Звезда Любви

Глава 11

Как бы ни хотелось Жюли весь день провести с Шеховским, слишком много дел навалилось на нее, чтобы можно было позволить себе такую роскошь. Простившись с Павлом Николаевичем, она вернулась к своим заботам. Хорошо хоть приданое не нужно собирать, — вздохнула она, бросив взгляд на готовые к отправке сундуки, уже третий день стоящие в углу ее небольшого будуара. Тотчас вспомнилось сердитое лицо Александра Алексеевича, налившиеся кровью глаза, судорожно сжатые в кулаки пальцы. Юля вздрогнула и перекрестилась, — отвел Господь от нее беду лихую. Он ведь даже там, в храме Божьем, еле сдерживался, чтобы не ударить ее. А как прознал бы Четихин про ее петербургские похождения, во что бы тогда вылился гнев супружеский?

Пока она раздумывала обо всем этом, Пелагея тщательно осматривала подвенечное платье, разложив его на кровати.

— Убери его! — нахмурившись, бросила Юля.

— Да как же это убери?! — всплеснула руками Пелагея. — А под венец в чем пойдешь?

— Уж лучше в рубище, чем в нем, — отрезала Юленька и повернулась в сторону открытой двери гардеробной.

Взгляд ее упал на простое белое платье с кружевной оборкой по подолу, единственным украшением которого была скромная вышивка по краю неглубокого выреза, сделанная руками Полин. Достав его из гардероба, Жюли аккуратно повесила платье на спинку кресла. Пелагея только неодобрительно покачала головой.

— А с ентим делать что? — не удержалась она от вопроса, любуясь изысканным творением модистки.

Юленька пожала плечами.

— Да мне все равно! Убери подальше. Может, сгодится еще кому, а я его и видеть не хочу!

Поль признался, что торопится вернуться в столицу, и потому назавтра сразу после венчания им предстояло покинуть Кузьминки. У Жюли не было желания возвращаться в Петербург, где ей так много довелось пережить, но за ним она готова была последовать куда угодно. Поэтому, подавив тяжелый вздох, она принялась вместе с Пелагеей укладывать свои вещи, отбирая только самое необходимое. Остальное Серж обещал отправить им вослед на адрес Горчакова.

Радостное настроение от того, что она вот-вот соединит свою жизнь с тем, кого полюбила всем сердцем, несколько померкло, как только она задумалась о том, какое будущее их ждет. Князь был с ней откровенен и не стал скрывать, что ему отныне нечего ей предложить, кроме титула и своего сердца. Титул Жюли нисколько не радовал — наоборот, даже боязно становилось от того, какие обязательства он отныне на нее налагает. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что скандальная женитьба единственного наследника старинного княжеского рода наверняка привлечет к себе всеобщее внимание и вызовет немало толков. А уж учитывая ее репутацию, не было никаких сомнений в том, что в свете отзывы о новоиспеченной княгине будут весьма нелестными.

Она хотела было попросить Сержа отпустить вместе с ней и Пелагею, но вдруг со всей ясностью поняла, что не знает, где сама окажется по приезде в столицу. Будущее их было совершенно не определенно и не сулило легких дней.

К вечеру она от усталости не чуяла ног под собой. Но не только усталость и волнение, испытываемое ею перед венчанием, были причиной ее молчаливой задумчивости. Сидя в кресле, она невидящим взглядом уставилась на пламя свечи. Не было у нее матери, чтобы наставить ее перед жизнью супружеской, объяснить то, что сейчас так волновало ее. Мачеха ее, Лариса Афанасьевна, удалилась от мирской суеты, едва Жюли минуло двенадцать, да, пожалуй, и не стала бы она говорить с ней о том, что в супружеской спальне между мужем и женой происходит.

Да, она любила его всей душой, ей приятны были его поцелуи и ласки, но а дальше-то что? — недоумевала она. — Как жить-то они будут? Она обучена была вести хозяйство, и наверняка справилась бы, коль довелось бы им жить где-то в имении, но Павел собирался как можно скорее вернуться в столицу. Как ни силилась Жюли представить себе, что за жизнь ее ждет с молодым супругом в Петербурге, так ничего толком и не могла придумать.

Скрипнула дверь, вырвав Юлю из царства грез. То пришла Пелагея, чтобы убрать свою барышню ко сну.

