Звезда Любви

Глава 1

С визита князя Шеховского в родовое имение Кошелевых минул год. И за все это время не было дня, чтобы Юленька не думала о нем. Перед отъездом в столицу Павел Николаевич заехал к соседям проститься. У Жюли, казалось, истекала кровью душа, когда он, на минуту задержав в своей руке тонкие пальчики Полин и нежно глядя ей в лицо, выразил надежду на то, что они смогут увидеться с ней в Петербурге. Самой Юле достался лишь небрежный кивок головой и едва заметная улыбка. Такое пренебрежительное отношение было что острый нож для ее исстрадавшегося муками первой любви сердца, однако пересилив обиду и робость, Юля подошла к Павлу Николаевичу, когда он уже собирался спуститься с крыльца, и, протянув издание "Евгения Онегина", которое когда-то подарил ей отец, попросила написать несколько строк на память. Краснея и смущаясь под его насмешливым взглядом, девушка поблагодарила его, даже не взглянув на написанные карандашом строки, торопливо захлопнула книгу и поспешила уйти в дом, чтобы уже оттуда, из окна гостиной, закусив губы и утирая тыльной стороной ладони неудержимо льющиеся слезы, наблюдать, как князь Шеховской легко вскочил в седло и, еще раз махнув рукой на прощание, направился к воротам усадьбы. Проводив его глазами, Жюли открыла книгу и прочитала на титульном листе написанное четким и размашистым почерком князя четверостишье из романа:

Столь явный намек на ее молодость и глупую доверчивость не мог не отозваться болью в сердце, но, тем не менее, она бережно хранила томик в своей комнате, как самое бесценное сокровище.

За этот год у Кошелевых произошли значительные перемены. Первая и самая главная заключалась в том, что Серж привел в дом жену. Евдокия Дмитриевна, в девичестве mademoiselle Голеновская, став madame Кошелевой в мгновение ока из робкой барышни превратилась в барыню и быстро взяла бразды правления в свои руки, отодвинув на задний план Полин. Полину подобное положение никак не устраивало, но воевать со снохой она не смогла. Все ее попытки поговорить с братом заканчивались неизменными размолвками и упреками в нежелании понять его драгоценную Докки, которая радеет исключительно о благе своих дорогих сестер. Эти размолвки с братом привели к тому, что за последние полгода она сблизилась с Юлей и даже пыталась, как могла, защищать ее от нападок Докки, прекрасно понимая, что Юле придирок и попреков при молчаливом попустительстве Сержа достается куда больше, чем ей.

Сама по себе Докки отнюдь не была ни злой, ни бессердечной, скорее напротив: весьма привлекательная внешне, нравом она обладала легким и отходчивым. Но во всем, что касалось дома и домочадцев, строго придерживалась взглядов супруга своего, которого буквально боготворила за то, что он вытащил ее из нищеты. Она была старшей из трех дочерей поручика от артиллерии Дмитрия Ивановича Голеновского, разорившегося мелкого помещика, и никак не могла считаться выгодной партией. Серж был хорош собой, обладал достаточно внушительным по уездным меркам состоянием, и потому слыл самым завидным женихом в округе. Понятна была радость Докки, когда из всех уездных красавиц он выбрал именно ее, и она почла за счастье ответить согласием на сватовство молодого привлекательного соседа. Сергей же, окруженный безоглядной любовью молодой жены, с каждым днем все больше тяготился ролью опекуна двух младших сестер. В самом деле, даже мать удалилась от мира, взвалив на него заботы не только о родной сестре, но еще и об отцовском "грехе", который сама же позволила узаконить, и именно необходимость заботиться о Юле возмущала его более всего. Как он может появиться с ней в приличном обществе и называть ее своей сестрой, если любой, у кого есть глаза, сразу же увидит, что она совсем на них с Полин не похожа? Но, пожалуй, самое большое раздражение вызывало у Сержа то, что за последний год Юля как-то незаметно превратилась в настоящую красавицу, но если красота Полин была холодной, то в Юле горел живой огонь, и он уж не раз слышал, что те, кто еще год назад воспевал красоту Полин, все чаще говорят о его младшей сестре.

