Глава 3

Помогая надеть Юле плащ, Гедеонов, вопреки распространенному мнению о нем, как о человеке словоохотливом, был странно молчалив.

— Где Вы остановились? Куда Вас отвезти? — поинтересовался он, помогая ей подняться на подножку экипажа.

Юля назвала адрес, Гедеонов повторил его кучеру, и в карете воцарилась тишина. Александр Михайлович раздумывал о чем-то, бросая в ее сторону загадочные взгляды.

— Жюли, — обратился он к ней неожиданно серьезным тоном, нарушив, наконец, затянувшееся молчание, — Мне бы хотелось поговорить с Вами откровенно.

— О чем? — недоуменно вскинула на него глаза Юленька.

— Ну, прежде всего о том, что Ваше сегодняшнее выступление произвело на меня — и не только на меня — незабываемое впечатление. Я беру Вас в труппу!

— Благодарю Вас, Ваше превосходительство! — голос Юли подозрительно дрогнул.

— Ну-ну, не переживайте так! — похлопал ее по плечу Гедеонов. — Возможно, я ошибаюсь, но сегодня на балу я заметил интерес, проявленный к Вам князем Шеховским.

Юленька вспыхнула и опустила глаза, уткнувшись взглядом в собственные руки, сложенные на коленях. Перчатка на левой руке опять сползла, — заметила она отстраненно, будто это была вовсе не ее рука, — а перчатка с правой осталась у Шеховского, — смутившись, подумала девушка.

— Что Вы хотите этим сказать? — спросила она, стягивая с левой руки перчатку и комкая ее в кулачке, и вдруг замерла, будто наяву увидев взгляд Шеховского, когда покидала зал под руку с Гедеоновым. Юленька тогда не смогла сдержаться и обернулась: князь так и застыл посреди зала с ее перчаткой в руке.

— Prince Shehovsky d'homme trХs riche (Князь Шеховской весьма состоятельный человек), — как бы между прочим, бросил Александр Михайлович.

— Зачем Вы говорите мне об этом? — удивилась Юля.

— Как я и предполагал, Вы меня прекрасно поняли! — рассмеялся Гедеонов. — Я вижу в Вас хорошее воспитание и, помимо прочего, неискушенность и некоторую наивность, что дает мне основание полагать, что происхождения Вы благородного. Я не спрашиваю о причинах, которые привели Вас в театр, а просто хочу предупредить: выбрав стезю актерства, Вы должны быть готовы к тому, что отныне Вас никто не поставит на одну ступень с представительницами Вашего класса. Вы очаровательны, и мужчины начнут оказывать Вам знаки внимания, но при этом будут делать предложения, не имеющие ничего общего с теми предложениями, что обычно делают благородным барышням на выданье.

— Я догадываюсь, — опустила голову Юленька и тяжело вздохнула.

О, да! Она очень хорошо понимала, о чем он говорит, вспоминая взгляд князя, который прожигал насквозь, будил в ней неясные ей самой желания и инстинкты. Но даже она понимала, что в его глазах читалась страсть, а не любовь. Желание обладать, подчинить своей воле, — но не заботиться и разделить с ней всю оставшуюся жизнь. Для него она могла быть разве что содержанкой, и ни кем иным более.

— Это хорошо, что Вы понимаете, — помолчав некоторое время, продолжил Гедеонов. — В Вас я вижу несомненный талант, и при должном усердии Вы можете достичь небывалых высот мастерства. К чему я говорю Вам все это? Жалованье актрисы весьма скромное, и прожить в столице на него Вам будет не просто, но никто не запрещает Вам найти себе покровителя. Более того, я мог бы поспособствовать Вам в этом…

— Александр Михайлович, извините, но я не совсем понимаю Вас, — вздохнула Юля и подняла на него глаза.

— Сударыня, все очень просто. Вы, несомненно, понравились Шеховскому, и я мог бы замолвить за Вас словечко перед Павлом Николаевичем. О таком покровителе можно только мечтать! — с чувством закончил он, отгоняя от себя воспоминания об Элен, раздавленной и жалкой, какой он ее увидел месяц назад. Впрочем, mademoiselle Ла Фонтейн довольно быстро сумела найти в себе силы и вернуться к прежней жизни. Поговаривали, что у нее новый покровитель — во всяком случае, спустя две недели после расставания с Шеховским Элен уже вновь блистала на театральных подмостках.

