Ырын, дочь вождя

Глава 4

Рикардо Леудомер

Ноги постепенно заживали. Видимо, это вонючая мазь отвратного вида, что ему так настойчиво совала девчонка, все-таки лекарственная. По крайней мере, боль заметно успокаивала.

Эта же практически обнаженная девица продолжала возиться и с Агилямом, хотя у того была такая рана, уже начавшая пованивать на жаре, что ясно же – нежилец. Так зачем глупая возится с чигиданцем?

И опять Рикардо ничего не понимал: зачем их выхаживают и даже откармливают, почему до сих пор никаких пыток, куда вообще подевалось большинство громил из полуопустевшего лагеря? Вот сейчас бы в самый раз бежать, но он понимал, что на больных ногах далеко не уйдет, поэтому придется немного обождать, набраться сил. Как раз заодно осмотрится, что здесь к чему. Как хорошо, что теперь их не в яме держат!

Мясо, к сожалению, уже на второй день перестали приносить. Теперь девица давала ему только какие-то клубни, причем чаще сырыми, да траву. Еще бы он траву не ел, как какой-то селянин! Пару раз была запеченная в глине рыба, некрупная и костлявая, которую прямо твердым слитком бросала в его сторону эта чумазая человечка, оставляя самому выковыривать. Но Рикардо был и тому рад.

Однако не рад был отношению этой рабыни к нему, графскому сыну.

Никакого почтения!

Понятно, что сейчас он тоже пленник, но мужчина же! А она, глупая, мало того что постоянно соблазняет своим открытым везде телом, так еще никак не оставит попыток навязать ему женскую работу!

На второй же день принесла с голиновскими детенышами целые охапки каких-то камышей и вывалила рядом с палаткой. И как только додумалась до того, чтобы пытаться уговорить его плести из жестких длинных стеблей подстилку!

Он, конечно, внимательно смотрел на то, как она наклоняется к нему ближе, пихая шуршащие стебли чуть не под нос. Где еще столько открытого девичьего тела увидишь? Смотрел даже, как разрывает стебли своими тонкими пальцами на волокна. Внимал, как уговаривает его рычащими нотками повторить те действия. А эти ее резкие жесты, когда она поняла, что он не будет заниматься подобными глупостями. Он даже оценил, как выразительно она ругалась – вот точно ругалась на голиновском рычащем наречии, какое живое лицо у нее было в тот момент!

Даже от ухмылки не удержался.

Но только до тех пор, пока не сообразил, что сидящие вокруг темно-зеленые, практически обнаженные детеныши, у которых лишь немного срам прикрывался кусками шкур, смеялись скорее всего над ним. Какими же словами обругала его, графского сына, дикая замарашка, которая самолично каждое утро размазывает грязь на своем лице и теле?

Ни одной из циновок, сплетенных в тот день перед его взором руками других, ему не досталось, хотя под не приходящим в себя Агилямом дикарка травяную подстилку зачем-то сменила. Ну и ладно, не сильно-то надо – Рикардо подгреб под себя немного сухих стволов, чтобы не так жестко было спать на голой земле, и хватит.

Пыталась она еще заставить его нанизывать на прутья или чистить рыбу, которую таскали ей в грубо сплетенных корзинах дети. Он, может, даже согласился бы помочь, если бы ему дали нормальный нож, но ему предложили выполнять столь грязную работу пластинами каменных ножей. А голиновские детеныши так вообще драли рыбу своими когтями, лишь чешуя в разные стороны летела.

Или подсовывали ему какие-то корешки, объясняя жестами, что он должен их растолочь, пользуясь лишь камнями, что совсем уж дикарский способ. Так что он опять отказывался, чем вызывал очередное недовольство приставленной к нему рабыни.

С ней вообще не складывались отношения. Хотя какие отношения могут быть у него, одаренного человека знатного происхождения, временно попавшего в неприятности, с грязной, полуголой рабыней дикарей? Разве только те, что для утоления плоти и то, если он не побрезгует, но она огрызалась, гыркала что-то злобное в ответ даже на его откровенные взгляды. Еще раз погладить дикарку, оказав внимание, после того ее удара не пытался: ведь в таком случае положено отвечать аналогично, но он не поднимет руку на женщину!

Чем она, видимо, и пользовалась, то и дело насмехаясь над ним. Жаль, что грубый язык этих образин ему неизвестен, но чтобы она не сказала в его адрес, все вызывало смех уродливых детенышей, которые всегда крутились рядом с ней. Она даже имя его исковеркала!

На второй день Рикардо еще пытался наладить с девушкой отношения: вежливо представился сам, когда она в очередной раз склонилась над бессознательным Агилямом, спросил жестами ее имя.

– Леоудомер? Рикардо? – на удивление довольно четко повторила девушка его имя, но нахмурилась, затем хмыкнула, покачала головой и сказала: – Рик.

– Рикардо! – настойчиво повторил он.