Евдокия чувствовала нелюбовь супруга к младшей сестре, и потому не упускала случая указать Жюли на ее место в семье: она, внебрачный ребенок, девица второго сорта, радоваться должна тому, что ее в приличном доме терпят из милости. Но, несмотря ни на что, Юля не унывала. Не вечно же ей жить под одной крышей с братом и его женой! Девушка мечтала, что когда-нибудь у нее будет собственный великолепный дом, и тут же ей в мечтах являлся златокудрый красавец-супруг с насмешливыми серыми глазами.

Вот и сегодня Юленька проснулась в хорошем настроении. День обещал быть солнечным и теплым. Лучи солнышка, запутавшись в густой кроне уже пожелтевшей старой липы, что росла перед домом, сложились на полу в причудливый узор, из приоткрытого окна веяло свежестью сентябрьского утра. Но день, начинавшийся столь прекрасно, впоследствии оказался полон сюрпризов далеко не приятных.

Соскочив с постели и тихонько напевая, девушка кружилась по комнате, когда в двери тихо постучали.

— Войдите! — ответила Юля, точно зная, что только старшая сестра могла побеспокоить ее в такую рань.

В дверях и в самом деле показалась Полин, только вставшая из постели и одетая лишь в шелковый пеньюар и тонкую сорочку. Томно потянувшись на пороге и тряхнув золотистыми кудрями, Полина забралась на еще неубранную кровать.

— Доброе утро, — улыбнулась она. — Не желаешь пойти прогуляться после завтрака?

— С превеликим удовольствием, — улыбнулась в ответ Юля.

Полин не терпелось поделиться своей радостью хоть с кем-нибудь, пусть даже и с младшей сестрой, но не хотелось говорить об этом в доме. Вчера она далеко за полночь засиделась в гостиной с братом. Поняв, что стала обузой для брата, она теперь пыталась устроить свое будущее, и Серж пообещал ей, что этот сезон они проведут в столице Господи! Сезон в столице! Она и мечтать о таком не смела! А там ведь может случиться и так, что на каком-нибудь званом вечере она встретит Павла Николаевича Шеховского. Уезжая, князь обещал написать ей, и первое время она ждала этого письма, но когда прошло полгода, а вестей от князя так и не было, она перестала ждать, смирившись с тем, что, видимо, его сиятельство забыл о ней сразу же, как только выехал за ворота имения Кошелевых. Блестящий гвардейский офицер, любимец женщин и баловень судьбы — что ему за дело до скромной провинциалки, вздыхающей о нем? Ну и пусть, — решила она. Я не буду искать с ним встреч, я буду наслаждаться сезоном, танцевать, ходить в театры, и может статься так, что найду свою судьбу, — думала она ночью, не в силах уснуть после разговора с братом.

Однако же желанию Полин прогуляться вдвоем с сестрой и поделиться распиравшей ее радостью не суждено было осуществиться.

С самого утра в Кузьминку пожаловал сосед Кошелевых, барон Четихин. Барон был в уезде лицом сравнительно новым. Выйдя год назад в возрасте сорока шести лет в отставку в чине штабс-капитана, Четихин перебрался в свое поместье, где раньше появлялся лишь наездами, и вплотную занялся обустройством родового гнезда. Не последним пунктом в его планах стояла женитьба: усадьба давно нуждалась в хозяйке, и Александр Алексеевич, нанося визиты соседям, внимательно присматривался к девицам на выданье. Заехав в дом Кошелевых месяца три назад с кем-то из соседей, в последнее время он стал частенько бывать у них. Жюли не обращала особого внимания на его визиты — дальше дежурных любезностей их разговоры не шли, а после того, как Александр Алексеевич несколько раз удалялся в кабинет с братом, решила, что у Сержа с ним какие-то дела.

После завтрака она собиралась прогуляться по парку вместе с Полин, как они и договорились поутру, но, к неудовольствию обеих сестер, к ним решил присоединиться Александр Алексеевич, который, обсудив с Сержем, как он выразился, дела насущные, изъявил желание подышать свежим воздухом в обществе прелестных дам. Пока Полин и Жюли переглядывались, не зная, как выйти из затруднительного положения, оказалось, что Сергей Львович с супругой по какой-то странной прихоти тоже вышли на прогулку, и, подхватив под руки Полину и жену, Серж решительно повел их по тенистой аллее, оставив младшую сестру наедине с бароном. Подавив раздраженный вздох, Юля оперлась на церемонно предложенную руку и, с трудом подладившись под неспешную чинную походку барона, направилась вслед за братом.