— Благодарю за участие, — дерзко вскинула голову Юля, — но я не нуждаюсь в покровителе! Как, впрочем, и князь Шеховской едва ли нуждается в Вашей помощи.

Экипаж остановился, и Гедеонов выглянул в окно.

— Ну, вот Вы и дома, — заметил он. — Касаемо нашего разговора: если передумаете, дайте мне знать.

Он помог ей выбраться из кареты и, махнув на прощание рукой, уехал, оставив девушку перед парадным.

Оставшись одна, Юля вспомнила, что ключ от ее квартирки лежит в кармане ее собственного плаща, который остался где-то в костюмерной в здании дирекции императорских театров. Боже! — едва не простонала она. — Неужели ее испытания на сегодняшний день еще не закончились?! Одна, ночью на улице, да еще и в столь вызывающем одеянии! Мысли лихорадочно метались в голове. Попытаться добраться до Екатерининской набережной? Но денег у нее при себе тоже нет, а идти пешком — не стоит даже и думать об этом, — вздохнула она. Во-первых, она плохо знает город, а во-вторых, — она даже думать боялась о том, что может с ней случиться на улицах ночного города. Обхватив себя руками за плечи, девушка вздохнула и решительно направилась к парадному. Юля громко постучала — один, потом другой раз. Наконец, двери ей открыл заспанный швейцар.

— Тебе чего надо? — недовольно оглядел он девушку, явно не признавая новую жиличку в стоящей перед ним кокотке в ярком одеянии.

Юля сбивчиво попыталась объяснить ему, что только сегодня утром сняла квартиру в доме, но, переодеваясь, чтобы пойти на вечер, забыла забрать ключи. Однако ее рассказ, по-видимому, швейцара нисколько не впечатлил. Сонно моргая и беспрестанно зевая, он слушал ее в пол-уха.

— Иди давай отсюда, пока я будочника не позвал, — сплюнул он себе под ноги. — Шляются тут всякие! — и решительно захлопнул двери.

Оставшись на улице и поняв, что в парадное ей никак не попасть, она попыталась взять себя в руки. Зябко поежившись — в шелковом вечернем платье и в тонком плаще было довольно холодно — девушка в полной растерянности замерла около парадного. Что же ей делать? Вспомнив утреннего лакея, спешившего через арку к черному ходу, она решила попытать счастья еще там, рассудив, что даже если ее не пустят через черный ход, то можно будет хотя бы отсидеться где-то во внутреннем дворике. Однако дойти до арки она не успела: из какого-то кабака на улицу вывалилась шумная компания гвардейских офицеров. Ее алый плащ трудно было не заметить на пустынной улице, и один из гвардейцев с радостным возгласом бросился к ней. Жесткие руки сомкнулись на тонкой талии, когда Юля, едва живая от страха, попыталась спрятаться за углом дома.

— Mademoiselle, куда же Вы? — рассмеялся он. — Будьте так любезны, составьте нам компанию!

— LБchez-moi, monsieur! (Оставьте меня, сударь!) — вырываясь, прошипела она.

Но молодой человек, не обращая внимания на ее сопротивление, вытащил девушку из арки под свет фонаря. Его сослуживцы встретили появление Юли одобрительными возгласами и смехом.

— Клянусь святыми угодниками, весьма горячая штучка, господа! — ухмыльнулся он, с трудом удерживая изо всех сил вырывающуюся девушку.

Она пропала! Злые слезы от осознания собственной беспомощности и бессилия навернулись на глаза. И как будто для того, чтобы добавить ей позора, рядом остановился роскошный экипаж.

— Господа офицеры! Прекратите сие безобразие немедленно! — голос говорившего был строг и внушал невольное уважение.

Державшие ее руки мгновенно разжались, и офицер, только что смеявшийся над ее бесплодными попытками вырваться, вытянулся во фрунт. Дверца экипажа открылась, и довольно представительный мужчина лет сорока пяти в мундире гвардии полковника протянул руку перепуганной девушке.

— Подите сюда, дитя, — обратился он к ней.