— Чего смурная такая? — ласково спросила нянька, расстегивая крючки на ее платье.

— Ох, Пелагея, знать бы, что за жизнь меня ждет? Вот пыталась я думать о будущем, а ничего в голову и не приходит, — вздохнула Жюли.

— А ты не думай о том. Пущай у мужа твоего нонче голова болит, — отозвалась Пелагея. — Ты, главное, с супругом своим ласкова будь, из спальни не гони и не бойся ничего. Князь тебе худого не сделает. Коли любишь его, все хорошо будет.

— Тревожно мне, — покачала головой Жюли. — Вот не знаю, от чего, но гложет что-то.

— Спать ложись. Утро вечера мудренее! — улыбнулась нянька. — Будет день, будет и пища.

Наутро Юленька проснулась, едва развиднелось, умылась холодной водой, чтобы придать румянец бледным щекам и принялась за завтрак, что принесла на подносе Пелагея прямо в ее спальню. Торопливо облачившись в скромное белое платье, окинула себя в зеркало придирчивым взглядом. Тяжело вздохнула — жаль стало остриженных локонов, но потом, улыбнулась своему отражению и накинув на голову фату, быстрым шагом вышла из комнаты в вестибюль, где ее уже ожидал брат.

Как и два дня назад, к крыльцу подали коляску, на этот раз без всяких украшений. Не было и приглашенных на скромную церемонию. Еще издали Жюли заметила высокую фигуру князя около церковной ограды. Павел Николаевич, нервно расхаживая перед входом, не сводил глаз с проселочной дороги. Завидев приближающуюся коляску, Шеховской остановился и, дождавшись, когда она остановится, подошел к прибывшим, чтобы помочь будущей супруге выбраться из экипажа.

Свидетелями выступили управляющий Шеховских и тот самый стряпчий, что спешно оформлял брачный договор.

Сердце забилось сильно и часто, когда священнослужитель приблизился к ним с двумя горящими свечами. Следом за ним шел диакон, держа в руках поднос, на котором лежали два простых кольца без украшений.

Взяв свечу из рук святого отца после произнесенного им благословения, Юля трижды осенила себя крестным знамением, скосив взгляд на своего нареченного.

— Обручается раб Божий Павел рабе Божией Юлии, — трижды нараспев произнес венчающий их служитель, надевая кольцо на безымянный палец правой руки Шеховского.

— Обручается раба Божия Юлия рабу Божьему Павлу, — повернулся он к ней.

Юля протянула руку. Немного великоватое ей кольцо соскользнуло с пальца и, со звоном ударившись о пол, покатилось по проходу. Нагнувшись, Сергей поймал его и протянул обратно священнику.

— Худая примета, — тихо вздохнул за ее спиной стряпчий.

Обернувшись, Поль бросил на него пристальный взгляд, но ничего не сказал. После обручения они проследовали за святым отцом на середину храма, где на полу был расстелен белый шелковый плат. Опустив глаза, Жюли придержала шаг, чтобы не дай Бог не наступить на него вперед жениха своего.

Шеховской выглядел абсолютно спокойным, тихо, но отчетливо отвечая на все вопросы священника, не то что она сама. Свеча, поданная ей святым отцом, ходуном ходила в руках, губы тряслись при ответе на каждый вопрос:

— Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою раба Божия Павла, которого видишь перед собою?

— Имею, честный отче.

— Не связана ли ты обещанием другому жениху?

— Не связана, — тихо ответила она.

После завершения обряда молодожены направились в Ильинское, где состоялся короткий свадебный обед. Юля все никак не могла поверить в реальность происходящего, то и дело незаметно дотрагиваясь до тонкого золотого ободка на безымянном пальце. Во время обеда управляющий Шеховских Илья Петрович произнес тост за здравие молодоженов, пожелав им долгих лет и скорейшего прибавления в семье, чем немало смутил юную новобрачную. Опрокинув в себя рюмку, он улыбнулся и громко произнес:

— Горько! Ох, и горько мне, Павел Николаевич!

Протянув руку супруге, Павел легко поднялся вместе с ней и, обняв тонкий стан, прижался губами к ее губам. Юле вдруг сделалось неловко. Одно дело целоваться с ним наедине, а другое — у всех на виду. Она не знала, куда девать руки свои, но, в конце концов, положила ладони ему на плечи, едва касаясь их. Присев на свое место, она смущенно опустила глаза. Все было не так! Разве такой она представляла себе свою свадьбу? Ох, не ждет их ничего хорошего! — вздохнула она.

