Примерно в четыре дня я слышу стук в парадную дверь. Скорее всего, это Юджин приехал за кексами. Хотя с чего это господин учитель стал фамильярно стучать в дверь? Мне казалось, он уже давно взял за привычку ходить по Хилсноу как по родному дому. Тем не менее, я открываю дверь и застываю на пороге. Передо мною стоит самый высокий человек, которого я когда-либо видела. Облачен этот великан мужского пола в черный сюртук, черные брюки и черную рубашку. Создается неприятное впечатление, что он одет на похороны. Интересно, может умер кто-то из слуг поместья, и этот чудак зашел сюда прям с похорон попросить монетку? Но нет…
— Госпожа Соцкая? — спрашивает меня этот человек.
Голос его очень тихий. Вкрадчивый. Без тени злобы. Но, между тем, от него по моему телу бегут мурашки.
Я поднимаю голову. Смотрю в лицо собеседника. Оно даже красиво. Разве что нос слишком длинный. В остальном…В остальном этот человек все равно навевает на меня ужас. И тем страшнее, что я не понимаю, отчего так боюсь его. Однако, надо собраться.
— Да, я графиня Соцкая. Позвольте спросить кто вы и зачем пришли в мои владения?
— Пригласите меня в дом, и я все расскажу.
Глаза мои невольно падают на линию порога. Пока она разделяет нас, я могу быть в безопасности…
Да что же это со мной? Видимо надышалась муки и потеряла способность мыслить здраво.
— Конечно, заходите, — говорю я мужчине.
Тот молча проходит в дом.
— Теперь, позвольте ответить кто вы и зачем пришли? — снова задаю я свой вопрос.
— Безусловно, госпожа графиня, — тон собеседника мягкий, спокойный, но от него веет льдом.
— Меня зовут Джон Моноган. Я имел честь знать вашего супруга.
— Да, я тоже имела честь знать его, — пожимаю я плечами, — Чем могу помочь вам сейчас?
Вместо всяких слов, господин Моноган протягивает мне кукую-то бумагу. Рука моя дрожит, когда я беру ее. Разворачиваю и читаю. Это долговая расписка, и она больше, чем половина наших долгов в банке.
Бумага вылетает из моих рук.
— За отсутствием вашего мужа я полагаю, что должен обратиться за этими деньгами к вам?
— Мой муж…, - медленно говорю я, — Скоро приедет. Обращайтесь к нему. Я не знала об этом займе до вашего появления.
— Неужели?
— Вы удивлены? — стараюсь я стоять на своем, — Поверьте, мужья редко повествуют женам о своих долгах.
— Я удивлен потому, что ваш муж брал эти деньги на бал, устроенным им в вашу честь.
В гостиной воцаряется тишина.
Вот тебе и прекрасный бал… Демоны…
— В условиях возврата ваш муж оговорил сегодняшнее число, — говорит Моноган.
Его тон все еще спокойный. Даже без нажима. Но я чувствую, что этот человек способен выпить душу, если он не получит желаемого.
В своих страхах, я даже не замечаю, как по лестницу к нам вниз спускается хрупкая фигурка Амелии.
— У меня нет таких денег, — слабым голосом говорю я.
— Должно ли это быть моей проблемой? — приподнимает бровь кредитор, — Ваш муж взял в долг. Сегодня Вы должны долг вернуть.
Я даже не знаю, что сказать в ответ, как слышу шум падения.
Мы оба — я и Моноган — оборачиваемся на звук, и видим, что Амелия упала в обморок. Ело ее трясется, а изо рта идет слюна.
Я бросаюсь к девочке. Приподнимаю ее голову. Обтираю ее рот платком. Быстро сую под нос нюхательную соль, которую всегда ношу с собой, как истинная леди.
— Моя дочь больна, и у нас совсем нет денег, — со слезами на глазах говорю я.
Тело Амелии перестает биться в конвульсиях, но она все еще без сознания.
Кредитор смотрит на все это круглыми глазами. Не думала, что этого человека можно удивить. Наконец он говорит.
— Хорошо. Только учитывая ваши обстоятельства — даю вам еще месяц. Но учтите — через него я приду снова.
И Моноган уходит.
Едва он скрывается за порогом, как Амелия открывает глаза.
— Ты чуть меня не напугала, — говорю я ей.
— Я читала по припадки в книгах, — отвечает падчерица, — И, кажется, я неплохо сыграла.
Да, это было отлично. Я правда испугалась. Правда только в начале. Но увы: о припадках я знаю не из книг. Они были у моего первого старика-мужа. Поэтому я и смогла отличить игру о реальности. Однако, это подействовало на кредитора. За что спасибо Амелии.
— Я не думала, что отец занимал у этого человека, — смотрит Амелия на дверь.
Мы все еще сидим на полу и обе более чем подавлены.
— Я тоже не знала об этом долге, хотя и должна была, — вздыхаю я.
Амелия кладет свою маленькую ручку поверх моей.
В этот момент на окно гостиной садится три белых голубя. И едва лапки их касаются подоконника, как они превращаются в конверты белой бумаги. Я срываюсь с места и буквально бегу их раскрывать. Три согласия. Отлично. Мой план работает. Это хорошо. Ведь только он и остался у меня.