Отчего-то Юля сразу поверила, что этот человек ее не обидит, не сделает ей ничего дурного. Опираясь на его руку, она легко поднялась в карету. Опустившись на мягкое сидение, она с удивлением увидела в полумраке кареты еще одну женщину. Приглядевшись, Юленька не поверила своим глазам: прямо напротив нее, улыбаясь, сидела Ирэн.

— Помнится, я говорила Вам, Жюли, что Петербург довольно опасное место для юной неискушенной девушки, — заметила она и повернулась к своему спутнику. — Благодарю Вас, Алексей Васильевич!

Войдя вместе с Ирэн и Алексеем Васильевичем в квартиру, Юля осталась в прихожей, пока Ирэн устраивала своего гостя. Апартаменты поражали своим великолепием и роскошью обстановки. Это была уж никак не ее крошечная квартирка. Оглядевшись, Юля оробела. Что она знает об Ирэн? Кто она? Может, она зря приехала сюда? Но вспомнив пьяный смех, жадные руки на своей талии и похоть, блестевшую в глазах мужчин, тотчас отбросила все сомнения. Проводив своего спутника в гостиную, хозяйка вернулась в прихожую к застывшей, как изваяние, Юле.

— К сожалению, я не могу сейчас уделить Вам внимания — Вы видели, у меня гость, — несколько натянуто улыбнулась Ирэн. — У меня нет гостевой спальни, поэтому ночь Вам предстоит провести в будуаре, но, согласитесь, это все же лучше, чем на улице. А утром Вы расскажите мне, как оказались на улице ночью, да еще в таком виде.

— Благодарю Вас, — робко улыбнулась девушка.

— Право, не стоит! Вы мне напомнили меня самое лет десять назад, — усмехнулась Ирэн.

Вызвав горничную, хозяйка поручила свою нежданную ночную гостью ее заботам, а сама поспешила в гостиную к своему спутнику. Горничная Ирэн постелила ей на небольшом диванчике в будуаре и удалилась, а Юля наконец-то смогла вздохнуть спокойно.

В комнате было тихо, только громкое тиканье напольных часов нарушало эту тишину. Юленька задремала, но ее разбудил тихий смех в соседней комнате. Она поневоле прислушалась: какие-то странные, непонятные звуки и шорохи, а потом послышался протяжный стон… Девушка вспыхнула, когда поняла, что происходит за стенкой, совсем рядом с ней. Она подскочила на постели и прижала ладони к пылающим щекам. Отчего-то стало так жарко, и сердце зачастило в груди. Боже, боже! — прошептала она. — Что я делаю здесь? — но тут же подумала с удивившим ее саму странным спокойствием: уж лучше здесь, чем в компании подвыпивших гвардейцев. Господи! Сколько всего свалилось на нее, не успела она и суток провести в столице! За стеной все стихло, часы все так же мерно отсчитывали секунды. Юля вновь легла, натянула на себя одеяло, укрывшись им с головой, и постаралась не думать о том, чем занимается Ирэн. Теперь ей стало понятно, почему ее дорожная знакомая старалась избегать разговоров на эту тему по пути в столицу.

Оставшись один посреди бального зала, Шеховской недоуменно вертел в руках шелковую перчатку. Анна так стремительно исчезла, что он не успел даже толком понять, что происходит, но более всего его поразило поведение Гедеонова: насколько он знал, Александр Михайлович не только не возражал против того, чтобы его актрисы имели покровителей, но и сам весьма охотно пристраивал их, с улыбкой разводя руками и ссылаясь на необходимость экономии. Пожав плечами, Поль торопливо спрятал сей предмет дамского туалета под мундиром, а подняв голову, встретился глазами с насмешливым взглядом Мишеля.

— Я смотрю, тебе все же удалось заполучить некий трофей? — усмехнулся Горчаков.

— Зависть — большой грех, Ваше сиятельство, — парировал Шеховской.

— Однако ж на эту птичку ты, похоже, впечатления не произвел, иначе с чего бы ей так стремительно бежать от тебя?

— Похоже, mon ani, не только мы с тобой имеем виды на этого соловушку, — усмехнулся Павел.

— Неужто Гедеонов?! — искренне удивился Мишель.