Пока они обедали, к крыльцу подали дорожный экипаж Кошелевых с уже погруженным багажом. Проститься с новобрачными высыпала почти вся дворня в Ильинском. Серж, неожиданно обняв сестру за плечи, коснулся ее лба сухими губами.

— Храни Вас Бог, Юлия Львовна! — перекрестил он ее, отступая на шаг.

Поднявшись на подножку, молодая княгиня обернулась, обвела взглядом собравшихся, кинула прощальный взгляд на утирающую льющиеся по лицу слезы Пелагею и, махнув рукой, скрылась в экипаже. Впереди была долгая дорога в столицу.

Оставшись наконец-то наедине в уютном мирке экипажа, Павел не сводил глаз со своей молодой жены, замечая и ее нервную улыбку, и судорожно сцепленные на коленях пальцы. Оба молчали. Первым тишину нарушил Шеховской.

Пересев на сидение рядом с ней, Поль привлек ее в свои объятья и заговорил, перемежая слова быстрыми поцелуями.

— Жюли, я буду вынужден оставить тебя по приезде в столицу, но это ненадолго, — "надеюсь", добавил он про себя. — У меня, возможно, будут некоторые неприятности по службе, но пусть тебя это не пугает. Мы остановимся пока у Горчакова, Мишелю я могу доверять, как самому себе.

Услышав про Горчакова, Юля вздрогнула, что не осталось незамеченным ее супругом. Павел нахмурился, понимая, о чем она думает сейчас. Ему и самому был неприятен этот эпизод их жизни, но с этим ничего уж нельзя было поделать, только отпустить прошлое и забыть.

— Тебе нечего опасаться, — медленно проговорил он.

— Мы могли бы остановиться на той квартире, что я снимала. Срок аренды еще не истек, — робко возразила она.

— Пока мы доберемся, он истечет, — оборвал ее Шеховской.

— Хорошо, как скажете, Ваше сиятельство, — холодно ответила она, уязвлённая его резким ответом.

Отстранившись, Павел вздохнул. Ну разве годится с ссоры начинать жизнь супружескую?

— Жюли, я не имел намерения обидеть тебя, — мягко произнес он. — Просто мне будет спокойнее, если на время моего отсутствия ты останешься в доме Горчакова.

Юля кивнула, закусив губу. Обида встала комом в горле, мешая говорить. Она отвернулась к окну, но сильные руки тотчас обняли ее и ласково привлекли к твердой груди. Вздохнув, она положила голову на его плечо и сама не заметила, как задремала.

Проснувшись, девушка обнаружила, что карета остановилась, и она в ней совершенно одна. За окном уже давно смерклось, и трудно было что-либо разглядеть в сгустившихся сумерках. Слышалось ржание лошадей, чьи-то голоса на улице — по всей видимости, они были на постоялом дворе. Она испугалась до полусмерти, когда дверца экипажа вдруг распахнулась, но разглядев в полутьме лицо супруга, успокоилась. Опираясь на его руку, она ступила на землю и с любопытством огляделась.

Комната, что снял Шеховской на ночь, оказалась небольшой, но чистой. Ужин по просьбе князя подали прямо в номер. Жюли почти не притронулась к своей тарелке, испытывая безотчетный страх перед грядущей ночью. Выросшая в деревне, она знала, как это происходит у животных, но и помыслить не могла, что между мужчиной и женщиной может быть такое. Дворовые девки, зная о скором замужестве барышни, в красках расписали ей все ужасы первой брачной ночи, и теперь она дрожала, как осиновый лист.

Ее нервозное состояние не укрылось от молодого супруга, и он легко догадался о его причине. Правда, Шеховской и сам не ощущал должного спокойствия. В свои двадцать пять лет ему ни разу не доводилось иметь дел с невинной девицей, и он, сгорая от желания, боялся напугать ее, оттолкнуть от себя, отвратить. Господи, дай мне терпения! — мысленно попросил он.

В дверь постучали — явился лакей, чтобы забрать поднос с грязной посудой. Пока он собирал тарелки, Юля выскочила из-за стола и замерла около окна, стараясь не смотреть на расстеленную кровать. Она слышала, как закрылась дверь за прислугой, слышала шаги супруга за своей спиной, слышала, что он остановился совсем рядом с ней, но так и стояла, уставясь в темноту за окном.

