Звезда Любви

Глава 13

После завтрака Горчаков, весьма довольный тем, что сможет в самом ближайшем будущем вернуться к привычной холостяцкой жизни, решил исполнить данное Юле обещание и встретиться с Катениным. Вернулся он во второй половине дня. Жюли в ожидании хозяина особняка то и дело выглядывала в окно гостиной, и едва завидев знакомый экипаж, поспешила спуститься. Стоя на верхней ступеньке лестницы, она видела, как Мишель вошел в вестибюль, отряхнул снег с воротника роскошной бобровой шубы и, скинув ее на руки подбежавшему лакею, направился в свой кабинет.

— Михаил Алексеевич, — окликнула она его, и князь остановился. — Есть какие новости? — продолжила она, спускаясь вниз.

— Боюсь, что мне нечем Вас обрадовать, Юлия Львовна, — вздохнул он. — Уж не знаю, чем так прогневил Катенина Шеховской, но Александр Андреевич категорически отказался переменить свое решение и сократить срок ареста, и потому супруга Вашего мы увидим не ранее Рождества, — он помолчал некоторое время, а потом поинтересовался. — Ваш багаж уже упаковали? Если желаете, мы можем поехать прямо сейчас.

Юленька только кивнула головой, не в силах вымолвить ни слова, настолько ее расстроили полученные известия.

— Тогда я распоряжусь, чтобы подали экипаж, — поспешил отдать распоряжение Горчаков.

Жюли стояла у окна, безучастно взирая на то, как суетятся слуги, укладывая в экипаж Горчакова вещи ее и супруга. Снег все продолжал идти, укрывая мостовую пушистыми белыми сугробами. Девушка водила тонким пальчиком по стеклу, когда дверь за ее спиной открылась и вошла Тася.

— Барыня, все уж готово, ехать пора, — обратилась она к ней.

— Поди скажи, что я уже иду, — повернулась к ней Жюли.

Поездка была недолгой. Мишель решил проводить ее и по приезде на квартиру сам открыл перед ней двери, поднявшись на нужный этаж. Квартира представляла собой весьма просторные апартаменты, хотя и несколько запущенные и нуждающиеся в уборке. Жюли неспешно прошлась по комнатам, остановилась в роскошной гостиной и, проведя затянутым в тонкую лайковую перчатку пальцем по каминной полке, глянула на след, оставленный ее пальцем в толстом слое пыли, лежащей на гладкой поверхности мрамора. Следом за ней вошла Тася и, застав свою хозяйку стоящей в полной задумчивости у камина, тихо застыла в дверях, ожидая указаний.

— Прибраться бы надо, — рассеяно бросила Жюли, оглядываясь по сторонам.

— Это я мигом, барыня, не извольте беспокоиться, — отозвалась Тася, делая легкий книксен. — Сейчас и камин, и печи растопим, а то холодно тут, как в погребе, — засуетилась она. — Сейчас, только Прохора за дровами пошлю.

Тася и еще две горничных, присланные ей в помощь Горчаковым, занялись уборкой, а Юля, еще раз обойдя всю квартиру, попыталась было устроится в кресле у камина с книгой, но буквы прыгали перед глазами и никак не желали складываться в слова, имеющие хоть какой-нибудь смысл. Оставив это бессмысленное занятие, он отложила книгу в сторону и, откинувшись на спинку кресла, просто прикрыла глаза. Прохор сначала растопил печи, а теперь возился с камином, что-то ворча себе под нос, и вскоре в нем запылало яркое пламя и весело потрескивали сухие поленья. Обернувшись, денщик князя сочувственно вздохнул, глядя на молодую женщину:

— Да Вы не переживайте, барышня, все уладится, — тихо произнес он.

Услышав его слова, Тася хотела было поправить его, что никакая, мол, не барышня перед ним, а как есть барыня и его хозяйка, но почувствовала, как Жюли несильно дернула ее за руку и покачала головой, призывая к молчанию. Поздним вечером, когда она помогала хозяйке приготовиться ко сну, Юля сама завела разговор об этом недоразумении.

— Не надобно пока никому знать, что я замужем за князем, — тихо произнесла она. — Даже денщику его. Вернется Павел Николаевич, сочтет нужным — сам расскажет.

— Как скажете, барыня, — кивнула головой горничная, подивившись про себя странным причудам господ.