Некоторое время они шли в полном молчании, только шуршала под ногами первая опавшая листва. Юля смотрела себе под ноги, разговаривать с Четихинын ей не хотелось. Да и о чем с ним говорить? Ладно бы он был интересным собеседником, но его утомительные разглагольствования о политике или литературе, почерпнутые из газет месячной давности, нагоняли на девушку тоску. Несколько раз она ловила себя на мысли, что едва сдерживается, чтобы не поправить его, когда он начинал откровенно перевирать факты, но все же здравый смысл побеждал, и она всякий раз считала лучшим промолчать: разве может воспитанная семнадцатилетняя девушка указывать на ошибки мужчине, который на тридцать лет старше ее? Искоса глянув на своего спутника, она тотчас отвернулась. Отчего-то даже вид барона был ей неприятен.

В провинции Александр Алексеевич слыл щеголем. Будучи мужчиной довольно крупным, Четихин одевался, как он говорил, по последней столичной моде. Его сюртук был настолько узким, что, казалось, в любой момент может разойтись по швам от неосторожного движения хозяина, а напомаженные волосы и щеголевато закрученные усики у Жюли не раз вызывали улыбку. Оставаясь вдвоем, сестры частенько обсуждали внешность соседа, посмеиваясь над его самодовольным и надменным видом.

Они уже достаточно далеко отошли от дома, когда Александр Алексеевич, выпустив ее локоть, забежал немного вперед и остановился перед ней.

— Юлия Львовна, уделите мне немного Вашего драгоценного внимания, — начал он, беря ее за руку и поднося к губам затянутые в перчатку пальчики.

— Я слушаю Вас, Александр Алексеевич, — недоуменно подняла на него глаза Юля.

— Сударыня, я намерен сделать Вам предложение: я прошу Вашей руки, — блеснув глазами, произнес он и замер в ожидании ее ответа с таким видом, будто ожидал, что счастливица если не лишится чувств от восторга, то хотя бы упадет перед ним на колени и рассыплется в благодарностях.

— Может, не стоит так торопиться? — осторожно ответила Юля. — Мы ведь почти совсем не знаем друг друга.

— Пустяки, — отмахнулся Четихин. — После оглашения помолвки у нас с Вами будет достаточно времени получше познакомиться.

— Я думаю, Вам стоит обсудить этот вопрос с моим братом, — нашлась Юля.

— Я говорил с Сергеем Львовичем, и он уже дал свое согласие.

— Серж согласился?! — вырвалось у девушки прежде, чем она успела подумать, что подобное замечание может барону не понравится.

— Я так понимаю, что Вы не в восторге? — мгновенно отреагировал он, тотчас нахмурившись. — Уверяю Вас, совершенно напрасно! Мы с Вами составим великолепную пару.

— Прошу Вас, дайте мне свыкнуться с этой мыслью и не требуйте ответа так скоро! — пробормотала она в полном смятении.

— Ну что Вы, я не тороплю Вас! Вы еще так молоды, и, полагаю, Вам трудно осмыслить мое предложение, но я думаю, что Сергей Львович сможет разъяснить вам все выгоды этого союза, — самодовольно произнес он.

Настроение было окончательно испорчено. С трудом удержавшись от желания вырвать свою ладонь из его руки и убежать домой, она позволила ему вновь взять себя под руку и продолжить прогулку, а вскоре к ним присоединились и остальные Кошелевы.

Жюли надеялась, что после затянувшейся прогулки Четихин наконец-то уедет, и она сможет поговорить с братом, но Серж будто бы избегал ее, к тому же пригласил барона остаться на обед, чем еще больше расстроил ее.

Девушка была вне себя от злости, а потому, не обращая внимания на хорошие манеры, сразу же после прогулки направилась в кабинет Сергея вслед за братом.

— Сергей Львович! — окликнула она его, когда Серж уже закрывал за собой дверь. — У меня есть к Вам разговор, который не терпит отлагательства.

Кошелев, тяжело вздохнув, пропустил сестру в кабинет.

