Я даже не помню, когда у меня в последний раз был такой спокойный и веселый день. В последнее время я только и думала о том, как открыть книжный магазин, где найти деньги, и еще подрабатывала в кофейне, чтобы как-то платить за жилье.
А сегодня был просто день для семьи, друзей и удовольствия.
Катлеру понадобилась помощь, чтобы найти все двести яиц, которые Кингстон для него подготовил, и мы все дружно помогали. Нэш весь день подшучивал над Кингстоном, что тот слишком переборщил, но именно за это его все и любят — и Нэш тоже, хотя и не признается. Катлер каждый раз устраивал праздничные танцы, открывая очередное яйцо и находя там то монетки, то конфеты, то наклейки, то мини-бейсбольные мячики. В некоторые яйца Кингстон даже положил семечки, за что удостоился косого взгляда от Нэша, но Катлер был счастлив каждую секунду.
Я удивилась, что Селена не пришла, но не стала спрашивать почему. Это не мое дело. Может, она сегодня с семьей.
Одним из лучших моментов дня стало то, что мама все-таки приехала. Мы с Хейсом ее уговаривали, но это всегда было сложно, потому что Барри здесь никто не ждал, а она обычно выбирала остаться с ним.
Она всегда выбирала его, да?
— Так здорово, что Перл смогла приехать, — сказала мама, когда мы доели.
Ривер как раз забрал свою бабушку, чтобы она могла пару часов провести с нами, а не в доме престарелых.
— Да, она замечательная. Я тоже так рада, что она здесь.
— Еда была потрясающая. Можно я возьму тарелку для Барри? — спросила она, и мне стало неприятно, как нервно она это произнесла.
Сказать, что воды утекло немало — ничего не сказать.
Я ненавидела, что этот человек встал между нами.
— Слушай, не надо даже говорить, для кого. Конечно, бери — сколько хочешь, — ответила я.
— Хейс какой-то отстраненный, — сказала мама, и я перевела взгляд туда, где брат подавал мячи Катлеру.
— Он просто не понимает твой выбор, мам. — Я отвела взгляд, а потом вновь посмотрела ей в глаза. — Барри всем нам принес немало боли. Я не понимаю, как ты этого не видишь или почему терпишь — а Хейс… он всегда был защитником. Это его суть.
Она кивнула:
— Я знаю. Но он последнее время стал лучше. Он сам подбодрил меня прийти сегодня. Он тоже хочет тебя видеть.
Я вздохнула:
— Я не могу строить отношения с мужчиной, который причинил столько боли. Неоднократно. Этого не будет.
— Понимаю. Но люди могут меняться.
— Конечно. И ему давали много шансов — только они никогда не длились долго, — я подняла руку, чтобы она не начала его защищать. — Я люблю тебя, мам. Всегда буду любить. Но рядом с ним меня не будет. Он слишком много раз сжигал этот мост.
— Но ты всегда готова простить своего отца и попытаться восстановить отношения с ним. В чем разница? — ее взгляд стал жестким, и это то, что я не переносила. Вот почему Хейс не любит находиться рядом, когда она с Барри. Она становится колючей и злой, будто впитывает всю эту тьму, что исходит от него.
В конце концов, она всегда ставила его на первое место. Я выросла в доме, где ни мама, ни папа ни разу не поставили меня или Хейса на первое место.
А вот мой брат всегда был таким для меня.
Он всегда выбирал меня.
— Разница в том, что отец никогда не поднимал на меня руку. Никогда не бил ни меня, ни тебя, ни Хейса. Вот и вся разница, мам, — покачала я головой и огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит. Все были на улице: кто-то болел за Катлера, кто-то сидел на пристани и любовался водой. Кингстон уже успел покатать часть гостей на лодке, и все выглядели румяными и растрепанными после ветра. — Но ты права: отец тоже не был с нами. Я, наверное, и сама давно должна бы была уйти, но мне просто хочется его узнать. Познакомиться с моими сводными братьями и сестрами. Вот и все.
— Прости. Не стоило мне все это начинать. Сегодня ведь Пасха, и я правда благодарна, что ты меня пригласила. Но мне пора, милая. Барри дома один, я обещала, что не задержусь.