Дни в ожидании супруга потянулись однообразно и уныло. Сидеть в четырех стенах было невыносимо, и проснувшись как-то ясным морозным декабрьским утром, Жюли приняла решение развлечь себя хотя бы прогулкой по Михайловскому парку. Добравшись до места, девушка отпустила крытый возок и вместе со своей горничной ступила на заснеженную аллею. Тася держалась немного позади барыни, стараясь не нарушать ее уединения и задумчивости. Юленька медленно брела по аллее, глядя себе под ноги, пряча горящие от мороза щеки в роскошном лисьем воротнике нового салопа. Знакомый голос, раздавшийся вдруг за ее спиной, заставил ее вздрогнуть.

— Юлия Львовна, голубушка, неужто Вы?

Остановившись, Жюли нехотя обернулась и выдавила из себя вымученную улыбку.

— Добро утро, Александр Михайлович!

— Боже! Это и в самом деле Вы. А я уж думал показалось мне, — искренне обрадовался встрече Гедеонов. — Но куда же Вы пропали? Хотя не будем о том — весьма, весьма был огорчен, прослышав про Ваши неприятности.

— Ну, так или иначе, мои дела устроились, — вздохнула Жюли, опираясь на предложенную руку и продолжая прогулку в обществе директора императорских театров.

— Так это правда? — тихо спросил Гедеонов.

— Что именно? — вскинулась Юленька.

— Поговаривают, что Вы приняли предложение князя Шеховского, — заметил Александр Михайлович.

— Предложение? — похолодела Юля. Неужели кому-то стало известно обо всем?

— Предложение о покровительстве? — вопросительно приподнял бровь Гедеонов.

— Ах, Вы об этом! — облегченно выдохнула девушка. — Да, мы с Павлом Николаевичем пришли к соглашению.

— Вы не собираетесь вернуться на сцену? — поинтересовался Александр Михайлович.

— Увы, нет, — грустно улыбнулась Юленька, — Павел Николаевич весьма решительно настаивал, чтобы я оставила актерство.

— Но это же преступление — зарывать такой талант в землю! — совершенно искреннее возмутился Гедеонов. — Хотите, я поговорю с ним, чтобы он переменил свое решение? Молодость и красота — увы! — не вечны. Вам нужно и о своем будущем думать, сударыня, а у Вас с Вашим-то несомненным талантом оно может быть блестящим.

— Нет-нет! Не стоит беспокоиться, — поспешила остановить его Жюли. — Я и сама не горю желанием возвращаться на сцену.

Александр Михайлович расстроено покачал головой.

— Жаль, очень жаль!

Они еще некоторое время молча шли рядом, думая каждый о своем и наслаждаясь утренней тишиной и ясной морозной погодой, но подойдя к выходу из парка, Жюли поспешила проститься с Гедеоновым и, остановив извозчика, отправилась домой.

После этой нечаянной встречи она никуда не выезжала, опасаясь попасться на глаза еще кому-нибудь из знакомых, а если и выходила из дому, то недалеко, до ближайших лавок, чтобы приобрести кое-какие необходимые мелочи. Горчаков оставил ей довольно крупную сумму денег, сказав, что деньги эти принадлежат ее супругу, но ей следует обращаться с ними аккуратно и экономно. Жюли откровенно усмехнулась при этом, глядя прямо в глаза князю: он что же это, полагает, что она, едва оказавшись без присмотра, тотчас побежит по модисткам и ювелирным лавкам, чтобы поскорее спустить вдруг свалившееся на нее богатство? Да и к чему ей наряды и драгоценности, если ей в какой-то миг как божий день стало ясно, что Павел сделает все возможное, чтобы сохранить их брак в тайне, а потому и не собирается выводить ее в свет. Ну, да Бог с ним — разве она когда-то стремилась к тому, чтобы блистать в светских гостиных и наслаждаться вниманием поклонников? С нее довольно и того, чтобы муж ее был с нею рядом.

Каждые три дня Прохор отправлялся в расположение полка, на гауптвахту, чтобы отнести князю смену белья и записку от Жюли. Павел не писал ей в ответ, но на словах неизменно просил передать, чтобы она ни в коем случае не отчаивалась, потому как каждый прожитый день приближает миг их встречи.