— Ты разве не заметил, как Александр Михайлович поспешно увез свою протеже, стоило мне только пригласить ее?

— Ну, не знаю! Уж ему-то доподлинно известно, что место в твоей постели, — впрочем, как и в сердце, — ныне никем не занято, — намекнул Горчаков на его былую связь с Элен, на что Павел только скривился. — Может быть, он, зная твою репутацию решил уберечь такое сокровище от тебя? Очень уж она юна!

Возвращаясь домой под утро, Поль то и дело вспоминал широко распахнутые темные глаза. Анна, Анни, Аннет, где же я видел Вас? — думал он. Не женщина — загадка, — усмехнулся он своим мыслям. Однако же пока дело принимало скверный оборот. И с чего он был так уверен в легкой победе? Но пари заключено, ставки сделаны, и не в его правилах ни отступать, ни проигрывать.

Юля проснулась поздно — сказались тревоги и усталость прошедшего дня. С трудом разлепив глаза, она села на постели и потянулась, разминая затекшие спину и плечи. Что ни говори, а вычурный диванчик для дамского будуара — не самое комфортное ложе. Поднявшись, девушка прошлась по комнате. И что теперь делать? — вздохнула она. Ушел ли гость Ирэн? Но тут, предварительно постучав, в комнату вошла вчерашняя горничная, держа в руках довольно милое домашнее платье.

— Проснулись? — улыбнулась, сделав книксен, девушка. — Ирина Михайловна ждет Вас в столовой. Позвольте, я помогу Вам одеться!

Спустя полчаса Юля входила в небольшую столовую. На столе дымился пузатый самовар, от теплых булочек исходил восхитительных аромат. Сглотнув слюну, девушка присела за стол и улыбнулась хозяйке. В ярком свете утра Ирина в простом и скромном платье ничем не напоминала вчерашнюю кокотку.

— Ну, вот, теперь Вам известно, кто я, — грустно улыбнулась она уголком полных губ. — Не удивлюсь, если прямо сейчас Вы пожелаете уйти и никогда более не вспоминать обо мне.

— Как я могу осуждать Вас? — вздохнула Юля. — Впрочем, чем я лучше? Не появись вы вчера так своевременно…

— Не будем об этом, — ответила Ирэн. — Смотрю, столица встретила Вас неласково. Право, я удивлена была, увидев Вас в такое время, да еще в подобном одеянии. Вы уж меня извините, но Ваше вчерашнее платье — верх безвкусицы! Так что же все-таки с Вами случилось? Впрочем, я постараюсь сдержать свое любопытство: сначала завтрак, все разговоры оставим на потом.

Улыбнувшись друг другу, девушки принялись за завтрак. А потом, устроившись на уютном диванчике, Юля рассказала Ирэн обо всех удачах и злоключения прошедшего дня.

— Рада, что Вам удалось поступить в труппу, — заметила Ирэн. — Не стоит, конечно, сразу ожидать многого, но если сам Гедеонов заинтересован в Вас, Вы можете много добиться.

— Спасибо Вам огромное, — тепло поблагодарила Юля свою нечаянную спасительницу, — но мне, пожалуй, пора. А где платье, в котором я была вчера? Оно ведь не мое, думаю, его надо будет вернуть.

— Конечно! Я попрошу Дуню сложить его в коробку, — отозвалась Ирина и, прикоснувшись к рукаву Юлиного платья, добавила, — а это оставьте себе, что-то я не заметила, чтобы у Вас было много багажа.

— Благодарю Вас!

К вечеру, забрав свою одежду и ключи от квартиры из дирекции императорских театров и отдав Елизавете Андреевне злополучное платье, Юля наконец-то вернулась в свою квартирку. С Александром Михайловичем ей увидеться в этот день не удалось, но ей передали записку от Гедеонова, в которой он просил ее завтра утром прибыть в Александринский театр на репетицию новой постановки.

Засыпая вечером уже в своей постели, Юленька была полна самых радужных надежд на будущее. Утром, надев доставленное прачкой платье и позавтракав в кофейне напротив, она отправилась в театр. Извозчик высадил ее на площади перед зданием театра, и девушка замерла в восхищении. Боже! Какое огромное здание! Дворец, да и только! Неужели здесь ей предстоит играть?! И сколько же народу приходит сюда на постановки?! Сердце забилось неровными толчками. Взяв себя в руки, Юля поднялась по ступеням. В дверях ее встретил пожилой швейцар.