Обняв ее за талию, Поль развернул ее к себе лицом. Молча склонившись к ней, коснулся поцелуем дрожащих губ. "Князь тебе худого не сделает. Коли любишь его, все хорошо будет" — вспомнились слова старой няньки. Вскинув руки ему на шею, Жюли сама приникла к нему всем телом, отвечая на поцелуй, и тотчас оказалась притиснута к его крепкому телу. Она ощущала его губы, что то нежно, то страстно сливались с ее губами, руки, что гладили напряженную спину, слышала тихие слова любви, что он шептал ей, касаясь губами мягких локонов у ее виска. Незаметно для нее Павел расстегнул крючки на платье и спустил его с худеньких плеч. Она словно очнулась и отпрянула от него, но Шеховской, улыбнувшись, вновь привлек ее в свои объятья.

— Не бойся меня, — прошептал срывающимся шепотом, — поглаживая кончиками пальцев шею и затылок, касаясь губами ее макушки.

— Я не боюсь, — тихо шепнула ему в ответ и, чуть отстранившись, попыталась расстегнуть пуговицы его мундира.

— Я сам, — отвел ее руку Поль, вспомнив почему-то Элен, которая торопливо расстегивала его мундир, стоило им остаться наедине в ее спальне. — Я сам, — повторил он.

Оба испытывали неловкость от этой страной ситуации, когда пришлось раздеваться в одной спальне, и потому старались не смотреть друг на друга. Расстегнутое платье само упало на пол, и Жюли, стащив чулки, быстро скользнула в постель, натянув одеяло до подбородка и боясь повернуться в ту сторону, где был ее супруг. Шеховской задул свечи и лег на другую половину кровати. С тихим вздохом притянув ее к себе, князь осторожно стащил сорочку с ее тела. Теплые ладони гладили шелковистую кожу, вызывая у новобрачной тихие вздохи удовольствия, жаркой волной по телу разлилось желание. Долгие ласки и поцелуи заставили забыть обо всем, что с отрочества вдалбливала ей в голову Лариса Афанасьевна. Разве может быть это греховным и порочным? — нежась в объятьях любимого, вопрошала себя Жюли. — Боже, как же сладостно! Ей самой хотелось касаться тела мужа, гладкой и горячей на ощупь кожи, и, проведя рукой по его груди, она вспомнила вдруг то утро, когда, проснувшись, увидела его спящим в своей постели. Ей еще тогда так хотелось коснуться его, а теперь она имела на то полное право. И все ж оказалась не готовой к тому, что он навалился вдруг на нее всей тяжестью и вошел, причиняя боль.

Тонкие руки вцепились в его плечи, силясь оттолкнуть его и царапая ноготками кожу, но его губы уже приникли к ее рту, прерывая рвущийся из горла крик. Павел замер, не шевелясь, давая ей возможность привыкнуть к нему.

— Тише, тише, — шептал он, покрывая ее лицо легчайшими поцелуями. — В первый раз всегда больно, но больше так не будет.

Чувствуя, как расслабляется под ним напряженное тело, он тихонько двинулся, раз, другой, уже не встречая сопротивления с ее стороны. Но та приятная истома, что окутывала все ее тело, пока Поль ласкал и целовал ее, бесследно исчезла. Тихо глотая слезы, Жюли изо всех сил старалась не показать, что ей больно и неприятно. И вот, когда боль почти отступила, и она вновь ощутила в себе то волнующее кровь томление, ее супруг вдруг отпрянул от нее с тихим стоном и, повернувшись к ней спиной, замер. Юля испугалась, что она сделал что-то не так, и застыла, боясь шелохнуться.

Спустя некоторое время, Павел повернулся к ней и, притянув в свои объятья, губами коснулся лба, покрытого испариной.

— Прости меня, — покаянно прошептал ей на ухо. — Прости, не удержался!

Теперь Шеховской корил себя за то, что поспешил, но где было взять сил сдержаться, коль он так долго желал ее? И как ей было не простить его, когда так хорошо стало в его объятьях, так тепло и уютно? Положив голову ему на плечо, Юля провалилась в сон. Утром, проснувшись раньше своего супруга, она тихо выскользнула из его объятий и, скрывшись за ширмой, принялась приводить себя в порядок. Тихо ругаясь себе под нос, она пыталась застегнуть крючки на платье, заведя руки за спину, как вдруг почувствовала, что Поль отвел ее руки и принялся сам застегивать ее платье.