Конечно, она уходит. Я уже автоматически осмотрела ее на предмет синяков. Насилие со стороны мужа не было таким, каким я себе его представляла в детстве. Оно было не постоянным. Он не был пугающим с виду. Барри был нормальным… пока не срывался. Иногда это случалось раз в год, иногда — каждый месяц. Мама утверждала, что уже много лет ничего не было, и мне оставалось только верить ей на слово. Он прошел кучу курсов по управлению гневом по предписанию суда, держал приличную работу, их дом выглядел чистым и безопасным.
Но я так себя там никогда не чувствовала.
Потому что жить в атмосфере, где всегда ждешь подвоха, было изматывающе. И я даже не прошла через то, что мама. Барри ударил меня три раза за всю жизнь и все три раза, когда я пыталась разнять их драки с мамой.
Я была нервным ребенком. В подростковом возрасте — застенчивой до боли, с жуткой тревожностью. Все изменилось, когда я переехала к Хейсу, когда ему исполнилось восемнадцать, и он стал моим опекуном. А потом, когда я уехала учиться, жизнь стала только лучше.
Много лет, проведенных вдали от этого яда, вернули мне уверенность.
Я обрела самостоятельность.
Я больше не жила в страхе и тревоге. И хочу того же для мамы.
Я не могу сосчитать, сколько желаний на одуванчиках я загадывала ради нее.
— Я оставила на кухне кучу контейнеров, так что бери еду с собой, сколько хочешь.
— Только не злись на меня, — сказала мама, и у меня сжалось сердце. Я взглянула на Хейса — он наблюдал за нами, его глаза были напряженными. Я улыбнулась ему, показывая, что все нормально.
— Я не злюсь. Я рада, что ты пришла, мам. Все, чего я хочу — чтобы ты была счастлива.
— Обещаю, я сейчас самая счастливая за всю свою жизнь, — сказала она, и тут я вдруг поняла, что даже не знаю, как выглядит счастье для моей мамы. Она всю жизнь боролась с депрессией. Если с Барри были проблемы, она мешала лекарства с алкоголем, и я не припомню ни одного момента, чтобы она выглядела по-настоящему счастливой. И это всегда преследовало меня. — Я попрощаюсь со всеми и загляну в книжный на открытие.
— Спасибо. Это важно для меня, — я обняла ее. — Люблю тебя, мам.
— И я тебя, малышка.
Я поднялась и следующий час провела у воды, болтая с девчонками.
— Ривер немного переживает за Кинга. Он в последнее время совсем не похож на себя, все время на нервах — для него это нетипично, — сказала Руби.
— Да, Ромео тоже говорил, что он много работает и больше обычного напряжен, — Деми откинулась на спинку кресла и улыбнулась мне. — Я так рада, что ты уговорила его покататься с нами на лошадях на прошлой неделе. Я давно пыталась его вытащить, но он согласился только когда ты предложила. В конной прогулке есть что-то особенное — будто все внутри встает на свои места, правда?
— Думаю, это почти как ездить на мужчине, — именно там я всегда нахожу гармонию, — вставила Пейтон, и вокруг нас тут же раздался громкий смех.
— У тебя самый пошлый мозг, — покачала головой Деми.
— Думаю, ему понравилось. Он сам говорил, что давно не катался на лошадях. Мне кажется, на него давит все это с книжным и ремонтом на ранчо Брайтон — так что теперь все должно немного утихнуть, — я скрестила ноги в ковбойских сапогах.
— Я его почти не вижу в городе в последние недели. Для Кинга это вообще не похоже — он же мистер Общительность, — заметила Руби.
— Может, он вечерами дома с Селеной, — сказала я, отпив глоток пива и невольно глядя туда, где Кингстон сидел у костра с парнями.
Его широкие плечи натягивали черную футболку, длинные ноги были вытянуты вперед, и он, откинувшись, подносил ко рту бокал. Я заметила, что после ужина он налил себе приличную порцию виски. Видимо, ему правда нужно было расслабиться.