— Доброе утро, сударыня, — приветливо улыбнулся он. — Чем могу служить?

— У меня назначена встреча с Александром Михайловичем Гедеоновым, — не сдержала ответной улыбки Юля. — Где я могу его найти?

— Его превосходительство на репетиции нынче. Ступайте прямо в зал, — открыл перед ней двери швейцар.

Все было ей в новинку: высоченные потолки, роскошный интерьер. По пути к залу она то и дело останавливалась, рассматривая афиши прошлых постановок. Перед большими дверями, ведущими в зал, девушка замерла. В зале слышались голоса, играла музыка. Вздохнув, чтобы унять волнение, Юля потянула на себя массивную створку.

Внутри царил полумрак, только сцену довольно ярко освещали специальные керосиновые лампы. Осторожно ступая по проходу и глядя себе под ноги, она начала спускаться туда, где, как ей показалось, увидела Гедеонова. Юля не обманулась он действительно сидел в первом ряду и увлеченно глядел на сцену.

— Доброе утро, Александр Михайлович, — подала голос Юля, привлекая его внимание.

Гедеонов повернулся, и тотчас его лицо осветила улыбка.

— Анна, как я счастлив видеть Вас! Стало быть, Вы получили мою записку?

— Аристарх Павлович еще вчера мне ее передал, — улыбнулась Юленька.

— Господа, прошу минутку внимания, — хлопнул он в ладоши останавливая репетицию.

Действо на сцене замерло, музыка стихла, и все повернулись в его сторону.

— Прокофий Семенович, голубчик, подите сюда, — обратился он к постановщику спектакля Загоскому.

Пожилой человек, спустившись со сцены, приблизился к ним.

— Прокофий Семенович, я Вам Любушку привел для "Аз и Фет", — улыбнулся Гедеонов. — Это mademoiselle Анна Быстрицкая.

Поднеся к глазам монокль Прокофий Семенович повернулся к Юле.

— Что ж, я доверяю Вашему чутью, Александр Михайлович. Но Вы не забыли, что постановка музыкальная, и у актрисы всенепременно должен быть хороший голос?

— Уверяю Вас, голос не просто хороший — он дивный! — улыбнулся Гедеонов.

— Но как тогда быть с mademoiselle Ла Фонтейн? — развел руками постановщик.

— Элен сыграет Марфу, — отрезал Гедеонов.

— Как скажете, Ваше превосходительство, — согласился с ним Прокофий Семенович.

— Сударыня, — повернулся он к Юле, — Вам уже положили жалованье?

— Нет, еще нет, — смутилась Юленька.

— Как начинающей актрисе, Вам будет положена тысяча рублей в год, — начал Загоский.

— Полторы тысячи, — перебил его Гедеонов и бросил многозначительный взгляд на Элен. — Мы не можем считать начинающей актрису, которая с успехом заменила нашу приму mademoiselle Ла Фонтейн на музыкальном вечере у графа Радзинского. Проследите, пожалуйста, за этим!

Загоский кивнул.

— Прошу, сударыня, — указал он рукой на сцену. — Для начала я хочу познакомить Вас с участниками труппы, занятыми в постановке.

Поддерживаемая его рукой, Юля поднялась на театральные подмостки и подошла к довольно представительному мужчине и очень красивой женщине.

— Знакомьтесь: Мартынов Александр Евстафьевич, в постановке будет играть Вашего папеньку Мордашова; Елена Леопольдовна Ла Фонтейн, будет играть Марфу, Вашу мачеху.

Рыжеволосая красавица смерила ее надменным взглядом.

— Это будет ясно после первой репетиции с mademoiselle — как там Вас, Анной, кажется? — парировала она.

— Полагаю, Вы правы, Элен, — вздохнул Прокофий Семёнович.

Юля сразу почувствовала неприязнь, исходящую от mademoiselle Ла Фонтейн, но виду не подала. Никто и ничто не сможет сегодня омрачить ее настроения, ведь для нее начинается новая жизнь!