Сергей Львович Кошелев планировал вернуться в столицу в начале декабря, но неотложные дела в имении потребовали его присутствия, и в результате отъезд в Петербург пришлось отложить почти на три недели. Прежде всего необходимо было позаботиться о том, чтобы выполнить условия соглашения с Шеховским в том, что касалось приданного Жюли. Если на Полину давно уже заглядывались молодые люди, то Жюли расцвела буквально за год, и сватовство Четихина оказалось для него полнейшей неожиданностью, а уж событий, что последовали за ним, никто не мог бы предугадать. Касаемо приданого Сергей знал только то, что пообещал умирающему отцу выполнить его волю и дать из его состояния равное приданое обеим дочерям, поэтому сразу оговорил с Шеховским, что их впопыхах составленный договор нуждается в уточнениях. Все текущие дела в Кузьминках вел управляющий Кошелевых, но в данном случае Сержу требовалось вникнуть во все самому. Разбирая бумаги покойного отца, он наткнулся на весьма интересные документы. Как оказалось, покойная Анна Закревская, которую он запомнил тихой и робкой и потому считал бедной родственницей, отнюдь ею не являлась. Аннет, единственная дочь графа Закревского, как оказалось, была весьма состоятельной дамой и владелицей огромного имения Закревское в Полтавской губернии, которое после ее смерти в отсутствие прямых законных наследников отошло к кузену ее отца, нынешнему графу, Василию Андреевичу Закревскому. Сергей никак не мог взять в толк, как могло случиться так, что осиротевшая Аннушка, богатая наследница, оказалась в их семье, да еще на положении бедной родственницы? Да, она приходилась дальней родственницей его матери, Ларисе Афанасьевне, но неужели все ж не нашлось никакой другой родни, пожелавшей взять на воспитание сиротку? Где, в конце концов, был тот же Василий Андреевич? И за ответами на все эти вопросы молодой Кошелев вынужден был отправиться к своей матушке, ныне монахине Свято-Троицкого женского монастыря сестре Лукерье.

Поездка в монастырь заняла у него три дня. Увидев сына, Лариса Афанасьевна не выказала особой радости от встречи с ним, а узнав, с какой целью он приехал навестить ее, так и вовсе поначалу отказывалась говорить с ним. Не зная, как еще побудить мать к откровенности, Серж рассказал о поспешном венчании Жюли с князем Шеховским, о том, чем ей может грозить такое замужество, и о найденных документах на имя Анны Закревской.

Лариса Афанасьевна сначала разрыдалась, но потом на удивление быстро взяла себя в руки и заговорила. Серж слушал — и не верил своим ушам, однако ни единым словом не решился прервать монолог матери.

— Сережа, — начала она, — ты уже сам женат, поэтому понимаешь, что я была плохой женой твоему отцу. Я всегда хотела удалиться от мирской жизни и пошла под венец со Львом Алексеевичем только следуя воле своих родителей. Это, однако, не принесло счастья ни мне, ни твоему отцу.

Слезы вновь выступили на глазах сестры Лукерьи, и Сергей, достав из кармана белоснежный платок, протянул его матери.

— Когда родители Анечки погибли, — продолжила она, — была еще жива ее бабушка по матери, и она забрала девочку к себе. Как ей жилось с ней, я даже представить не могу: бедная женщина, горюя по любимой дочери, решила, что всему виною была ее необыкновенная красота, и потому держала внучку в черном теле. Да ты и сам должен помнить, какой к нам приехала Анечка. Когда три года спустя бабушка умерла, кроме меня и Василия Андреевича, кузена ее отца, других родственников у нее не осталось. Василь был и слишком молод, и к тому же в то время воевал с турками на Кавказе. Так вот и вышло, что Анна оказалась у нас. Эта бедная девочка с первой же минуты смотрела на Льва Алексеевича, как на Бога, но была слишком робка и напугана. А потом, когда я заметила, с какой нежностью твой отец относится к ней, и как она расцветает от его внимания, то вымолила его согласие на то, чтобы уйти в монастырь. Я так хотела освободить его, я видела, что они могли быть счастливы вместе! Ну, а дальше тебе все известно, — опустила она глаза.

Сергей словно вновь очутился в том дне, когда ненависть к Анне совершенно затмила разум, и его поступок привел к столь трагическим последствиям. Острое сожаление сжало сердце: ведь не вмешайся он тогда, его отец мог бы быть счастлив с той, которую действительно полюбил всем сердцем. Он вспомнил, как после похорон Анны Лев Алексеевич заперся в своем кабинете, а он долго стоял под дверью и не решался постучать, слушая, как этот сильный и уверенный в себе человек рыдал, как ребенок. Теперь он понимал, почему отец до самой смерти своей так и не простил его.