— Я догадываюсь, Жюли, о чем Вы хотите со мной поговорить, но уверяю, что Вы напрасно потеряете время.

— Почему, Серж? Почему ты даже не спросил меня? — слезы навернулись ей на глаза.

— Считаешь, что барон для такой, как ты, не подходящая партия? — вполголоса спросил он.

— Я его ненавижу! — процедила Юля свозь стиснутые зубы.

— Я уже дал согласие на ваш брак, так что едва ли мне это интересно. Могу лишь посоветовать тебе побыстрее переменить свое отношение к будущему супругу.

— Да я скорее наложу на себя руки, чем соглашусь!

Кошелев отошел к окну и отвернулся от сестры. Теперь Жюли была видна только его напряженная спина.

— Не стоит так драматизировать, Жюли, — заговорил он наконец. — Все эти годы мы выдавали тебя за члена нашей семьи, но слишком многие видели и помнят, как все было на самом деле. У барона есть титул и состояние, поэтому общество отнесется к нему благосклонно. Просто подумай и ответь себе честно: есть ли в нашем уезде еще кто-то, кто согласится на брак с тобой, зная о твоем происхождении?

Слова эти били наотмашь, как пощечины. Вспыхнув, Юля резко развернулась и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

Сбежав из кабинета, Жюли тихо прошмыгнула в свою спальню, решив сказаться больной и не выходить из комнаты до вечера. Повернув ключ в дверях, она подошла к постели и, засунув руку под перину, извлекла потрепанный томик "Евгения Онегина". Открыв книгу, она в который раз прочла строки, написанные рукой Шеховского. Тяжелый вздох вырвался из груди. Все поля на этой странице были исписаны ее рукой всего тремя словами: "Шеховской Павел Николаевич".

— Клянусь, мы увидимся! — прошептала она, и слеза расплылась по бумаге, сорвавшись с длинных пушистых ресниц.

— Юлия Львовна, Вы здесь? — услышала она возмущенный голос жены брата. — Откройте сию минуту, или я прикажу высадить дверь! — не на шутку завелась Докки.

Спрятав на место книгу, Жюли торопливо вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Оставьте меня, Докки! Что Вам еще надобно?

— Немедленно откройте! Вы ставите брата в невозможное положение, а он ведь печется только о Вашем благополучии. Все уже решено, и Ваше глупое упрямство только показывает, какая Вы на самом деле неблагодарная девчонка, — продолжала возмущаться сноха.

— Я только… переоденусь, — сдалась Юля. — Скажите, чтобы Пелагея ко мне пришла.

— У Вас четверть часа, — недовольно бросила Докки, отходя от дверей ее покоев, — и поторопитесь, Вы же знаете, что у нас гость к обеду.

Подойдя к двери, Юля повернула в замке ключ, впуская в комнату Пелагею.

— Приготовь мне платье розовое, — едва не плача, прошептала она.

— Ох, касатка ты моя! — всплеснула руками Пелагея. — Да не убивайся ты так! Господин барон-то, может, и староват для тебя малость будет, но ведь и лицом не дурен, и при деньгах больших. Уж лучше бы тебе по-хорошему согласится-то, потому что Сергей Львович от слова-то своего не отступится.

Юля молчала, не в силах спорить с кем бы то ни было. Для брата баронский титул стал достаточным основанием, чтобы с радостью принять предложение соседа от ее имени. Присев перед зеркалом, она уставилась на свое отражение.

— Ты вон как похорошела, глаз не отвесть, то-то же барон тебя и заприметил, — продолжила Пелагея, раскладывая на кровати нарядное шелковое платье.

— Пелагея, сделай милость, помолчи! — вырвалось у Юленьки.

Убегу, ей-Богу убегу! — мрачно глядя на свое отражение, решила она.

— Скажи-ка, а я и в правду хорошо пою? — вдруг спросила она свою старую няньку.

— Да я лучше-то и не слыхала, хотя девок голосистых у нас полно, — не задумываясь, ответила Пелагея, помогая хозяйке переодеваться. — Голос у тебя чистый да звонкий, что колокольчик.

Оглядев себя в зеркало, Юленька, тяжело вздохнув, вышла из комнаты.

