет того, с кем будут держать связь и…

Цинна хмурится, пытаясь вспомнить последнюю вещь, необходимую для ритуала. Диона улыбается и подсказывает.

— Васильковая вода.

— Да! Точно!

— И всё ли ты взяла? — спрашивает Диона.

Цинна уверенно кивает.

— Я взяла папин перстень, — говорит она, доставая украшение из внутреннего кармана сумки.

Почерневшее серебро удерживает большой красный камень. Цинна вертит перстень в руках, а затем шутливо примеряет и, растопырив пальцы, смотрит на украшение на своей руке.

— Красиво, да? — спрашивает девочка у сестры.

— Конечно. Давай быстрее, нам пора выходить, — хмыкая, отвечает Диона.

Закинув сумки на плечо, девушки выходят во двор. Орикс громко лает, весело виляя хвостом и прыгая вокруг Дионы и Цинны. Последняя треплет пса между ушами.

У калитки стоит красивый пятнистый конь. Он послушно дожидается пока сёстры заберутся ему на спину и под удар вожжей трогается с места.

Как и подсчитывала Диона, они добираются к храму ближе к закату. Городской стражник даже с пропускной грамотой Верховной Жрицы долго не хотел выпускать их из города.

С каждым годом выбираться до храма становилось всё труднее. Стража бдила, а ведьмы боялись быть сожжёнными на костре за пропаганду своего верования и потому отсиживались в домах, пропуская исконные ведьмовские праздники.

Храм находился практически у самой границы с Варесом и если прислушаться, можно было услышать журчание реки, что служила границей двух районов. Оранжевые лучи солнца золотистым огнём окрасили траву. У скрытого в тени деревьев святилища собралось с два десятка ведьм и ведьмагов. Диона печально вздыхает: ещё два года назад число участвовавших в праздновании было в три раза больше.

Отовсюду доносятся тихие разговоры и смех. Несколько ведьм кидают на сестёр заинтересованный взгляд. Диона понимает, что их приезд без матушки лишь подкрепит, итак начавшие ходить по городу слухи. Девушка стопорит лошадь и помогает Цинне спустится на землю. Они заходят в храм. Внутри светло, и тесно. Белый камень покрыт тонкой паутиной трещин. Пахнет сушёными цветами и поленьями, горящими в широкой чаше, что стоит прямо посреди главной залы храма. Диона проводит сестру дальше, вглубь храма, садясь у стены в тень колонны.

— О, это разве не Ланика? — спрашивает Цинна, смотря в сторону. — Эй, Ланика! Привет! Диона, чего ты сидишь, давай подойдём.

Цинна энергично машет рукой, привлекая к себе внимание рыжеволосой ведьмы. Ланика машет в ответ и улыбается, но, когда её взгляд падает на Диону улыбка медленно сползает с лица. Боме отворачивается к бабушке, скрывая лицо за волосами.

— Чего это она? — недоумённо спрашивает Цинна и переводит взгляд на сестру. — Неужто вы поссорились?

— Можно и так сказать, — отвечает Диона.

— А что случилось?

— Она сама виновата, — хмурясь, бурчит ведьма.

— Ой, да у тебя всегда все виноваты, только не ты, — уперев руки в бока говорит Цинна.

— Эй! За языком следи! — прикрикивает Диона. — На, держи, я пока расставлю свечи.

Девушка впихивает в руки младшей сестре глубокую чашу и флягу с васильковой водой, а сама начинает расставлять свечи в круг. Цинна хмыкает и садится напротив старшей, ставя наполненную водой чашу между собой и Дионой. Рядом Цинна кладёт ветви дуба и сосны, а отцовский перстень на дно чаши. Диона взмахивает рукой, зажигая свечи.

— Так что всё-таки произошло? — спрашивает Цинна, потягиваясь и кивая головой в сторону Ланики.

— Ничего особенного, — отмахивается Диона, бросая быстрый взгляд в противоположный угол храма, где рыжеволосая ведьма вместе со своей бабушкой о чём-то мило беседуют. — Просто забудь, тебя это не касается.

— Ну конечно. Меня никогда ничего не касается, — хмурясь, говорит Цинна. Её голос пропитан обидой. — Ты ведь у нас такая важная, всегда всё сама решаешь, а других в известность не ставишь. Только ты ведь у нас права, а все остальные так, мимо проходящие.

Цинна выглядит по-настоящему обиженной. Губы её надуты, а брови угрюмо изломаны. Магия слегка бурлит и нагревается.

— Ты о чём? — Диона недоумённо приподнимает брови, впервые слыша такие слова от младшей сестры.