— Как погибли родители Анны? — спросил он внезапно охрипшим голосом.

— О, это вообще ужасная история, — всхлипнула Лариса Афанасьевна. — Граф Закревский, отец Анны, был жутко ревнив, а ее мать, Юлия Михайловна, была очень красивой женщиной, и за ней всегда увивалась целая толпа поклонников. Жюли, кстати, очень похожа на свою бабку, — сквозь слезы улыбнулась она сыну. — Одним из поклонников Юлии Михайловны был князь Барятинский — красавец, герой войны с Наполеоном. Он легко разбивал женские сердца, но в этот раз едва ли не впервые в жизни встретил достойный отпор. Однако князь так увлекся ею, что буквально не давал проходу несчастной женщине, преследуя ее повсюду, а граф совсем потерял голову от ревности. Это и привело к трагическим последствиям.

— Дуэль? — поинтересовался Сергей.

Лариса Афанасьевна отрицательно качнула головой.

— Ах, если бы! Граф Закревский в порыве ревности застрелил жену, а потом застрелился сам, оставив Анну, которой в ту пору было четырнадцать лет, круглой сиротой.

— Господь всемогущий! — перекрестился Серж.

— Да, в этой семье страсть всегда преобладала над разумом, — печально улыбнулась мать Сержа. — Потому прошу тебя — не оставь сестру, если ей понадобиться помощь! У нее ведь никого нет, кроме вас — Лев Алексеевич в свое время отписал Василию Андреевичу Закревскому о смерти Анны, но поскольку он с самого начала собирался дать Юле свое имя, решил не марать имени ее матери посмертно и не сообщил ему о ее рождении.

— Даю Вам слово, матушка, — с чувством пообещал Кошелев.

Возвращаясь в Кузьминки, Сергей много думал над тем, рассказала ему мать. Не вмешайся он тогда, Анна стала бы законной женой Льва Алексеевича, возможно, у них бы еще были дети, а если бы родился мальчик, то он стал бы следующим графом Закревским. Острое чувство вины не давало покоя, и даже то, что ему самому тогда было всего двенадцать лет, никак не служило оправданием даже в собственных глазах. Вспомнились слезы и горькие слова младшей сестры по дороге в церковь к Четихину. Серж тяжело вздохнул. Тревожно было на душе. Еще прощаясь с Жюли на крыльце дома Шеховских в Ильинском, он ощущал смутное беспокойство за ее судьбу, а ныне почему-то чувство это переросло в уверенность, что ей грозит некая неведомая опасность. Ох, надо бы поспешить с возвращением в столицу! — думал он.

Но как повелось испокон веков, человек предполагает, а Господь располагает. По возвращении в имение Сержа ждали весьма огорчительные известия: за время его отсутствия в деревне, принадлежащей Кошелевым, случился пожар, и это событие вновь отсрочило его отъезд. Сгорело две избы, и по счастливой случайности человеческих жертв этот пожар не принес, но пришлось решать вопрос с жильем погорельцев, оставшихся к тому же почти в одном исподнем, поскольку несчастие сие случилось посреди ночи.

Проникшись чужим горем, Кошелев распорядился, чтобы пострадавших до весны разместили во флигеле в господской усадьбе, потому как нечего было даже думать о новом строительстве на зиму глядя, и отдал распоряжение управляющему приобрести для погорельцев все самое необходимое.

Еще одни неприятным сюрпризом стало письмо от князя Шеховского. Сергей предполагал, что Николай Матвеевич не оставит без внимания женитьбу собственного наследника, но никак не ожидал, что он попытается через него разрешить сию щекотливую ситуацию. Сколь бы прохладным ни было его отношение к младшей сестре, но даже его возмутила циничность сего послания. Шеховской не просил — он требовал от Сержа удалить сестру из Петербурга! Столько забот свалилось на него так внезапно. Отложив письмо, Кошелев устало откинулся в кресле. Разве ж можно забрать жену от мужа? — невесело усмехнулся он. Серж, хоть зачастую и производил впечатление человека простоватого, был далеко не глуп. Видимо, Павел Николаевич до сих пор не счел нужным поставить своего родителя в известность о счастливом изменении в своем семейном положении. И наверняка у Шеховского-младшего имелись на то свои, судя по всему, весьма веские причины, — пришел он к неутешительному выводу. — Ох, похоже, не зря его беспокоила дальнейшая судьба Жюли! Но раз Павел не открыл отцу всей правды, имел ли он право сделать это без того, чтобы не нанести ущерба молодоженам? Кошелев надолго погрузился в раздумья. Оставить без внимания письмо Николая Матвеевича он не мог, но и считал себя не в праве написать, как обстоят дела на самом деле. Мысленно попросив у младшей сестры прощения, Серж принялся писать ответ не менее циничный по содержанию, чем письмо самого князя.

