Бездушная

Глава 13

Илэйн

Включить утром телевизор и увидеть свое же лицо, смотрящее оттуда на вас почти по всем каналам, — странное ощущение, настолько странное, что заставляет вскочить с места. Я была там, смотрела на себя же с экрана в загородной хижине Люциана Морелли, появляясь в каждом выпуске новостей.

Илэйн Константин похищена!

Как, черт возьми, новостные каналы узнали о моем похищении? Семейные дела редко становились достоянием широкой публики. Кто-то донес или решил рассказать об этом.

Ого, меня хорошо освещали. Это было официальное сообщение для широких масс, что меня похитили. Привет, медиа-буря. Если бы только они узнали, что меня похитил Люциан Морелли, новость достигла бы совершенно новых высот.

На каждом канале простые люди строили догадки, рассказывали о больных уродах, которые могли обойти охрану, чтобы схватить меня. Вот тогда-то и началось безумие. Случайные люди рассказывали о том, где они меня видели — в грязных ночных клубах рядом с Тристаном. Блядь. Может быть, они начнут говорить о том, что Люциан тоже бывал в тех местах... или Теренс Кингсли. Если бы только они сосредоточились на Теренсе Кингсли...

Казалось, о Братьях власти люди думали в последнюю очередь. Неудивительно. Люди редко упоминали Братьев власти, они просто не занимали такого же положения в обществе, как мы, Константин, или придурки Морелли с другой стороны бригады Бишоп-Лэндинг. У людей было еще меньше представления о том, какая коррупция творилась со всеми нами за кулисами, причем очень, очень давно.

Я почти наслаждалась, сидя на диване в рубашке Люциана и наблюдая, как моя драма разворачивается на экране. Это было странно волнующе — чувствовать себя такой важной для окружающего мира.

Там была Тинсли, которая плаксиво призывала всех поделиться информацией. Несомненно, мама призвала ее поиграть в добродетель после такого ужасного преступления.

Все это было полной чушью для прессы, притворяться, что преступник неизвестен. Во вселенной Константин меня, несомненно, похитили Братья власти. Они бы определённо поняли, что что-то не так, если бы той ночью ворвались в мою комнату и стали бы искать ответы. А так еще больше меня рассмешили, подтвердив тот факт, что Братья власти похитили меня. Я была маленькой глупой сучкой, что даже подумала об этом. Мне было чертовски стыдно при мысли, что Люциан узнает об этом... о записке... записке, которую я... которую я нацарапала...

Блядь.

Я отошла от телевизора и приготовила себе кофе и разогрела суп из банки, чувствуя себя в этом убогом помещении как дома, как никогда в своей собственной квартире. В некотором смысле, мне хотелось, чтобы Люциан просто бросил меня навсегда и оставил наслаждаться своей жизнью здесь, без посторонних. Черт возьми, я почти мечтала остаться в живых, несмотря на постоянное желание, чтобы мои дни поскорее закончились, которое носила с собой годами.

Но нет.

НЕТ.

Люциан Морелли не собирался поддерживать во мне жизнь. Все глупые представления, которые у меня были на этот счет, нужно было выбросить из головы, прежде чем они начнут мне нравиться. Я не собиралась допускать, чтобы они мне понравились.

Я хотела умереть, как и всегда.

Хотела испустить свой последний вздох и оставить весь мир Илэйн Константин позади.

В то утро меня трясло от нехватки кокаина и алкоголя настолько, что я обыскала каждый квадратный сантиметр этого места, но ничего не нашла. Конечно, ничего не было — Люциан, черт возьми, Морелли был самым большим ханжой на планете. В холодильнике была только минеральная вода и больше ничего.

Когда я начала поглядывать на часы, гадая, когда же Люциан вернется, если вернется вообще, это стало подсказкой о том, насколько все запуталось в моей голове. Маленькая девочка-извращенка во мне почти надеялась, что он скоро вернется и засунет ей в глотку не только пальцы. Этой маленькой ненормальной девочке нужно было причинить боль. Ей нужно было чертово наказание. Эта маленькая уродка была слишком испорчена, чтобы рассуждать здраво. Аргх, я надеялась, что он никогда не вернется. Конечно, надеялась. Он был Морелли. Гребаный монстр Морелли.