Все семейство перед обедом собралось в диванной. Потупив глаза, как и положено благовоспитанной барышне, Юля села на софу подле Полин, подальше от своего жениха.

— Жюли, — шепнула ей на ухо Полин, когда Серж заговорил о чем-то с Четихиным, — не стоит так огорчаться. Я постараюсь уговорить Сержа отложить венчание до Красной горки на будущий год. Может, он даже согласится, чтобы ты поехала с нами в Петербург в этом сезоне. Даст Бог, все образуется! Но согласись, барон не так уж плох.

— А ты сама пошла бы за него? — тихо спросила Юля.

— Только вместо эшафота! — не раздумывая ни минуты, честно призналась Полин.

— Серж никогда не согласится взять меня в Петербург, — вздохнула Юленька. — Куда проще выдать меня за Четихина, чем тратиться на новый гардероб.

Юля украдкой бросила взгляд на Четихина, вольготно расположившегося в кресле. Если уж быть совсем честной, то, пожалуй, барон не так уж стар. Разве сорок семь лет — это старость? — уговаривала она себя. Но когда она попыталась представить себя перед алтарем подле него, то едва не застонала в голос: ей-то всего семнадцать! Словно в тумане, она услышала, что Александр Алексеевич обращается к ней с вопросом:

— Юлия Львовна, мне Сергей Львович говорил, что Вы неплохо поете. Не согласитесь ли что-нибудь исполнить?

— Боюсь, я сегодня не в голосе, Александр Алексеевич, — попыталась отказаться Юля, но, перехватив тяжелый взгляд брата, послушно поднялась с софы и подошла к роялю. Господи, ну как можно петь, если в горло саднит от непролитых слез, а ком в груди мешает дышать, не то что петь?!

— Не судите строго, — едва заметно улыбнулась она Четихину, — Вы мне не подыграете?

— С удовольствием!

Четихин вскочил с кресла и, устроившись за роялем, обратился к ней:

— Что будете петь?

— "Я помню чудное мгновение", — ответила Юля.

Барон, что-то пробубнил себе под нос, пытаясь вспомнить мелодию, но потом решительно кивнул и взял первый аккорд. Играл он отвратительно, то и дело ошибаясь и сбиваясь с ритма. Допев второй куплет, Юля во время проигрыша пару раз тихонько кашлянула, прикрыв рот ладошкой, и Четихин, тотчас оставив в покое инструмент, бросился к столу, на котором стоял графин с вином. Налив в бокал вина, он протянул его ей.

— Весьма недурно, сударыня, — авторитетно заметил он. — Голос у Вас прекрасный; хотя до оперной дивы Вам, конечно, далеко, но для домашнего музицирования — весьма недурно.

Едва сдержав ядовитую реплику по поводу его "превосходного" аккомпанемента, Юленька, сделав несколько глотков вина, вежливо улыбнулась.

— Благодарю Вас, Александр Алексеевич!

— О, я надеюсь, что в самом ближайшем времени смогу чаще наслаждаться Вашим пением, — самодовольно улыбнулся он в ответ.

От ответа Юлю спасло появление в дверях Докки.

— Господа, прошу всех к столу! — изображая из себя гостеприимную хозяйку, широко улыбнулась она.

Четихин на правах жениха предложил Юленьке свою руку, и ей ничего не оставалось, как только поблагодарить его и пройти вместе с ним в столовую. Барон предупредительно отодвинул для нее стул и уселся рядом. Вечер превратился в пытку. Серж оказался за столом напротив нее, и она съеживалась каждый раз, когда он поднимал на нее глаза, попытки Четихина пошутить наводили на Жюли тоску. Она насилу дождалась окончания обеда и, проводив дорого гостя, поспешила к себе, послав умоляющий взгляд Полине. Оставалась одна надежда, что Полине как-то удастся уговорить Сержа не спешить со свадьбой и взять ее с собой в столицу. Господи, пожалуйста, — молила она, лежа в постели и глядя в потолок, — сделай так, чтобы он согласился.

Проснувшись поутру, она накинула на себя халат и, выскользнув из своей спальни, пробежала по коридору к комнате Полины. Дверь была не заперта. Плотные бархатные портьеры не пропускали утренние лучи солнца, поэтому в комнате сестры царил полумрак. Полин еще спала, но у Юли уже не было сил дожидаться, пока она проснется.