Кошелев написал, что, понимая свою ответственность за сестру, даже после того, как Жюли публично призналась в том, что состоит в интимной связи с князем Шеховским Павлом Николаевичем, он хотел устроить ее судьбу здесь, в провинции, но именно Павел Николаевич совершенно расстроил его планы. В свете сложившихся обстоятельств судьба Юлии Львовны отныне — забота самих Шеховских и Господа Бога, а никак не его, а потому он умывает руки и просит его больше не беспокоить по данному поводу. Он не имеет намерения привозить сестру из Петербурга в Кузьминки хотя бы потому, что должен заботиться о репутации своих жены и сестры.

Мальчишка-посыльный, которого отправили снести письмо барина на почтовую станцию, вернулся с письмом от Докки. В своем послании жена Сержа по большей части жаловалась на Полин, которая по ее мнению задалась целью спутать все планы брата в том, чтобы выдать ее замуж в этом сезоне, потому как на всех светских раутах с возможными претендентами на ее руку сердце ведет себя более чем холодно и сдержано, никого не поощряя в ухаживаниях, и это несмотря на то, что среди молодых людей, обративших на нее свое внимание, есть очень и очень достойные представители столичного дворянства.

Эти строки заставили Кошелева задуматься: так ли уж легко, как убеждала и хотела показать ему, восприняла Полин отказ Шеховского от помолвки? Не жалеет ли теперь о том, что сама, своими руками отдала любимого младшей сестре? Возможно, за жалобами Докки крылось нечто большее, чем просто желание рассорить брата с сестрой. Ну, вот и еще одна напасть, — вздохнул Сергей и продолжил чтение. Далее в нескольких словах Евдокия написала, что Господь услышал ее молитвы, и к лету в семье Кошелевых стоит ожидать прибавления. Впервые за последние несколько дней Серж улыбнулся. Известие о том, что вскорости ему предстоит стать отцом, не могло не радовать. Ведь уж более года живут они с Докки в законном браке, и в последнее время он все чаще задумывался над тем, отчего Господь не дает им дитя, причем для него совершенно неважно было, будет ли то девочка или мальчик. Однако, читая дальше, он вновь нахмурился: жена писала, что пребывание в Петербурге никак не идет на пользу ее здоровью, и она желала бы вернуться в Кузьминки как можно скорее, к тому же обязанность сопровождать Полин в роли патронессы для нее в ее положении весьма обременительна.

Да уж, дела требовали его немедленного присутствия в столице, и Кошелев велел упаковать багаж и приготовить к поездке лошадей и крытый возок, решив выехать в Петербург завтра же наутро.

Надо признать, что в своих наблюдениях за золовкой Докки была не так уж далека от истины. После той памятной для нее встречи с князем Горчаковым Полина и в самом деле все чаще ловила себя на том, что высматривает его высокую фигуру везде, где бы она ни находилась, игнорируя при этом остальных своих поклонников. Сначала она объясняла себе это тем, что ее волновала судьба младшей сестры, но потом вынуждена была признать, что желание увидеться с Мишелем определялось не только беспокойством за Жюли. Полин все чаще думала о его сиятельстве князе Горчакове, а его слова, сказанные ей в последнюю их встречу, давали надежду на то, что и он не равнодушен к ней.

Думая именно о нем, она часами просиживала перед зеркалом, терпеливо ожидая, когда Глафира закончит укладывать золотистые пряди в замысловатую прическу. Ей хотелось при встрече с ним выглядеть наилучшим образом, чтобы он не обращал внимания более ни на кого, кроме самой Полин. Но, к огорчению mademoiselle Кошелевой, Мишель в последнее время в свете не появлялся, а с того памятного ей бала минуло уже больше трех недель.