Обеденное время медленно наступало и проходило, и даже телеканалы перестали меня интересовать. Слышать с экрана, какая я милая девушка, было шуткой, когда я годами слышала, какая плохая. Пошли вы все. Я с проклятием выключила телевизор и просто сидела, скучая.

Приняла душ, но мне все равно было скучно. Съела еще одну банку дрянного супа, и все равно мне было скучно.

Поэтому решила попробовать еще раз и посмотреть еще одну порцию случайных дикторов, рассуждающих по телевизору о том, где я нахожусь, и все равно мне было скучно.

Вот тогда скука сменилась, как это было всегда. Скука превратилась в блуждающие в голове воспоминания, и они быстро мелькали и росли без алкоголя или кокса, способных заглушить боль. Воспоминания, которые терзали меня изнутри.

Как и всегда я чувствовала, как они назревают. Чувствовала, как они тянуться ко мне из глубины моей собственной испорченной души, как обычно это происходит.

Я слышала их, чувствовала, боялась.

Нет, пожалуйста. Я буду хорошей девочкой. Обещаю, что буду хорошей девочкой!

Не трогайте меня больше. Пожалуйста, не трогайте меня так. Не причиняйте мне боль!

Это больно, дядя Лионель, пожалуйста, не пускай их сегодня. Пожалуйста!

Отчаянное желание погнало меня обратно на кухню, к черту телевизор. Дрожащими пальцами я открыла ящик, зная, что меня ждет, зная, что мне нужно, зная, что мне всегда было нужно.

Ножи были острыми. Я выбрала тот, который Люциан так удачно использовал для салями накануне вечером. Провела по нему большим пальцем, чтобы проверить, и он оказался достаточно хорош. Достаточно острый. Он прекрасно порежет меня.

Господи, если бы только эти воспоминания ушли к черту и умерли вместо меня. Я села, прислонившись спиной к шкафу, и сделала глубокий вдох, готовясь. Не было смысла отрицать очевидное, эти воспоминания продолжали приходить. Съедая меня.

Пожалуйста, не трогайте меня так!

Я порезала бедро, ровно настолько, чтобы почувствовать боль.

Пожалуйста, дядя Лионель, пожалуйста. Не позволяйте им!

Следующий порез был длиннее, глубже.

Ой, больно. Пожалуйста, нет. Нет. Не туда!

Да. Кровь. Ровно столько, чтобы я почувствовала облегчение.

Я буду хорошей девочкой, только не делайте мне больно, пожалуйста!

По моим бедрам стекала кровь. Прилив боли и облегчения был таким успокаивающим.

Я буду хорошей девочкой и возьму тебя в рот. Я буду хорошей девочкой и положу свою руку себе между ног.

Спасибо, черт возьми, за самоповреждение и облегчение, которое оно приносит. Я откинула голову назад к шкафу и наслаждалась ощущениями. Свежие порезы поверх шрамов. Люциан наверняка накажет меня за них, но мне было все равно. Я бы приняла это наказание, вспомнила о своих манерах и поблагодарила бы ублюдка за это.

Возможно, несколькими часами ранее я думала, что хочу остаться в живых, но я обманывала себя. Я всегда обманываю себя. И становлюсь глупой сучкой, когда думаю, что когда-нибудь захочу остаться в живых в этой чертовой дыре мира. Настоящий ад не шел ни в какое сравнение с тем, через что мне пришлось пройти.

Если бы только у меня хватило смелости перерезать себе вены и освободиться, но я этого не сделала. У меня никогда не хватало смелости сделать это. Если бы у меня хватило смелости сделать это, я бы уже была мертва, когда Люциан Морелли пришел за мной той ночью.

Если бы только я была достаточно здравомыслящей, чтобы захотеть отправить Люциана Морелли к чертовой матери, то никогда бы не оставила записку о Братьях власти на своем кухонном столе.