После того, как она познакомилась с труппой, Прокофий Семенович выдал ей экземпляр сценария с ее ролью, попутно отметив в сценарии сцены, которые ей следовало выучить, и попросил явиться завтра к десяти часам на первую репетицию.

Единственным из всей труппы, кто отнесся к ней благожелательно, был ведущий актер театра Мартынов. После репетиций он часто приглашал ее в чайную, чтобы поговорить о предстоящей постановке. Александру Евстафьевичу на вид было лет тридцать — тридцать пять, и на Юлю он произвел весьма благоприятное впечатление. Он не был красавцем, но лицо имел довольно приятное, однако ж более всего Юлю поражала его улыбка: когда он улыбался, казалось, в нем появлялся какой-то внутренний свет, лицо становилось одухотворенным и почти красивым. Они беседовали о постановке, и Мартынов охотно делился с ней секретами актерского мастерства, а однажды поинтересовался:

— Анна, Вы очень привлекательная девушка, и к тому же в Вас чувствуется особа утонченная, получившая хорошее воспитание. Что же заставило Вас податься в актрисы? Ведь это такой неблагодарный труд!

— Уж лучше в актрисы, чем замуж за старика! — помрачнев, честно ответила Юля.

— Жалованье актрисы не так уж велико, — покачал головой Александр Евстафьевич, — впрочем, с Вашей красотой Вы легко найдете себе богатого покровителя.

Юля вспыхнула от его слов.

— Никогда! — с жаром ответила она. — Я никогда не стану чьей бы то ни было содержанкой!

Мартынов улыбнулся гневу, сверкавшему в темных глазах. Сколько раз ему доводилось слышать подобные речи и уверения! Увы, итог, как это ни печально, всегда был один и тот же. Хотя эта девушка чем-то зацепила его душу: ее жесты, манеры, все выдавало в ней натуру страстную и увлекающуюся. Сколько в ней было жизни, настоящего огня! Из нее действительно могла бы получиться великая актриса, но почему-то Мартынову казалась, что ее ждёт совершенно иная судьба.

* * *

Кошелев, выяснив, что сестра его предпочла браку с Четихиным побег в Петербург, не стал откладывать отъезд в столицу. Не дожидаясь, когда слухи о побеге Жюли расползутся по округе, он на следующий же день отправился к Четихину и попросил перенести свадьбу на более позднее время, поскольку Жюли якобы была вынуждена срочно отправиться к тяжело больной родственнице. Александр Алексеевич не заподозрил обмана и согласился отложить венчание. Серж, Докки и Полин, выехали из Кузьминок спустя неделю после побега Жюли. И хотя Полин волновала судьба младшей сестры, в свете ожидающих ее светских развлечений эти тревоги как-то незаметно уступили место куда более приятным думам и переживаниям. Семейство Кошелевых путешествовало с комфортом: Кузьминки были одним из самых больших и богатых имений в уезде, даже Ильинское Шеховских уступало ему в размерах и доходах. Конечно, у Шеховских Ильинское было далеко не единственным имением, но все же Кошелевы были отнюдь не бедны. По размеру своего приданого и Полин, и Жюли вполне могли составить нешуточную конкуренцию столичным девицам на выданье, и потому Полина возлагала большие надежды на сезон в Петербурге. Ехали на долгих, на ночь останавливаясь на постоялых дворах. Докки, которой ни разу за всю жизнь не посчастливилось побывать в Петербурге, пребывала в страшном волнении. И хотя Серж заранее постарался устроить все так, чтобы по приезду в столицу его жена и сестра ни в чем не испытывали неудобств, она все же очень переживала по этому поводу.

На первое время Кошелевы собирались остановиться в доме друга Сергея Петра Степановича Лукомского. Познакомились они совершенно случайно. Будучи как-то в Петербурге, Серж выручил Пьера из неприятной ситуации, когда тот не смог расплатиться по счету в ресторации, оставив в силу рассеяности своей дома все наличные. Петр был с дамой, и отчего-то Кошелеву стало жаль его. Видя, в какое затруднительное положение попал молодой человек, он притворился, что они знакомы, и, дабы не позорить его перед его спутницей, оплатил злополучный счет. С того случая у них завязались приятельские отношения, переросшие со временем в настоящую дружбу. Серж отписал ему, что планирует вывести сестру в свет, на что Пьер ответил, что он может остановиться на первое время у него, и обещал помочь подыскать достойные апартаменты на время сезона.