Эта же вновь покачала головой, коварно улыбаясь, и настояла:

– Рик! – затем что-то пролопотала, продолжая качать головой, и в ее фразах проскочило "Лео", "Мер". И опять повторила. – Рик.

– Рык? – подхватила рядом одна из юных голинок и гортанно засмеялась: – Рык! Гы-гы.

Что смешного?

– Рикардо! – твердо повторил парень, нахмурившись.

Еще не хватало, чтобы какая-та прислуга настолько фамильярно к нему обращалась! При этом не давая даже огладить коленку. Да и вообще, чтобы насмешничала в его адрес.

– Рык рдо? – загоготали подошедшие ближе голиновские детеныши и стали к тому же тыкать в его сторону толстыми пальцами с темными когтями. – Гы-гы-гы, рыкырыдо!

Они похохатывали так, будто услышали что-то совсем уж смешное.

Рикардо глянул на девушку, но та, опустив глаза вниз... смутилась?

– Рыкы рдо, рык рыдо, – заголосили хором гогочущие зверята. - Рыдо, гы-гы-гы.

Один из мальчишек за спиной сидящей на пятках девушки при этом посмел даже ухватить себя за шкуру пониже пояса, сжал там, потрясая и повторяя со смехом:

– Рык рдо.

Кровь бросилась в лицо Рикардо. Неужели его имя означало на их диком языке что-то настолько... похабное? А ведь эти зеленокожие мальчишки уже извели его, даже отлить без их настырного многочисленного внимания не сходишь: увяжутся, нагло заглядывают ему... пониже пояса, где уж тут справить нужду. Затем еще и ржут беспардонно, доставая из-под шкур свои причиндалы для сверки. Животные, одним словом.

– Мое имя Рикардо Леудомер, – вскинув голову и четко проговаривая звуки, повторил он громко, перебивая гоготание уродцев. – Я законный сын котронского графа Леудомер, и требую, чтобы ко мне относились с должным уважением!

Но девушка лишь покачала головой и повторила:

– Рик, – обернулась на свою юную свиту и потребовала громче: – Рик!

– Рык, гы-гы, – продолжали посмеиваться детеныши.

Затем наглая девчонка показала на себя и рыкнула какое-то очередное дикарское слово. Но теперь Рикардо покачал головой и зло сплюнул:

– Дрянь!

Но она зачем-то повторила, почти четко, разве что вопросительно подняв брови.

Вот тут Рикардо смутился еще больше: недостойно он себя повел. Отвел глаза первым. Да, она насмехается над ним, но ведь обслуживает – еду какую-никакую и воду приносит, раны ему, как и безнадежному Агиляму обрабатывает.

Больше они не говорили, даже не пытались. Если она звала его Риком, то он игнорировал обращение, потому что детеныши все еще посмеивались, заслышав это слово.

Пользуясь тем, что глупые дикари его никак не связывали и в целом не ограничивали в передвижениях, Рикардо к концу второго дня уже понемногу ковылял вокруг их навеса и дальше, чтобы осмотреться. К тому моменту, как заживут ноги, нужно знать, в какую сторону и как бежать.

Небольшая кособокая палатка из выделанных воловьих шкур, где жила эта девчонка, и к которому приткнулся их навес из нескольких слоев плетеных циновок, как раз удобно расположилась на окраине стойбища дикарей. Дальше лишь бескрайняя степь и опаляющее солнце сверху. И вроде как раз в той стороне пряталась какая-то речка, изредка в сумерках там поднимался туман, который бывает над водоемами. И именно с той стороны несли уже надоевшую костлявую рыбу.

Где дикарка хранит кожаные бурдюки для воды, Рикардо тоже присмотрел, как и куда складывает она съестные припасы. Здесь вообще все вещи бросали, не скрывая. Вот бы еще нож найти, но металлического ножа – уже хоть какого-нибудь, не обязательно хорошего – он не видел ни разу даже в руках девчонки, которая обходилась каменными скребками. Здесь ничего ценного на самом деле в принципе не было.

Что еще ожидать от дикарей?

Однако глядя, как ловко девчонка разделывает рыбу или плетет тонкими пальцами очередные емкости из травы или лозы, Рикардо подумал – не позвать ли ее с собой в побег? Ее умения ему в пути пригодятся, даже если она по-прежнему не будет подпускать к себе ближе. А он выведет ее к людям, подальше от этих огромных, вонючих, пугающих образин. Ее здесь тоже не связывают на ночь, наверняка она не сбежала до сих пор лишь потому, что боялась одна уйти в степь. Но теперь рядом с ней будет он, крепкий мужчина, то есть когда он окрепнет, то сразу сбегут. Конечно, она не откажется от его щедрого предложения! Только как объяснить этой дикарке, что от нее требуется?

Но уже на следующий день он усомнился в своей идее звать ее с собой.

Она же совершенно, до ужаса... дикая!