— Поля, — потрясла она сестру за плечо, — Полина, проснись!

Сонно моргая, Полина села на кровати.

— Который час? — недовольно поинтересовалась она.

— Семь, — тихо ответила Юля.

— И чего тебе не спится? — потянулась девушка.

— Да как же спать можно, когда все мысли только о том, возьмет меня Серж с вами или нет? — воскликнула она.

— Не возьмет, — хмуро отрезала сестра. — Брачный договор уже подписан. Венчание в следующую пятницу.

Юля побледнела и, ухватившись за столбик кровати, сползла на пол.

— Нет-нет. Только не это! Ведь Четихин обещал обождать! — глаза ее наполнились слезами.

— Как же, будет он ждать! Ты разве не видела, какими глазами он вчера на тебя смотрел? Что кот на сметану, — спуская ноги с кровати, отозвалась Полин. — Да не реви! — нахмурилась она. — Подумай лучше — он тебя на тридцать лет старше. Лет эдак через десять помрет, останешься молодой богатой вдовой, да и заживешь в свое удовольствие.

— О, Господи! Полина, как у тебя язык поворачивается говорить такое?! — зарыдала Юля. — Я на него смотреть не могу, а только представлю, что он коснется меня… — девушку передернуло от отвращения.

— Да что ж я, не понимаю, что ли?! — присела подле нее Полина. — Но что мы сделать-то можем? Только в монастырь вслед за маменькой, иного пути-то нет. Неужели против воли Сержа пойдешь? Ну, все, успокойся! Глаза вон красные какие стали, — погладила она сестру по голове. — Ты лучше с Александром Алексеевичем поговори. Скажи, что согласна, но тебе время нужно, — чтобы приданое подготовить, да самой с этой мыслью свыкнуться, — глядишь, и согласится барон свадьбу-то отложить.

— Хорошо, я поговорю с ним, — вытерла Юля рукавом халата слезы.

Поднявшись, она неуверенно улыбнулась сестре.

— Спасибо тебе, Полина.

— Ох, да было бы за что спасибо говорить! — вздохнула Полина.

Юленька вернулась в свою комнату и в изнеможении опустилась на кровать — голова болела так, что ломило виски, резало припухшие от слез глаза. Разговор с Полиной, на которую она возлагала такие надежды, забрал последние силы, и теперь она едва могла назвать свое имя. Пелагея, войдя в комнату и увидев ее в таком состоянии, всплеснула руками.

— Батюшки-светы, да ты, никак, занемогла, птичка моя?!

— Ой, дурно мне! — прошептала Юля. — Передай Сергею Львовичу, что я больна и сегодня останусь в постели.

— Да ложись же ты скорее, ложись! Я тебе сейчас чайку с мятой да ромашкой принесу, — засуетилась нянька, укладывая ее в постель и укрывая одеялом.

Странная усталость и опустошенность навалилась на нее. Закрыв глаза, Юленька то ли задремала, то ли провалилась в забытье. Пелагея, вернувшись с полным подносом, только покачала головой. Поставив все на туалетный столик, пожилая женщина подошла к окну и задернула шторы.

Юля не знала, сколько она проспала, но когда открыла глаза, в комнате было совершенно темно. Бесшумно поднявшись с кровати, она подошла к окну и отодвинула портьеру. На улице смеркалось. Густые осенние сумерки окутали старинный парк и усадьбу. Окно было приоткрыто, и, поежившись от прохлады, девушка вернулась к постели. Голова болеть вроде бы перестала, но была какая-то совершенно пустая, и еще нестерпимо захотелось что-нибудь съесть. Она выглянула в будуар и окликнула Пелагею, которая при тусклом свете свечи что-то штопала, сидя в кресле.

— Проснулась? Я тебе сейчас чего-нибудь горяченького принесу, — поднялась няня.

— Сергей Львович дома?

— Барин с барыней уехали, и Полина с ними. Сегодня бал дают у Крупенских.

— А я и забыла, — вздохнула Юля, глядя вслед направляющейся на кухню Пелагее.

Хотя что ей толку ехать на бал? Серж прав: вряд ли кто из молодых людей в уезде пожелает спасти ее от брака с Четихиным, сделав ей предложение.