— Доброе утро, — хриплым со сна голосом произнес он, обнимая ее за талию и прижимая спиной к своей груди.

— Доброе, — отозвалась она, повернувшись в его объятьях и глядя прямо в серые глаза, и решилась задать вопрос, что не давал ей покоя. — Это всегда так будет? — краснея под его внимательным взглядом, отвела глаза.

Павел вздохнул, приподнял ее подборок и отрицательно покачал головой.

— Нет. Не всегда. Нам будет хорошо, очень хорошо, обещаю, ma chИrie.

И он сдержал данное ей обещание. После другой ночи, на другом постоялом дворе, Жюли полдня краснела, сидя напротив него в экипаже, стоило ей только поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Как сладко ныло сердце, когда она вспоминала о том, что было промеж них этой ночью. Если это и есть грех, то как же сладок он! — смущенно улыбалась она супругу.

За время долгого пути она не раз пыталась расспрашивать своего супруга о его семье, о поместье, в котором он вырос. Поль отвечал неохотно, чаще старался уйти от ответов, переводя разговор на другую тему. Ему не хотелось говорить об отце, о том, что заставило его в столь юном возрасте покинуть родной дом и поступить на военную службу. Ее расспросы о поместье в Павлово почему-то наводили на мысль, что он не так уж и не прав был в своих подозрениях, когда думал о причинах, побудивших Жюли рискнуть всем, чтобы в итоге получить желанный приз. В любом случае, она ведь почти ничего не теряла, — злился он. — Если бы он не приехал, вышла бы замуж за Четихина и стала королевой уездного общества, но замахнулась на княжеский титул — и получила его. Но тут же, глянув в доверчивые глаза своей юной жены, одергивал себя и ругал в душе за недостойные мысли.

Жюли успела рассказать ему о причинах, по которым она покинула дом и подалась в столицу, о том, как стала актрисой, а в конце призналась, что знала о его пари с Горчаковым. Поль, который уже и забыл, когда краснел в последний раз, почувствовал, как его бросило в жар при этих ее словах, и густой румянец залил щеки и шею.

После она вспоминала это путешествие, чуть ли не как самое счастливое в их супружестве. Но оно неумолимо приближалось к концу, и чем ближе была столица, тем мрачнее становился князь. В Петербург они въехали поздним вечером. Следуя указаниям Шеховского, возница привез их к городскому особняку Горчаковых. Выйдя из экипажа, Павел окинул взглядом освещенные окна на хозяйской половине. Мишель был дома и спать, судя по всему, еще не ложился. Подав руку супруге, князь помог ей выбраться из экипажа и повел к дверям.

Войдя в просторный вестибюль, Юленька замерла в нерешительности. Что ей сказать Горчакову при встрече? Как повести себя с ним? Сделать вид, что не было ничего, и они будто бы и не встречались ранее? Пока она, нахмурившись, рассуждала обо всем этом, хозяин особняка уже спешил навстречу утомленным путникам.

— Юлия Львовна, — улыбнулся он поднося у губам ее руку. — Как же я рад видеть Вас в своем доме! Я надеюсь, Вы простите мне великодушно былые обиды, — заглянул он ей в глаза, не выпуская руки.

— Добрый вечер, Михаил Алексеевич, — робко улыбнулась она в ответ. — Как говорится, кто старое помянет…

— Тому глаз вон! — закончил за нее Горчаков.

Глядя на то, как лучший друг любезничает с его молодой женой и вспоминая недавние события, Павел ощутил, как в душе вдруг шевельнулась ревность. Глупо! — одернул он себя. — Глупо ревновать к Мишелю, но какая-то толика сомнения все же занозой засела в его мыслях.

Вечером после позднего ужина хозяин особняка предложил Полю выпить по рюмке бренди на сон грядущий. Проводив супругу до спальни, Павел прошел в кабинет Горчакова. Мишель разливал по бокалам янтарный напиток, когда он вошел в комнату.

— Присаживайтесь, Павел Николаевич — протягивая ему один бокал, кивнул на удобное кресло Горчаков.