— Думаю, с этим уже покончено. Ривер говорил, что все закончилось сразу после той вечеринки у нас, когда его укусила пчела, — добавила Руби, и меня это удивило. Он мне ничего не говорил, но, наверное, не счел нужным — это ведь не мое дело.
— Ты нам так и не рассказала, — Пейтон наклонилась ко мне, игриво изогнув брови, — когда вытаскивала жало, ты что, увидела его… достоинство?
Я закатила глаза, а Руби и Деми захихикали, стараясь скрыть смех.
— Нет, конечно! Все было прикрыто как надо, — покачала я головой. — Я пойду за пивом. Кому взять?
— Еще бы! — в один голос сказали все, и я, улыбаясь, снова посмотрела на Кингстона у костра. Он выглядел напряженным, явно меня не заметил, а на улице уже темнело и у меня тут же родился идеальный план.
Я быстро пошла к дому, свернула в боковой двор, где точно знала, что растут одуванчики. Я выбрала самый яркий цветок, мельком посмотрела, не наблюдает ли он — нет, сидит спиной.
Я бросила пустую бутылку в контейнер для стекла и взяла четыре новых, оставив их на кухонной стойке, а сама прошмыгнула по коридору в его спальню.
Я собиралась спрятать цветок там, где он его точно не ожидает. Зашла в его ванную и огляделась.
Никогда раньше мы не прятали одуванчики друг другу в душе. Я залезла за занавеску, стала искать подходящее место и положила одуванчик между шампунем и гелем для душа. От флаконов пахло мятой и Кингстоном — я глубоко вдохнула.
— Сейчас выйду! — донесся издалека его голос, и я тут же дернула занавеску, затаившись. Видимо, он просто что-то забыл в спальне.
Черт.
Пора выбираться.
Сделай хоть что-нибудь. Уходи из душа!
Шаги все ближе, и вот уже щелчок — закрывается дверь ванной.
Сейчас или никогда.
Господи, это ужасная идея.
Я потянулась к занавеске, и вдруг с другой стороны послышался стон — я замерла.
Он тяжело дышал.
— Ммм… как же хорошо… — прошептал он, и я сжала бедра — вопросов, что там происходит за занавеской, не осталось.
Сделать уже ничего нельзя.
Я крепко зажмурилась, слыша, как его дыхание становится все чаще.
Похоже, Кингстон сегодня хорошо выпил — возможно, в такие моменты он предпочитает остаться один.
Я четко представляла его руку, скользящую по члену, и тихие стоны, которые вырывались у него — мне даже пришлось зажать рот рукой, чтобы не выдать себя.
Я сжала глаза еще крепче, когда внутри зажглось странное желание, а музыка с улицы помогла хоть немного остаться в себе.
Его дыхание сбилось окончательно.
Он был близко.
Еще один стон заставил меня закусить губу и затаить дыхание.
— Такая мокрая… Такая узкая… — прошептал он, и я почувствовала, как между ног стало влажно. Я даже не видела его, но это был, наверное, самый возбуждающий момент в моей жизни.
— О, черт, Сейлор… — хрипло вырвалось у него, и он застонал.
Сейлор.
Он сказал мое имя?
Я пыталась осознать, что только что услышала, когда вдруг откуда-то снаружи раздался громкий стук — видимо, это была дверь его спальни, — потом шорох, звук молнии, и вода включилась: он явно мыл руки.
— Ты там, придурок? — прокричал Хейс, и теперь он был уже у двери ванной.
Что вообще происходит?
Это была ужасная идея.
Я была напугана до смерти и при этом возбуждена как никогда.
А теперь сюда пришел мой брат?
— Господи… — я затаила дыхание, когда дверь распахнулась. Если меня сейчас обнаружат — я Кингстону в глаза больше не посмотрю. — Мужику нельзя минуту спокойно посидеть?
— Вот и я о том же. Эта зеленая фасоль мне не пошла. Мне надо немного уединения, — рассмеялся Хейс.
Боже, только не это.
Я только что услышала, как лучший друг моего брата получает удовольствие, думая обо мне, а теперь мой брат собирается тут… ну вы поняли.