В этот вечер, собираясь на очередной светский раут, она вдруг вспомнила данное самой себе обещание получить от предстоящего сезона все возможное удовольствие, невзирая ни на что. Бросив взгляд на очередное белое, как и положено дебютантке, бальное платье, что было приготовлено заботливыми руками Глафиры для сегодняшнего выхода, Полин решилась.

— Глаша, убери его, — махнула она рукой в сторону довольно скромного бального туалета.

— Неужто раздумали, Полина Львовна? — удивленно всплеснула руками Глафира.

— Касаемо бала — нет, а вот платье надену другое. Достань-ка из гардероба то бирюзовое, что мне на прошлой неделе пошили, — распорядилась девушка, вспоминая, как однажды, устав от нудных наставлений Докки о приличных манерах и должном поведении, в пику ей поддалась на уговоры портнихи и согласилась на предложенный модисткой туалет.

Что и говорить, для юной девушки это платье было более чем смелым. Необычайно яркий оттенок платья, придал серо-голубым глазам Полин удивительную глубину и выразительность. Глубокое декольте лишь слегка прикрывало тончайшее французское кружево, столь прозрачное, что его наличие практически не играло никакой роли. Короткие рукава открывали изящные руки и покатые плечи. Помогая барышне одеваться, Глаша затянула ее корсет "по-бальному", и теперь талия Полин выглядела восхитительно тонкой. Облачившись в бальный туалет, девушка кинула на свое отражение в зеркале придирчивый взгляд и с удовлетворением отметила, что выглядит совершенно иначе, чем обычно. Пока она любовалась своим отражением, в комнату без стука вошла Докки и застыла в дверях с приоткрытым ртом. Наконец, справившись с потрясением, она, старательно подражая интонациям умудренной опытом матроны, что выглядело и глупо, и смешно, произнесла, указывая пальчиком на то самое тончайшее кружево:

— Я надеюсь, Вы не собираетесь в этом выходить сегодня?

— К Вашему сожалению или ужасу, именно это я и собираюсь сделать, — холодно улыбнулась снохе Полин. — А если Вы не одобряете моего туалета, то можете оставаться дома — полагаю, Петр Степанович и без Вас отлично справится с ролью дуэньи.

Докки возмущенно фыркнула, мысленно пообещав себе, что непременно поставит в известность Сержа о возмутительном поведении его сестры и удалилась, бросив напоследок, что экипаж уже подали к подъезду.

Появление Полин в бальном зале произвело именно тот эффект, на который она рассчитывала. Дамы, бросив на нее пару пристальных взглядов, собирались парочками и перешептывались друг с другом, прикрываясь веерами, мужские взгляды провожали ее стройную фигуру с нескрываемым восхищением. Не прошло и получаса, как она оказалась окружена толпой поклонников, но на этот раз Полина не старалась выглядеть неприступной и холодной. Она улыбалась в ответ на комплименты, смеялась удачным шуткам, а ее бальная карточка оказалась заполненной в мгновение ока. Только вальс она оставила свободным, по-прежнему надеясь, что, может быть, именно сегодня она все же увидит того, о ком не переставала думать все последнее время.

Вечер был в самом разгаре, и Полин уже смирилась с тем, что, видимо, и на этот раз ее надеждам не суждено было сбыться. Пригубив шампанское, она пыталась внимательно слушать своего собеседника. Молоденький кавалергард, смущаясь и краснея, как дебютантка в свой первый выход в свет, пытался прочесть ей стихотворение Пушкина. В его несвязном лепете, заглушаемом шумом бала, девушка с трудом разобрала лишь что-то про чудное мгновение и мимолетное видение, подняла на него глаза, улыбнулась — и увидела Мишеля…