Поль взяв в руки бренди, опустился в мягкое кресло. Пройдя к письменному столу, Михаил вытащил из ящика пачку ассигнаций и протянул ее другу.

— Здесь пять тысяч.

— О чем ты, Мишель? — нахмурился Шеховской.

— Я все же решил уплатить тебе свой проигрыш в пари.

Павел резко поднялся и, поставив на стол бокал, прошел к окну, повернувшись спиной к хозяину дома.

— Зачем? — бросил он, злясь на то, что теперь Мишель напомнил ему о злополучном пари. — Зачем ты это делаешь?

— Возьми, — со вздохом продолжил Горчаков. — Они тебе понадобятся, и честь твоя не будет задета.

Шеховской дернулся, как от удара.

— Я сам справлюсь со всем! — тихо процедил сквозь зубы.

— Поль, mon ami, ты теперь не один, — мягко напомнил ему Горчаков. — У тебя жена теперь есть, даст Бог, и наследники скоро появятся.

Павел отрицательно покачал головой.

— В ближайшем будущем не появятся. Я был очень осторожен. Дитя нынче только помехой будет.

— И, тем не менее, я настаиваю.

— Хорошо, но это в долг, — согласился Шеховской. — Я верну.

— Пусть будет в долг, — улыбнулся Горчаков. — Ступай! Негоже молодую супругу ждать заставлять, — добродушно усмехнулся Мишель.

— Спасибо тебе за все! — положив руку ему на плечо отозвался Шеховской.

Когда Павел зашел в спальню, Жюли уже крепко спала, утомленная долгим и трудным путешествием. Тихо раздевшись, князь скользнул в постель, обнял теплое нежное тело жены, что-то тихо пробормотавшей во сне, и долго еще гладил короткие шелковистые кудряшки, пропуская их сквозь пальцы. В одну из ночёвок на постоялом дворе он спросил ее, зачем она обрезала волосы. Жюли вздохнула, положив голову ему на грудь.

— Я подумала, что барону это не понравится, и он откажется от меня.

— Глупенькая, — тихо рассмеялся он тогда. — Волосы отрастут, никуда не денутся.

— Тебе не нравится? — тихо спросила она, приподнимаясь на локте.

— Мне все в тебе нравится, — искренне ответил Шеховской, обнимая ее и привлекая к себе.

Проснувшись утром, Юля поняла, что в постели она одна. Соседняя подушка еще сохранила тепло, а значит, Поль поднялся не так уж давно. Потягиваясь, она села на постели. В дверь тихо постучали.

— Войдите! — ответила она, натягивая на себя одеяло до подбородка.

В комнату тихо скользнула миловидная девушка, одетая в темно-серое платье с белым передником.

— Ваше сиятельство, — сделала она книксен, — меня прислал Михаил Алексеевич помочь Вам с утренним туалетом.

Встав с постели, Юля подошла к саквояжу, который вчера принесли к ним в спальню, и извлекла платье из темно-синей тафты в тонкую серебристую полоску. Встряхнув его, она отдала платье горничной, чтобы та, пока она будет умываться, привела его в порядок.

Умывшись и одевшись, Юленька попросила проводить ее в столовую, надеясь, что там она увидится с мужем. Но, войдя в распахнутые лакеем двери, не смогла сдержать разочарованного вздоха — Поля не было, и за столом присутствовал только Горчаков. Михаил Алексеевич явно ждал ее, потому как только с ее появлением по его знаку стали подавать на стол.

— Доброе утро, Юлия Львовна, — поднялся Мишель и сам отодвинул стул для своей гостьи.

— Доброе утро, Михаил Алексеевич, — опустила она глаза, присаживаясь за стол. — Вы не видели Павла Николаевича?

Горчаков нахмурился, усаживаясь на свое место.

— Юлия Львовна, супруг Ваш отбыл в расположение полка и, боюсь, вернется не скоро, — глядя ей в глаза ответил Горчаков. — Может, через несколько дней, а может, и несколько недель придется обождать.

— Как это? — подняла на него недоумевающий взгляд Юленька.

Михаил вздохнул, дождался, пока лакей обслужит их, и приказал удалиться.

— Видите ли, сударыня, приняв решение связать себя узами брака с Вами, Поль обратился за разрешением к командиру полка, но ему было отказано, и, кроме того, было строжайше запрещено покидать пределы столицы. Таким образом, поехав за Вами, он нарушил не один приказ командира, а два, за что, конечно же, должен понести дисциплинарное наказание.

