— А разве когда печешь, в это не стоит вкладывать свою любовь? — спрашивает Амелия, помогая мне замешивать тесто.
— Это ты в своих книгах прочла? — вопросом на вопрос отвечаю я.
— Нет…То есть да…Но…
Девочка заминается, не зная, как объяснить свою мысль. Мне бы помочь ей, но в данный момент меня волнует лишь количество изюма в кладовой. Хватит ли?
— Я представляла это себе по-иному, — наконец сообщает мне Амелия.
Так, будто бы меня волнует, как и что она себе представляла.
— Я думала, — продолжает падчерица, — Что буду печь для людей, которые мне хотя бы нравятся. А ведь графиню Бретинскую вы, маменька, терпеть не можете…
— С чего ты взяла? — спрашиваю я, яростно нарезая курагу помельче.
— Я вижу многое, — спокойно говорит падчерица, — И это в первую очередь.
— Тогда "ура" твоей проницательности, — поздравляю ее я, — Ты закончила месить тесто?
Амелия показывает мне липкие, грязные руки.
— Ну как ты смогла вырасти такой неумехой! — вслух возмущаюсь я, — Чтобы руки не были в тесте, их надо чуточку покрыть мукой!
— Вот так? — Амелия окунает грязные руки в муку, отчего они становятся похожими на руки в толстенных перчатках.
— Нет.
Я беру Амелию под локоть. Веду ее к умывальнику. Оттираю ее руки. Затем хорошенько их высушиваю полотенцем. Чуточку окунаю в муку.
— Попробуй теперь, — говорю я падчерице.
Амелия прикасается к тесту. Оно больше не липнет в рукам. Огромные зеленые глаза падчерицы светятся таким счастьем, будто я показала ей настоящую магию, а не бытовой прием.
— Теперь добавим чуточку цедры, немного, буквально несколько семян, гвоздики, щепотку перца…
— Перца? — изумленно повторяет Амелия.
— Да. Даже в самом сладком блюде должно быть что-то, что оттеняет вкус. Иначе — десерт не будет столь изысканным.
— Откуда вам знать? — недоверчиво глядит на меня Амелия.
О..о кексах, тортах, пирогах я знаю много. Моя мама была кухаркой. Всю жизнь простояла на кухне. Готовила то для одного, то для другого хозяина. Особенно хорошо у нее получались десерты. Иногда она тайком приносила мне с хозяйской кухни какое-нибудь свое творение. Я ела, а она, словно сказку на ночь, рассказывала мне рецепт…Потом, когда я уже сама стала матерью, я готовила по этим рецептам своим дочерям. Не часто, но когда те болели, или им просто бывало грустно. Конечно, то что я пеку — было строжайшим секретом нашей маленькой семьи. Никто из моих мужей не должен был знать моего истинного происхождения. По правде говоря, я сама почти забыла, что умею это готовить. Ведь девочки мои давно выросли. Теперь им более не нужны маленькие мамины утешения. Да и при всех своих делах я редко наведывалась на кухни домов моих мужей. А теперь пришло такое странное время, и я снова вынуждена стоять в фартуке на черной кухне. И странно, но я даже счастлива. Будто бы возле меня снова стоит моя матушка, и шепчет мне сколько нужно сахару, чтобы растопить самую холодную душу, и сколько цукатов, чтобы человек смог почувствовать лето.
— Просто знаю и все, — отвечаю я Амелии.
— Перец и сахар, — задумывается та, — Думаю, маменька, это ваш рецепт.
Я не успеваю спросить, что она имела под этим в виду, как Амелия чихает от муки.
Увы, стоит она при этом над самим мешком, и в результате еще больше частиц поднимаются в небо, оседая на лице моей падчерицы. Теперь на ней словно белая маска, ужасно контрастирующая с каштановыми кудрями. Эффект соль уморителен, что я начинаю смеяться.
Амлеия снова чихает, становится еще белей, и я буквально хватаюсь за живот.
— Очень весело, маменька, — бормочет Амелия, а затем в меня прилетает целая пригоршня муки.
Я замираю, а хохотать начинает Амелия. Повернувшись, я вижу свое отражение в одной из кастрюль. Да, теперь и я словно призрак…
Наверное, зайди сейчас кто посторонний на кухню Хилсноу, то наверняка решили бы что поместье полно демонов.
От этой мысли мне снова становится, и я даже присоединяюсь к Амелии в ее веселье.
Потом, отряхнувшись, мы продолжаем свою работу.
Заливаем тесто по формам. Выпекаем. Украшаем…
Последнее — моя любимая часть. Когда мои девочки были маленькие, мы всегда старались придумать наиболее оригинально украшение нашим "шедеврам". Даже устраивали небольшие конкурсы между собой. Сейчас, конечно, все не так: кексы это заказ. С ними не разойдешься. Но все же мы откладываем четыре штуки на ужин. Мне, Амелии, Арнольду и Юджину. И, когда кексы остывают, превращаем свои четыре в апогей нелепости из топленого сахара.
— Здорово вышло, — говорит Амелия, разглядывая наши творения.
— Видишь, — открываю я ей тайну, — Твои книги в чем-то правы. Готовить всегда надо с любовью. Только не обязательно любить того, кому ты готовишь. Достаточно любить сам процесс и свое творение.
Амелия смотрит на меня с полуулыбкой.
— А ваш рецепт даже интересней, чем я думала, маменька.