— Нет уж, иди в гостевой. Дверь в спальню закрыта, никто не помешает. А тут — моя святая обитель, — Кингстон говорил уже в привычном шутливом тоне, и, что поразительно, звучал абсолютно расслабленно.
А вот я сейчас лопну от напряжения.
— Ну ладно. Только никому не говори, где я. Мне надо время для себя. Есть у тебя журналы? — пошутил брат.
— Ты заноза в заднице, — Кингстон рассмеялся. — Сейчас принесу тебе свой Sports Illustrated с тумбочки.
Голоса становились все дальше, и я просто выжидала. Наступила полная тишина — похоже, они ушли.
Мне надо было срочно выбираться отсюда. Я тяжело выдохнула, осторожно выглянула из-за занавески, не услышав ни звука.
Я вышла из душа и двинулась к двери, вытягивая шею, чтобы убедиться, что в спальне никого нет.
Все чисто.
Я подошла к окну спальни и увидела, как Кингстон снова уселся у костра, откинув голову и смеясь.
Ну да, теперь он точно расслаблен.
Я быстро выскользнула из его комнаты обратно на кухню, схватила четыре бутылки пива и пошла во двор.
Сердце колотилось как бешеное.
Я не могла поверить, что только что произошло.
Может, в Маґнолия-Фоллс есть еще какая-то Сейлор?
Хотя, если честно, я сама не раз представляла себе Кингстона Пирса, когда фантазировала в своей комнате.
Но это же Кинг. Он так на меня не смотрит.
— Сейлор! — позвал он, когда я проходила мимо, и я обернулась — все сидели у костра, улыбаясь. — Ты мне нужна здесь в поддержку.
Я подошла к огню, его темно-карие глаза блестели в лунном свете.
— И в чем же тебя поддержать? — спросила я, голос был немного хриплый, пришлось прокашляться.
— Ты рассталась с Джейленом из-за его плавок? — спросил Ромео.
Я закатила глаза и покачала головой:
— Абсолютно нет.
Хотя, признаться, это явно не помогло, но не в этом была причина.
Кингстон прижал руку к груди, будто его ранили:
— Ранишь меня, Сейлор Вудсон. Я был уверен, что дело в этом.
Почему его так волнует Джейлен?
Ревнует, что ли?
— А что случилось? — спросил Ривер. — Он казался очень заинтересованным.
— Он отличный парень. Просто у меня к нему не было тех чувств.
Кингстон не отводил от меня взгляда, а язык медленно скользнул по нижней губе, и я едва не взорвалась прямо на месте.
В Пасху, на глазах у друзей и семьи.
Я будто вышла из собственного тела.
Перед глазами стоял лучший друг брата, стоящий у раковины и дрочащий...
— А есть кто-то другой, кто тебе нравится? — поддразнил Кингстон, в голосе была легкая хрипотца от выпитого за вечер виски.
Я выпрямилась:
— Нет. Я просто решила пока быть одна. Типа как ты, Кинг. Может, тоже буду «играть на поле».
Он кивнул медленно, а парни засмеялись. Ривер перевел взгляд с меня на брата, я видела, как у него в голове что-то крутится.
— Тут не так уж плохо, — поднял он бокал, подмигнув мне.
Я чокнулась с ним бутылкой:
— Ладно, пойду отнесу девчонкам их пиво. Вы тут ведите себя хорошо, ладно?
Вокруг снова раздался смех, а я пошла к воде.
— Ну надо же! Ты что, специально за пивом в Daily Market бегала? — спросила Пейтон, когда я раздала всем бутылки.
— Нет, просто задержалась, болтая с народом.
Руби приподняла бровь:
— Ты какая-то румяная. Все в порядке?
— Конечно! Я себя прекрасно чувствую.
Я плюхнулась в свое кресло и невольно посмотрела через плечо — взгляд Кингстона тут же встретился с моим.
Я прикусила губу, не отводя глаз.
— Ну все! Теперь я стал легче килограммов на пять, — прокричал Хейс где-то позади, и Кингстон сразу же отвел взгляд.
Вот так... он снова перестал на меня смотреть.
Когда Кингстон не был наедине в ванной со своими мыслями, он был самым верным другом.