— И что это за наказание? — чувствуя, как холодеет сердце в груди, спросила Жюли.

— В лучшем случае арест и гауптвахта на срок от нескольких суток до месяца, а в худшем — вплоть до увольнения его со службы или признания вашего брака недействительным…

— Бог мой! — серебряная ложечка, которой Юля мешала чай, выскользнула у нее из рук.

— Не отчаивайтесь! Я не собираюсь сидеть на месте, и помогу, чем смогу.

— Но что здесь можно сделать?

— Я хорошо знаком с Катениным, — улыбнулся Горчаков. — Собираюсь нанести ему визит.

— С Катениным? — переспросила Юля, которой данная фамилия не говорила совершенно ничего.

— Жюли, как много Вы знаете о своем муже? — задал ей неожиданный вопрос Мишель.

Юля молчала. А, действительно, что она знает о нем, кроме имени, и того, что у Шеховских имение по соседству с Кузьминками? Что он частенько в прошлом увлекался певичками и актрисами из театра, что у него был довольно продолжительный роман с Элен, которая погибла столь трагичным образом? И хотя она сама не верила в то, что Шеховской мог быть убийцей, и, чтобы спасти его, призналась, будто в ту ночь он был с ней, все ж убийца mademoiselle Ла Фонтейн так и не был найден.

Правильно расценив ее молчание, Михаил Алексеевич укоризненно покачал головой. Он с самого начала не одобрял этот брак, но сделанного не воротишь.

— Павел Николаевич штабс-капитан Преображенского полка, — недовольно заметил он, — а генерал-адъютант Катенин — командир этого полка.

Густо покраснев, Жюли опустила голову. Их роман с Шеховским был столь стремителен! Никаких тебе долгих ухаживаний, романтических вздохов под луной, тайных свиданий, милых сердцу подарков со скрытым смыслом, понятным только лишь влюбленным. Все произошло настолько быстро, что после слов Горчакова ей вдруг стало страшно. Мишель прав, она ничего не знает о своем супруге. За те две недели, что они провели вместе в поездке, она успела понять, что Поль мгновенно вспыхивает, как спичка, от малейшего намека на оскорбление, его настроение часто бывает переменчивым от веселости до внезапной грусти и меланхолии. Тогда она полагала все это следствием тех переживаний, что он постарался утаить от нее. Он говорил, что у него могут быть неприятности по службе, но она и предположить не могла, каковы истинные размеры неприятностей, что ожидали его по возвращению в столицу.

— Извините меня, если обидел чем, — произнес Горчаков, — но мне показалось, что будет лучше сказать Вам правду, чем оставлять и дальше пребывать в неведении.

— Спасибо, Михаил Алексеевич, — подняла голову Юленька. — Вы на многое открыли мне глаза. Вы тоже считаете, что я не подходящая партия для Павла Николаевича?

Горчаков кивнул головой:

— Я не буду лукавить, — отозвался он. — Вы совершили опрометчивый поступок, поступив в актрисы. Этим Вы уничтожили свою репутацию. А уж после Вашего заявления в полиции никто и никогда не поверит, что Вы вели достойный образ жизни до того, как вышли замуж за Шеховского.

— Что же мне делать? — потерянно спросила она.

— Ждать и надеяться на милосердие Катенина, а также верить в счастливую звезду Шеховского. До сей поры она его не подводила.

Сказав это, Горчаков поднялся из-за стола.

— Прошу меня извинить, — откланялся он. — Дела не ждут.

— Михаил Алексеевич, — вскинула она на него взгляд полный тревоги, — возьмите меня с собой!

— Ни в коем случае, Юлия Львовна! — обернулся князь. — Вам не стоит показываться в расположении полка, и запомните: здесь, в Петербурге, сейчас Вы для всех содержанка Шеховского. Ни слова об этом браке, если Вам не безразличная судьба Вашего супруга! Повторяю Вам: брак, заключенный без разрешения командира полка, либо признается недействительным, либо влечет за собой отставку. Не заставляйте его делать выбор между Вами и его карьерой. Боюсь, что он выберет не Вас!

Дверь тихо закрылась, и Юля осталась одна в столовой, совершенно оглушенная последними словами Горчакова.