Бездушная

Глава 20

Люциан

Я никогда не слышал о Преподобном Линче, но у меня волосы встали дыбом, как только Илэйн произнесла его имя. Ее поза изменилась, даже после стольких лет она выглядела испуганной.

— Он прикасался к тебе, не так ли?

Она отвернулась от меня и кивнула в ответ. Ей потребовалось несколько долгих секунд, чтобы заговорить снова.

— Прежде всего, это было наказание. В первый же день на уроках мне пришлось выписывать для него строчки самым аккуратным почерком. Другим девочкам он разрешил уйти, когда они закончили, а меня оставил, сказав, что я недостаточно хорошо справилась. — Она перевела дыхание, прежде чем продолжила. — Я писала их допоздна, пока не заснула прямо на стуле, так как очень устала после вчерашнего. Именно тогда он подошел ко мне и хлопнул ладонью по столу.

Мое сердце заколотилось в ожидании продолжения, и не в хорошем смысле.

Ее голос был таким нежным, когда она продолжала говорить.

— Преподобный Линч порвал мои записи и сказал, что я очень плохая девочка, раз не уделяю достаточно внимания и заботы. Он поднял меня на ноги и толкнул вперед через стол, а потом сказал, что собирается со мной сделать, и он был таким сильным и уверенным, что заставил меня почувствовать себя маленькой непослушной девочкой…

— Он отшлепал тебя, да?

Она кивнула, и ее щеки порозовели.

— Да, он отшлепал меня. Задрал мою юбку и отшлепал меня через трусики. Мне было так стыдно, но я прикусила губу, не желая ничего говорить и не давая ему понять, насколько непослушной я себя чувствовала.

— Что он сделал после? Заставил тебя продолжить писать строки?

— Нет, — ответила она. — Он вел себя так, будто это была самая обычная вещь на свете, что тот ударил меня и позвал Маргарет, чтобы отвести наверх. Я попыталась сказать ей, что он причинил мне боль и мне нужно позвонить маме, но она сохраняла суровое выражение лица и схватила меня за руку, когда мы добрались до моей комнаты. «Нет ничего плохого в том, чтобы принять наказание от Преподобного Линча,» — сказала она мне. — «Он посланник нашего Господа». Я подумала, что она права. Я думала, мама разозлится из-за того, что я нуждаюсь в таком наказании.

Я склонил голову набок и попытался изобразить безразличие, но это было трудно. От ее слов я почувствовал что угодно, только не спокойствие. При обычных обстоятельствах я бы ожидал, что буду холоден как черт при мысли о том, что молодую стервозную малышку Илэйн Константин отшлепают за школьной партой, но это было не так. Я с трудом сдерживался, чтобы не сжать кулаки.

— Как часто он тебя наказывал?

Она пожала плечами.

— Поначалу меня отправляли туда каждые выходные, хотя я кричала, что не хочу. Дядя Лионель рассказывал маме, как много пользы это принесет мне, и она была счастлива. Честно говоря, я думаю, она была просто рада избавиться от меня на пару дней.

— Он бил тебя каждую неделю?

Она покачала головой.

— Сначала нет. Поначалу он иногда заставлял меня чувствовать себя хорошей девочкой. Он улыбался и говорил, что я умная, хорошо себя веду и должна гордиться собой, что я одна из прекрасных ангелов Божьих.

— Думаю, это только заставляло тебя чувствовать себя еще более непослушной, когда он наказывал тебя.

— Да, так и было. Прошло, наверное, несколько месяцев, когда я впервые попыталась сказать маме, что он меня бьет, но она не захотела слушать. Мама сказала, что я и так уже слишком много кричала о том, что не хочу ходить на уроки, и могу перестать быть маленькой лгуньей, потому что это ничего не изменит.

Я представил, как Кэролайн Константин шипит и ругается, как бессердечная сука, какой мы все ее знали.

— Как долго ты отправлялась к Преподобному Линчу, прежде чем его наказания стали хуже, чем порка?

Ей было трудно говорить, и я видел это по ее глазам. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя себя неловко. Это только укрепило мою решимость услышать ее речь.

Я был готов подтолкнуть ее, но в этом не было необходимости. Она сделала еще один глубокий вдох и продолжила говорить.

— Долго. Так долго, что я уже привыкла к его рукам на моей заднице, шлепающим по моей обнаженной коже, пока я не начинала извиваться и визжать.

— А потом?

Ее пауза была глубокой, пока эта маленькая гусеница переживала свои воспоминания.

— Он пришел ко мне в комнату ночью и попросил меня поблагодарить его за мои уроки. У меня уже болела задница, когда он начал подходить к моей кровати, протягивать руку в свете лампы и просить меня поцеловать его в знак благодарности.

— Когда его рука превратилась в другие вещи?

— Постепенно… — сказала она мне. — Я уже начала бояться, что ночью откроется дверь спальни, зная, что это будет он. Преподобный Линч сказал мне, что хорошие девочки выражают свою благодарность очень приятными способами. Мне, наверное, было шестнадцать, но рядом с ним я чувствовала себя маленьким ребенком. В том, что я была непослушной девочкой, было что-то такое неправильное и плохое, что я боялась кому-либо рассказать, насколько я была непослушной девочкой.

Ее щеки так красиво порозовели, что я не мог оторвать от нее глаз.

— Сколько тебе было лет, когда он заставил тебя целовать его в непристойные места?

— Наверное, около семнадцати.

Ох, маленькая Илэйн Константин, которая, стоя на коленях, целовала член этого сукина сына. Я был готов немедленно перерезать ему глотку, просто взглянув на этот кусок дерьма.

— Он готовил тебя, ты знаешь это? С самого начала он готовил тебя.

— Я знаю, — ответила она. — Это легко заметить, когда становишься немного старше. Я уверена, что другие люди увидели бы это, если бы поверили мне.

— Ты пыталась рассказать еще раз?

— Да, я пыталась рассказать им, но каждый раз, когда я это делала, они называли меня лгуньей.

— И никто из твоих сестер не отправлялся к нему?

Она покачала головой.

— Нет. Я всегда была непослушной, и мне нужны были дополнительные уроки. Внутри я чувствовала себя плохой, и это заставляло меня вести себя также. В школе я была хулиганкой, лгуньей и обманщицей, проказничала и вредничала.

— Неудивительно, — сказал я. — Без сомнения, это тебя испортило.

Ее глаза были полны слез, когда она в следующий раз встретилась с моими, и меня поразило, насколько прекрасной и сломленной на самом деле была моя маленькая бабочка.

— Не так сильно это меня испортило, как когда наказания стали намного хуже, — сказала она.