Горчаков не собирался на сегодняшний вечер, но накануне получил записку от своей второй сестры, Ольги, в которой она просила сопровождать ее на бал к Вяземским. Отказать сестре он не мог, однако когда Ольга подошла с ним к княжне Оболенской, с которой ухитрилась познакомить его на одном из балов Катиш, не на шутку встревожился: похоже, его дорогие сестрички, которые уже давно старались его женить, пришли к согласию в вопросе о том, кого хотели бы видеть его супругой. Осыпав дам комплиментами, Михаил Алексеевич ловко увернулся от необходимости приглашать княжну на танец и сбежал в игровую. Проведя за карточным столом почти два часа, он вышел из душного помещения игровой и направился к выходу на террасу, по пути приветствуя знакомых и решив, что уже вполне достаточно прятался от сестры и ее протеже. За это время они наверняка нашли себе подходящую компанию, и никакая опасность с их стороны ему не грозит. Взгляд его рассеянно скользил по пестрому сборищу гостей, пока не остановился на прелестной паре, тихо беседующей немного в стороне от всех, юном кавалергарде в ослепительно-белом мундире и стройной блондинке в бирюзовом платье. Пожалуй, именно это благороднейшее сочетание цветов и привлекло изначально его взгляд, потом его чем-то очаровала склоненная головка дамы, внимательно слушавшей своего vis-Ю-vis, но тут дама подняла головку и улыбнулась, и он тут же узнал ее. Встретившись с ним взглядом, блондинка вспыхнула ярким румянцем, но тотчас отвела глаза, слегка кивнув головой.

Сердце пропустило удар, на мгновение словно провалившись в сладкую бездну. Мишель уже было сделал шаг в сторону застывшей пары, но тут же замер, вспомнив о случившемся вечером в день ареста Шеховского. Бог мой, какая же он скотина, если сначала целует одну сестру, к тому же жену лучшего друга, а спустя два дня уж думает о другой! Он даже права не имеет подходить к Полин, но как же трудно удержаться от соблазна… При воспоминании о Жюли скулы окрасил яркий румянец стыда. Горчаков и сам не мог объяснить себе, зачем тогда поцеловал ее. Совсем иное он ощущал по отношению с Полин: она казалось ему непорочным ангелом, существом не из плоти и крови, а неким неземным созданием, к которому грешно испытывать те желания, что так нечаянно вызвала в нем ее сестра. Отвернувшись, Горчаков решительно продолжил свой путь на террасу, а подойдя к мраморной балюстраде, оперся на нее обеими руками и прикрыл глаза. Идиот! — ругнулся он про себя. — Сам все испортил!

Полина проводила глазами Горчакова. Настроение враз испортилось. Она так надеялась на встречу с ним, а он — он лишь скользнул по ней взглядом и сухо кивнул в ответ на ее приветствие. Может, и в самом деле ей лишь почудилось что-то в тот вечер, когда она танцевала вальс в его объятьях? Захлопнув веер с таким треском, что стоявший рядом с ней кавалергард даже вздрогнул от резкости ее движения, она поспешно извинилась перед своим собеседником и медленно двинулась по залу. Остановившись около выхода на террасу, девушка глубоко вздохнула, огляделась, и улучив момент, когда, как ей показалось, никто не обращал на нее внимания, скользнула в распахнутое французское окно.

Так больше не может продолжаться, — подбадривала она себя, — ей просто необходимо знать, в чем причина его внезапной холодности.

Не оборачиваясь, Михаил сердцем угадал, чьи легкие шаги он слышит за своей спиной. Стиснув зубы, он удержался от того, чтобы обернуться. Пусть она уйдет, — решил он, — он не готов вести с ней светские беседы, хотя вряд ли она пришла бы сюда за ним для того, чтобы поболтать о милых пустяках. Полин вздохнула, поняв, что Горчаков отнюдь не собирается облегчать ее задачу, и заговорила:

— Михаил Алексеевич, — негромко позвала она, подходя к нему.

Горчаков нехотя развернулся.

— Полина Львовна, — слегка наклонил он голову, — чему обязан?

— Вы избегаете меня? — силилась она улыбнуться.

— А Вы, стало быть, меня преследуете? — высокомерно усмехнулся Мишель, рассчитывая этой фразой вывести ее из себя и заставить удалиться. — Весьма неосмотрительно с Вашей стороны! Кстати, Вы выбрали не самое удачное место для беседы, сударыня: неужто Вам не говорили, что незамужней девушке не стоит находиться наедине с мужчиной? Что будет, если кто-нибудь решит освежиться и застанет Вас здесь исключительно в моем обществе? Вас не страшит потеря репутации?

— Я всего лишь хотела спросить Вас о Жюли. Серж еще не вернулся, может быть, Вам что-нибудь известно о том, чем завершилось дело?

При упоминании имени Юли Михаил плотно сжал губы.

— Я передал Павлу Николаевичу Вашу просьбу, Полина Львовна. Это все, что я могу сказать Вам пока.