В столицу прибыли поздним вечером. Путешественники, измотанные долгой и трудной дорогой, были несказанно рады очутиться, наконец, в гостеприимном доме Лукомских. После сытного ужина Докки удалилась в спальню, отведенную ей и Сержу, Полин отправилась в свою небольшую, но уютную комнату, а Сергей и Петр уединились в кабинете, дабы за разговорами пропустить по стаканчику бренди и выкурить по сигаре.

Сергей не хотел посвящать Петра в свои проблемы, но Лукомский сам спросил, отчего его младшая сестра не приехала на сезон с ними, и теперь Сергей раздумывал, стоит ли говорить обо всем другу.

Пьер бывал пару раз в Кузьминках по приглашению Сержа, и отчего-то маленькая девочка с огромными черными глазами глубоко запала ему в душу. Когда Кошелев отписал ему, что намерен вывести Полин в столичный свет, Пьер подумал, что и Юленька приедет с ними, и искренне огорчился, не увидев ее. Ей уж, должно быть, семнадцать, — прикидывал он, — и наверняка она превратилась в настоящую красавицу. Из раздумий его вывел ответ Сергея.

— Жюли, неблагодарная дрянь, сбежала из дому за неделю до своей свадьбы, — зло бросил он. — У меня есть основания полагать, что она находится здесь, в Петербурге, и я намерен ее найти и заодно научить уму-разуму.

Глаза Кошелева при этих словах полыхнули недобрым огнем.

— Жюли должна была выйти замуж? — разочарованно спросил Пьер.

Сергей кивнул.

— Наш сосед к ней посватался. Но для нее, видете ли, баронский титул оказался недостаточно хорош!

— Что-то я не вижу жениха, — заметил Пьер. — Или он не собирается искать пропавшую невесту?

Кошелев скривился.

— Мне пришлось сказать барону, что я отослал ее к дальней родне. Якобы заболела моя тетка, и ей нужна компаньонка. Но уж когда я ее найду, она горько пожалеет, что вообще появилась на свет.

С этими словами он затушил сигару и поднялся с кресла.

— Спокойной ночи, Петр Степанович. Благодарю за оказанное гостеприимство.

Полина тоже думала о сестре: где-то здесь, в огромном городе, она совершенно одна-одинешенька. Удалось ли ей найти пристанище? Господи, да жива ли она еще? — вздохнула девушка. Но что-то подсказывало ей, что Юленька жива, и они непременно увидятся.

Наутро Сергей вместе с Петром поехал смотреть найденную Луковским квартиру, а Докки и Полин отправились по столичным лавкам. Обе были просто поражены тем изобилием товаров, что предлагали столичные торговцы для дамского счастья. Серж не поскупился и выдал довольно крупную сумму на расходы. Часа через четыре, нагрузив лакея свертками и коробками с покупками, Полин и Евдокия вернулись домой совершенно обессиленные, но с чувством глубокого удовлетворения.

— Ах! Это французское кружево! Оно будет так изыскано смотреться на подвенечном платье! — улыбнулась Докки и тут же добавила тоном умудренной матроны. — Полин, я думаю, что в этом сезоне ты непременно найдешь себе мужа, поэтому обо всем надо думать заранее.

— Может, не стоит так спешить? — робко возразила Полина.

Она пока еще не думала о замужестве. Ей хотелось в полной мере насладиться первым и, скорее всего, единственным сезоном в столице, танцевать и веселиться, почувствовать себя красивой, желанной, быть предметом чьего-нибудь восхищения и тайной страсти. Да разве не об этом мечтает любая девушка девятнадцати лет?