От этих безрадостных мыслей ее отвлекло появление Пелагеи с пирогом с зайчатиной и горячим чаем. Медленно пережевывая тающий во рту пирог, Юля опять задумалась. Из раздумий ее вывел звук захлопнутой порывом ветра оконной рамы и звон разбитого стекла.

— Ой, батюшки! Да что же это делается? Ветрище-то какой поднялся — не иначе, гроза будет, — запричитала нянька, кинувшись убирать осколки стекла.

И тут шальная мысль пришла Юле в голову. Ежели пойдет дождь, то в такую погоду никто из дворовых и носа на улицу не покажет, и можно будет незамеченной выбраться из дому. До почтовой станции рукой подать, и до утра ее никто не хватится, а утром как раз почтовые в сторону столицы пойдут. Чем дольше она думала об этом, тем больше в ней крепла уверенность в правильности принятого решения.

Сказав Пелагее, что не будет спать в своей комнате из-за выбитого ветром стекла, Жюли перебралась из своей спальни в спальню для гостей и насилу дождалась, когда в доме все утихнет. Непогода разыгралась не на шутку. Пробравшись обратно в свою комнату, Юленька прошмыгнула в гардеробную. Поставив свечу на комод, девушка нашла старый саквояж, засунула в него первое попавшееся платье и смену белья и поняла, что больше в саквояж ничего и не положишь, разве что гребень да книгу на дорогу. Подумав про книгу, она скользнула в спальню, вытащила драгоценный томик Пушкина и торопливо засунула его в саквояж.

Быстро переодевшись в темно-серое платье из плотного сукна с высоким воротником-стойкой и удобной застежкой спереди, Жюли накинула сверху черный бархатный плащ и, задув свечу, крадучись прошла к кабинету брата. Дверь была не заперта. Юленька знала, где Серж хранит довольно внушительную сумму в ассигнациях. Спрятанный под панелью потайной ящик, к ее великому огорчению, оказался заперт на ключ. Времени искать ключи у нее не было, поэтому, взяв со стола нож для разрезания бумаги, она, высунув от усердия язык, подцепила собачку замка и что было силы надавила на рукоятку ножа. Внутри механизма что-то щелкнуло, и замок поддался. Открыв ящичек, она вытащила толстую пачку ассигнаций.

— Прости меня, Господи, — прошептала девушка, засовывая деньги в саквояж, — но уж лучше я буду воровкой, чем монашкой!

Выбравшись на улицу через черный ход и сжимая ручку потертого саквояжа, девушка шагнула в черноту ночи. Ветер будто с цепи сорвался — раздувая полы ее плаща, он закручивал вокруг ног юбку, срывал с головы черный капор и сбивал дыхание. Дойдя до ворот усадьбы, Юля в последний раз оглянулась на отчий дом, и именно в этот момент раздался первый раскат грома. Тоска сжала сердце. Знать бы, что ждет ее впереди? Вздохнув, она торопливо зашагала в сторону почтовой станции по едва различимой в темноте дороге. И хотя идти было недалеко, и она спешила изо всех сил, но гроза все же настигла ее в пути. Холодные косые струи дождя быстро промочили и плащ, и платье. Мокрая одежда неприятно липла к телу и затрудняла движение, но девушка упрямо двигалась вперед. Она вздрагивала при каждом раскате грома и всполохе молнии, но у нее не возникло даже мысли о том, чтобы повернуть обратно. К чему? Вернуться, чтобы в полной мере испытать на себе гнев брата и выйти замуж за этого отвратительного Четихина? Уж лучше я гувернанткой устроюсь куда, — думала она, — чем стану женой этого великовозрастного шута.

Добравшись до ворот почтовой станции, она вздохнула с облегчением и без сил привалилась к столбу. Залаяла собака. Прикрикнув на нее, на крыльцо вышел сонный смотритель. Разглядев у ворот женский силуэт, он поспешил открыть калитку и впустить промокшую насквозь барышню внутрь.

— Что же это Вы, сударыня, по ночам бродите, да еще в такую погоду? — укоризненно покачал он головой, наблюдая, как она снимает с себя насквозь промокший плащ. — Неужто дело до утра не терпит?