— Но поехал ли Шеховской за ней? — тихо спросила Полина, удивленная его враждебным настроем.

— Да! — с какой-то непонятной злостью коротко ответил Михаил.

Полина выдохнула с облегчением.

— Если это все, Вам лучше уйти, сударыня, — заметил Горчаков.

— Разумеется, ведь Вас так беспокоит моя репутация! — не удержалась от сарказма Полина. — Не то, не ровен час, Вам придется в полной мере проявить благородство натуры, дабы спасти мое доброе имя, — язвительно улыбнулась она, но, развернувшись, застыла как изваяние. Две пары глаз смотрели на них с Горчаковым. Голубые глаза Лукомского — с нескрываемым удивлением, а темные глаза хозяина особняка — с некой затаенной усмешкой.

— Ну и ну, Михаил Алексеевич! — усмехнулся Вяземский. — Однако, как это Вы угодили в ловушку древнюю, как мир?

— Боже! Я не имела намерения… — покраснев, повернулась к Михаилу Полина.

— Неужели, сударыня? — продолжил все с той же иронией Вяземский. — Не потому ли Петр Степанович, обеспокоенный Вашим отсутствием и словами некой особы по имени Ольга сразу поспешил сюда, да еще со мною?

Горчаков перевел взгляд на Полину.

— Видимо, мне все же придется проявить благородство моей натуры, — усмехнулся он. — Но думаю, нам все же лучше дождаться приезда Вашего брата, сударыня, прежде чем объявить во всеуслышание о столь счастливом событии. — Петр Степанович, я беру Вас в свидетели данного обещания, — обратился он к Лукомскому. — А теперь, господа, прошу меня извинить.

Мишель стремительно покинул террасу, неприятно пораженный сделанным открытием. Ну, какова! А он-то, дурак, считал ее образцом чистоты и добродетели! А Петр, неужто в сговоре с ней?!

Полина расстроенно взглянула на Вяземского.

— Я действительно не имела такого намерения, — едва не плача, пробормотала она.

— Конечно, не имели, — мягко улыбнулся Вяземский. — За это Вы должны быть благодарны той самой Ольге, но пусть это останется между нами, — подмигнул он Лукомскому.

— Но я не знаю никакой Ольги, — недоуменно прошептала Полин.

— Разумеется, — ответил хозяин дома. — Зато Михаил Алексеевич прекрасно знает сию даму.

Ольга проводила глазами младшего брата, который так торопился уйти, что даже пренебрег всеми правилами приличий и не поставил ее в известность о своем намерении, и теперь ей предстояло самой как-то добираться домой после бала. Ну что ж, видимо, ее маленькая месть удалась на славу, потому как младший братец явно пребывал в самом дурном расположении духа. Но Мишель тоже хорош: он столь демонстративно игнорировал ее саму и их с Катиш протеже юную княжну Оболенскую, что Ольга пришла в совершенное негодование из-за его несносного поведения. Когда же Михаил все же изволил выйти из игровой, куда незамужним девицам вход был воспрещён, он и не подумал подойти к ней. Оля решительно направилась к нему, но брат вдруг остановился посреди зала, с восторгом глядя на mademoiselle Кошелеву, которая в нынешнем сезоне пользовалась вполне заслуженной популярностью и вниманием, а потом едва ли не побежал на террасу. Когда же и сама юная особа, явно пленившая воображение ее младшего брата, озираясь по сторонам, скользнула туда же вслед за Михаилом, в уме Оленьки мгновенно сложился весьма коварный план. Недолго думая, Ольга разыскала князя Вяземского, с которым ее саму и ее супруга связывали весьма тесные узы дружбы, и поведала тому о задуманной афере, умоляя Анатоля поторопиться, потому как голубки вполне могут прервать свой скандальный tЙte-Ю-tЙte. Анатоль только подмигнул, подхватил под руку Лукомского и направился на террасу. И все-таки я утерла нос Катиш! — победно улыбнулась Ольга. — Ведь именно ей удалось сделать то, чего ее старшая сестра безуспешно добивалась на протяжении последних двух лет.

Возвращаясь домой, Полина не знала, то ли радоваться ей, то ли огорчаться. Судя по всему, князь Горчаков вовсе не горел желанием делать ей предложение и от обещания, вырванного у него столь коварным способом, явно был не в восторге.