Серж и Пьер вернулись к вечеру. Апартаменты Кошелеву понравились, поэтому, заплатив за три месяца вперед, он хотел уже завтра перебраться туда вместе с семьей. К тому же Полину и Докки ожидал весьма приятный сюрприз: Лукомский был близко знаком с его сиятельством графом Каменским и именно сегодня встретился со старинным другом семьи, а Серж оказался случайным свидетелем этой встречи. Лукомский представил их друг другу, и Каменский, узнав о цели визита Кошелева в столицу, пригласил их сегодня же вечером к себе. Его супруга устраивала бал, и Анатолий Степанович решил помочь новому знакомому в его благородных устремлениях устроить будущее младшей сестры.

Как бы ни мечтала Полин о выходе в столичный свет, но перед первым балом, да еще в доме графа Каменского, нервы у нее разыгрались не на шутку. Некоторым утешением могло служить только то, что Докки отказалась ехать на бал, сославшись на жуткую мигрень: видимо, Докки боялась бала куда больше, чем она. Сидя перед зеркалом, Полин уже готова была тоже сказаться больной и никуда не идти вечером, но игнорировать приглашение графа было совершенно невозможно. Ее горничная застегивала на ней жемчужное ожерелье, доставшееся от матери, когда в комнату, постучав, вошел Сергей в вечернем костюме.

— Ты готова? — улыбнулся он сестре.

Полин подняла глаза на брата. Серж был очень хорош в черном вечернем фраке и белоснежной рубашке, и она подумала, что наверняка не одно девичье сердце забьется, а, возможно, и будет разбито при виде этого красавца.

Она поднялась, с улыбкой глядя на брата.

— Я-то готова, но мне кажется, что я умру от страха прямо на пороге дома Каменских.

— Пустяки, ma bonne (моя милая), такой же бал, как и в провинции, разве что гостей побольше, да титулы повыше, — рассмеялся Сергей, предлагая ей свою руку.

Но как бы Полина ни успокаивала себя, все же оказалась не готова к тому, что увидела: то, что открылось ее взгляду, напоминало провинциальный бал разве что названием. Пока она, в полной растерянности вцепившись в рукав фрака Сержа, осматривала зал, к ним поспешил хозяин особняка.

— Добрый вечер, Сергей Львович! Очень, очень рад Вас видеть, — улыбнулся он. — Mademoiselle, Вы просто очаровательны! — поднес Каменский к губам тонкие пальчики Полин.

Полина искренне улыбнулась в ответ — в конце концов, именно этому милому человеку она обязана приглашением на первый в ее жизни столичный бал. Однако графиня Каменская, когда ей представили Сержа и Полин, наградила брата ослепительной улыбкой и лишь сухо кивнула головой в ответ на ее книксен.

Не успела девушка оглянуться, как ее бальная карточка оказалась заполненной.

— Я же говорил тебе, что все будет хорошо! — улыбнулся ей Сергей.

Полина хотела ответить брату, но вдруг услышала знакомый голос и остановилась. Не может быть! Сердечко зачастило в груди. Как во сне, Полин обернулась. В самом деле — это сон, и я должна проснуться, — прошептала она. Однако вот он, князь Шеховской собственной персоной, а рядом с ним очаровательная шатенка. Тонкая иголочка ревности больно впилась в сердце. Так вот почему он не писал! Впрочем, я ведь так и думала, — грустно улыбнулась Полина.

Павел ощутил чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, он мельком окинул взглядом зал, отметив неподалеку красивую блондинку, и вновь повернулся к Александре и Мишелю, своим постоянным спутникам в последнее время. Но образ девушки в нежно-голубом платье никак не выходил у него из головы. Полин! — вспомнил он, и Поль стремительно развернулся. Боже! Действительно mademoiselle Кошелева! Извинившись, князь поспешил поприветствовать своих соседей.

— Серж, Полин, право, как я рад видеть Вас в столице! — улыбнулся Павел Николаевич своей самой очаровательной улыбкой.

Полина ощутила, как сердце пропустило удар, когда их взгляды встретились. Заиграла зажигательная мелодия мазурки, но она никак не могла оторвать взгляда от лица князя. Шеховской опустил глаза, но потом вновь взглянул ей в лицо.

— Сударыня, позвольте пригласить Вас!

Полине казалось, что она забыла, как дышать. Серж легонько подтолкнул ее в спину, и она очнулась от своего наваждения.

— С удовольствием, — улыбнулась она, вкладывая свою ладонь в его протянутую руку.

Загрузка...