В тот раз, когда она вновь проверяла раны беспамятного Агиляма, не давая ему испустить дух спокойно, Рикардо оказался рядом, скрываясь в тени навеса от жгучего полуденного солнца. Поэтому мог наблюдать, как присевшая на голые колени девчонка снимает пропитанные чем-то темным повязки с чигиданца. Как из-под этих повязок с засохшей кровью в смуглом боку Агилями проявляется что-то странно белесое. Как девчонка начинает это белесое очищенной палочкой сгребать в подставленную плошку, а то, что просыпалось мимо, своими тонкими пальцами поднимала с циновки...

Это были... черви?!

Все еще живые, едва шевелящиеся черви – светлые, толстые, отвратительные!

В теле... в открытой ране пока еще живого Агиляма!

А эта дикарка так спокойно их оттуда выковыривала, словно не впервой...

В ужасе глянув на смазливую ведь, но такую... отвратительно дикую девку, которая точно знала, что они, черви, там, ведь палочку сразу взяла...

Так, может, сама туда и разместила? Иначе откуда они под повязками возьмутся?!

Не веря увиденному, опять опустил взгляд на бок чигиданца.

Так и есть, заточенный край палочки погружался раз за разом в открытую рану, выгребая оттуда шевелящихся личинок.

Не сдержавшись, Рикардо дернулся в сторону. Успел только из-под навеса выскочить, как его нутро скрутило, исторгло остатки недавнего скудного завтрака вместе с желчью.

Боги, ему не было так отвратительно, даже когда он видел смерть и хлещущую из ран кровь в жестких боях!

А здесь такая красивая... пусть и грязная девушка, которая своими тонкими пальцами брала это... Которая вот точно сама же это в рану Агиляму ранее поместила...

Вот так, значит, она их лечит?

Рикардо рванул подальше от палатки. Чтобы даже случайно не оглянуться на ее сейчас. Чтобы вдохнуть свежий ветер степи, перебивая горечь в горле. Чтобы как-то забыть увиденное сейчас.

А его ноги? В той вонючей жиже, которую она ему давала для обработки ног, не было ли таких же сюрпризов?

Хотя судя по тому, как его раны почти затянулись и не беспокоили, вроде нет. Разве что еще больше зачесались ступни.

Рванув в сторону реки, Рикардо там же и просидел почти до самого вечера. Стянул обмотки тряпья с ног, тщательно стер, как он думал ранее, лечебную мазь, что давала ему та дикарка, проверил свои подошвы, уже затянувшиеся новой розоватой кожицей. Убедился, что там никаких червей не видно. Посидел у мелководной реки, чьи глинистые берега заросли камышом, шуршащим на ветру, успокоился.

Хотя чего еще здесь ждать? Уж точно не магов-целителей, откуда им в диких краях взяться.

И даже простых целителей, неодаренных, здесь тоже не будет... Дикарка эта их поила в том числе травяными настоями, и Рикардо был уверен, что она разбирается в лечебных травах. Но увиденное сегодня поразило его. Нет, пожалуй, он не будет звать дикарку с собой в побег, ее невежественные, да что там – ужасные методы "лечения" слишком уж... отвратительны! А если она в дороге вздумает его еще какой гадостью напоить или накормить?

Итак, он подождет, когда окончательно заживут его ноги, и сбежит. К тому времени бедный Агилям скорее всего как раз умрет, ну не может Рикардо бросить беспамятного спутника одного, даже зная, что тому не выжить...

Но какого же было его удивление, когда вернувшись к навесу на закате, Рикардо застал Агиляма не просто все еще живым, а... очнувшимся!

Дикарка сидела на коленях рядом с чигиданцем, и они даже о чем-то говорили. Или пытались, разбавляя повторяющиеся голиновские фразы разнообразными жестами. Однако вскоре силы покинули Агиляма, и, получив очередное питье из рук дикарки – Рикардо теперь бы поостерегся что-то брать от нее – мужчина уснул. Посреди ночи чигиданец опять очнулся, попросил пить. И когда Рикардо помог тому напиться чистой воды из бурдюка, а не той непонятно из чего приготовленной бурды, оставленной дикаркой, шокировал парня еще раз, хрипло поделившись новостями, которые узнал при том разговоре.

Оказывается, они теперь не просто пленники зеленокожих уродов, никто их на невольничий рынок для выкупа в земли людей не поведет.

Потому что они вроде как уже рабы! И останутся здесь надолго.

Причем принадлежат именно этой голоногой девке!

– Нет! – Рикардо был уверен, что Агилям попросту бредит. – Да она сама рабыня здесь! Она... прислуживала нам все эти дни!

– У рабов не бывает своих шатров, эйр Леудомер, это дорогое имущество для голинов, – сипло ответил чигиданец, прежде чем вновь отключиться и оставить Рикардо наедине с его заполошными мыслями.

Как такое могло случиться?!

Нет! Такого просто не может быть!

Агилям точно бредил!