— У Вас есть комната на ночь? — повернулась к нему Юля. — Я заплачу вперед.

— Найдется, — с подозрением покосился на нее служащий.

Забрав у него ключи, Юленька заперлась изнутри в крохотной комнатенке, больше похожей на каморку. Но и этим она была довольна. Какая-никакая, а крыша над головой, в такую-то погоду. Сняв мокрое платье и белье, она развесила его на стоящей в углу ширме, переоделась в сухое и улеглась в постель. Уже засыпая, она вспомнила, что не спросила у станционного смотрителя, когда утром отправляется дилижанс. Только бы не проспать! — была ее последняя мысль перед тем, как она провалилась в сон без сновидений.

Едва забрезжил рассвет, девушка открыла глаза и недоуменно огляделась. Вспомнив, где находится, и быстро соскочив с постели, Юля умылась холодной водой за ширмой. Платье из толстого сукна высохнуть не успело и было неприятно влажным и холодным. Открыв саквояж, девушка со вздохом посмотрела на прелестное легкое платье из тонкого голубого шелка, которое она вчера впопыхах захватила с собой. Нет, это явно не годится для путешествия! Поморщившись, она натянула на себя влажную одежду и поспешила в контору станции. Заплатив за проезд и выпив чаю с парой горячих, только что испеченных блинчиков, она почувствовала себя намного лучше.

Наконец, подали дилижанс. Бросив прощальный взгляд на родные места, девушка решительно поднялась на подножку и уселась на сидение. Она пока слабо представляла себе, что будет делать по приезду в столицу, но сейчас самым главным было добраться до Петербурга.

Ее попутчиками оказались молодой человек, по виду служащий почтового ведомства, и очень красивая молодая женщина. Юля украдкой разглядывала ее, но что-то в ней показалось ей странным. На незнакомке было очень красивое изящное платье с довольно смелым декольте, прикрытым тонкой кружевной косынкой, которое вряд ли было уместно одевать в дорогу. Кокетливая шляпка прикрывала золотистые локоны.

Во время остановки на одной из почтовых станций молодой человек, остановившись рядом с красавицей, склонился к ней и что-то прошептал ей на ухо. Соблазнительные губы изогнулись в холодной усмешке. Повернувшись к нему, красавица бесцеремонно рассмотрела его и ответила далеко не шепотом:

— Вряд ли Вы, сударь, с Вашим-то жалованьем можете позволить себе подобные траты.

Молодой человек вспыхнул ярким румянцем и, переговорив о чем-то с кучером, устроился на сиденье рядом с ним. Красавица меж тем усмехнулась и остановила взгляд на Юле. В голубых глазах мелькнуло любопытство.

— Вы едете в столицу? — поинтересовалась она.

Юля едва заметно кивнула.

— Одна? И Вам совершенно не страшно? — продолжила она свои расспросы.

— У меня не было выбора, — неохотно ответила Юленька.

— Когда-то и я так же ехала в столицу, полная надежд и смелых ожиданий, — грустно улыбнулась она.

— И что случилось? — не сдержала любопытства Юля.

— Я хотела стать актрисой, грезила театральными подмостками, мечтала о громкой славе и толпах поклонников, — усмехнулась она. — Но как выяснилось, голос у меня оказался довольно посредственный, а актерского таланта так и вовсе не оказалось.

— А что было дальше? — распахнула глаза Юля.

— Лучше Вам не знать об этом, — отвела глаза незнакомка. — Петербург может быть опасен для молодой неискушенной девушки.

За время пути девушки познакомились. Прекрасную незнакомку звали Ирэн, но это, пожалуй, было все, что она сообщила Юле о себе. Больше к разговору о занятиях Ирэн они не возвращались, коротая время за беседой обо всем и ни о чем.

К концу второй недели путешествия колеса экипажа загрохотали по мостовым столицы. Дилижанс остановился во дворе почтовой станции. Уставшие пассажиры, крайне довольные тем, что утомительное путешествие подошло к концу, с удовольствием выбирались из дилижанса. Юля тепло простилась с Ирэн и, выйдя за ворота, огляделась. Общение с новой знакомой натолкнуло ее на мысль о том, что она тоже могла бы попытать счастья на актерском поприще. Ну, вот я и здесь, Петербург! — улыбнулась девушка.