— О чём, о чём, — повторяет Цинна. — О тебе! Ты такая, такая… заносчивая! Думаешь только о себе. Если проблемы, то только у тебя. Если герой, то только ты! И верные мысли могут быть только у тебя. А ещё…

— Может хватит! — вскрикивает Диона. Она смотрит на сестру во все глаза, сжимая губы в тонкую полоску. — Заткнись! Сама-то слышишь, что говоришь? Хочешь поругаться прямо перед встречей с отцом? Молодец, тебе это прекрасно удалось!

Цинна отворачивается и всхлипывает. Бурчит себе что-то под нос и начинает перебирать сосновые листья, не поднимая взгляда на Диону. Старшая же сестра, в попытке успокоится, пыхтя начинает переставлять свечи. Когда натянутые нервы приходят в норму, Диона произносит нарочито скучающим голосом:

— На следующей неделе приедет ярмарка. Хочешь пойти?

Цинна шмыгает носом, утирает рукавом платья сопли и слёзы и буркает:

— Хочу.

Диона хмыкает и тянется рукой, трепля светлые волосы сестры. Голоса присутствующих в храме с каждой минутой становятся всё тише и наконец полностью замолкают, когда ответственный даёт отмашку, означающую, что луна коснулась горизонта.

Диона берёт в руки ветви, поджигает и задувает огонь. Дымом обводит силуэт сестры. Цинна повторяет ту же процедуру. Девушки берутся за руки и опускают сцепленные ладони в васильковую воду. Пламя свечей мелко подрагивает. Диона закрывает глаза чувствуя, как магия, спутываясь с магией Цинны, аккуратно выходит из тела тонкой нитью. Нить магии поднимается к сводчатому потолку, а веки Дионы тяжелеют, всё пространство вокруг заполняется туманом. Ведьма послушно закрывает глаза и погружаясь в полузабытье.

Когда Диона открывает глаза вновь, то она оказывается дома. Пол гостиной залит густым туманом. Рядом стоит Цинна, крепко сжимая руку сестры. Глаза младшей заволокло белой пеленой. Цинна слепо водит руками вокруг себя, а в ярких зелёных глазах начинают скапливаться слёзы. Диона сильнее сжимает ладонь сестры, шепчет тихое: “— Не бойся”, и ведёт следом за собой.

Они обходят весь первый этаж дома и, никого не найдя, поднимаются на второй, проходя в кабинет матушки. Туман здесь намного гуще, а в воздухе стоит сильный запах скошенной травы после дождя. Диона оглядывает комнату и замечает в кресле, стоящим напротив окна и спрятанным за шкафом и грудой книг, человека. Мужчина сидит неподвижно, сцепив руки на животе и не моргая смотрит в окно. Почувствовав на себе чужой взгляд уголки его губ приподнимаются.

— Я так рад вас видеть.

Мужчина говорит тихо. Его голос ласковый и обволакивает нежностью. Диона подходит ближе, аккуратно ведя за собой Цинну. Мужчина поворачивает голову. Зелёные глаза смотрят улыбающеся. Келлер встаёт, разводя руки в стороны. Диона, не сдержавши всхлипа, падает в объятья отца, утаскивая за собой сестру. Келлер гладит дочерей по волосам, целуя каждую в макушку, шепчет успокаивающие слова и прижимает к себе плотнее. Когда слёзы заканчиваются, Диона поднимает голову, чуть отходя от отца. Цинна остается в тёплых объятьях, трясь носом об рубаху мужчины.

— Вы такие взрослые, — говорит Келер, полным грусти голосом. — Такие красавицы, умницы… Простите меня. Я обещал, что всегда буду с вами.

— Не извиняйся отец! — качает головой Диона, хватая отца за руку. — Матушка!..

Диона заикается на полуслове, сжимает губы в тонкую полоску и уводит взгляд в пол.

— Я знаю, — вздыхает Келер. — Чувствую, что скоро мы с Варгой снова будем вместе. Жаль, что уже не рядом с вами.

Диона хочет что-то сказать, но её прерывает громкий всхлип Цинны. Келлер опускается на корточки и берёт лицо своей младшей дочери в ладони, растирая большими пальцами слёзы по щекам.

— Не плачь, моё маленькое солнышко, — ласково говорит он. — Твой папа здесь. Всё будет хорошо.

Цинна всхлипывает ещё громче, тело её начинает дрожать, и она обвивает талию отца, завывая в льняную ткань. Келер протягивает руку, зазывая Диону в семейные объятия. Прижав к себе обеих дочерей, Келер склоняется к старшей и шепчет ей на ухо:

— Будь осторожна, Диона. Земля дрожит. Скоро реки окрасятся красным, а воздух будет отравлен. Передай всем. Пора закалить мечи. И помни о тех, кто всегда был рядом.