Бездушная

Глава 19

Илэйн

Из всех людей в моей жизни, которым я могла бы рассказать свои секреты, я бы ни на секунду не поверила, что это будет один из придурков Морелли. Если бы вы попросили меня поставить деньги на наименее вероятного человека, которому я когда-либо рассказала бы свои секреты, Люциан Морелли был бы довольно высоко в списке. И рассмеялась бы вам в лицо, а затем плюнула бы за наглость, что вы даже предположили это. Он был моим врагом. Моим монстром. Человеком, который хотел лишить меня жизни ради своих острых ощущений.

Я никогда не должна была стоять там, на кухне в его дыре, и размышлять о том, чтобы рассказать ему свою историю, даже самую крошечную ее часть. И ненавидела себя за то, что даже думала об этом.

В голове крутились воспоминания, а желудок сводило от физической боли, которую не могли заглушить ни выпивка, ни наркотики. Мне не хотелось переживать их заново. Я потратила почти каждый божий миг своей жизни, пытаясь убежать, пытаясь похоронить все это под своим дерьмовым миром побега. Хотела сбежать любой ценой — даже если это означало потерять жизнь.

Так какого же хрена я собиралась излить душу своему заклятому врагу и прожить эти воспоминания заново?

Черт возьми, эти воспоминания нахлынули, как по команде.

Я уже давно потеряла представление о том, когда именно мое адское существование стало следствием идеальной жизни, которой я жила. У меня было все, чему должны радоваться маленькие девочки. Игрушки, игры, внимание, зеленые поля, пони-паломино, братья и сестры, ссорящиеся между собой. Может быть, если бы я не была такой проказницей и не заставляла всех на меня коситься, меня бы не заклеймили как непослушную девочку. Может быть, если бы не была такой инстинктивной лгуньей, звери не рассчитывали бы на мою нечестность, чтобы обезопасить себя в своих извращенных играх.

Отец был слишком занят в мире Константин, чтобы уделять мне много времени. Он встречался с нами за ужином, но это был не более чем кусочек семейной жизни, и мне приходилось делить его с братьями и сестрами. Гораздо больше времени я проводила в окружении стервы домработницы и учителей в классе, которые пытались заставить меня быть хорошей девочкой.

Мама была холодной, всегда такой была. Я нервничала рядом с ней. Она всегда ругала меня и говорила, что мне нужно учить уроки, так что, думаю, для нее было вполне естественно согласиться с дядей Лионелем, когда он впервые предложил мне пройти дополнительное обучение. Религиозное обучение, сказал он. Преподобный Линч, сказал он.

Меня отправили к Преподобному Линчу на обучение с одним из наших водителей. Однажды он высадил меня под дождем у церковного поместья, оставив смотреть на башни на подъездной аллее.

За мной вышла Маргарет, его горничная. Она была такой же суровой, как и все остальные люди, с которыми я познакомилась, — взяла меня за руку и торопливо втащила внутрь, словно я уже заслуживала наказания.

Коридоры были увешаны огромными полотнами с изображением Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа. Я чувствовала себя крошечной и неполноценной, когда она повела меня наверх, в мою комнату в общежитии в конце коридора. Огромная дубовая дверь издала глубокий, мрачный скрип, когда она ее открыла.

— Вот здесь ты и будешь жить, — сказала она.

Моя кровать была крошечной, с кованой спинкой. На прикроватной тумбочке стояла простая белая лампа, а на стене над ней висел гобелен. Воля Господня восторжествует. Я поймала себя на том, что задаюсь вопросом, какова была цель Господа для меня в этом месте.

Меня оставили одну до обеда. Маргарет пришла за мной. Она повела меня вниз, в столовую, и я ожидала, что там будет много других девочек, похожих на меня, но их было всего две. Ни одна из них не взглянула на меня. Я села на место, на которое указала мне Маргарет, чувствуя себя взволнованной и испуганной. Другие девочки вскочили на ноги и склонили головы, когда к нам присоединился мужчина, сидевший во главе стола. Я вскочила, чтобы присоединиться к ним, не совсем понимая, что делаю.

— Можете садиться, — сказал он.

Его голос звучал так твердо, что у меня мурашки побежали по коже. Он был пожилым человеком — намного старше моего отца. У него были седые волосы, борода и маленькие глаза, и на нем был религиозный воротничок темно-бордового цвета. Он выглядел суровым. Действительно, чертовски суровым.

Мне принесли суп, и я ела его медленно, наблюдая за тем, как другие девочки так аккуратно расправляются со своими блюдами. Я вытерла рот салфеткой и села прямо на стуле, когда закончила, и попыталась быть похожей на них, хотя они совсем не походили на меня. Ни одна из них не была похожа на меня, они обе были такими тихими и кроткими, как сказала бы моя мама.

Наверное, они и хотели, чтобы я была такой — кроткой. Но я не была кроткой. Я была Илэйн.

Остальных двух девушек отпустили и увели после того, как ужин закончился, но я все еще сидела на своем месте. Мужчина во главе стола прочистил горло и уставился на меня, а затем заговорил.

— Я Преподобный Линч, Илэйн, — представился он мне. — Я здесь, чтобы быть твоим учителем и твоей связью с нашим Господом.

Я поняла, что киваю, но была слишком напугана, чтобы улыбнуться, и определенно слишком напугана, чтобы заговорить с ним.

— Уроки в этой школе очень строгие и очень проникновенные, — сказал он. — Здесь ты наверняка научишься быть хорошей девочкой.

Мне следовало бы радоваться тому, что я буду хорошей девочкой, думала я, но я не радовалась. Мне не хотелось больше ни минуты проводить в этом месте. Меньше всего хотелось быть похожей на двух других девочек.

Преподобный Линч протянул мне руку, и на одном из пальцев у него было большое золотое кольцо.

— Поцелуй, — сказал он, и я почувствовала себя странно, делая это. Обычно я не целовала людям руки.

Его пальцы были толстыми и теплыми. Мне не понравилось прикосновение их к моим губам, поэтому отстранилась так быстро, как только смогла. Я чувствовала себя странно неловко, когда он не сводил с меня глаз, словно каким-то образом впитывался в меня. От этого у меня волосы на затылке встали дыбом.

— Теперь ты свободна, — сказал он мне, и я поблагодарила его естественной улыбкой, которую не хотела ему дарить.

Он позвал Маргарет, и она повела меня обратно наверх. Я попыталась задать ей вопросы, например, кто такие другие девочки и кто еще будет жить с нами, и куда я могу пойти за пределами моей комнаты.

— Ты пойдешь туда, куда тебе скажут, — сказала она, и я больше не спрашивала ее, просто вернулась в свою комнату и села на край кровати.

Она сцепила руки за спиной, пока говорила.

— Есть правила, — сказала она мне. — Ты говоришь только тогда, когда к тебе обращаются, и делаешь все, что тебе говорят. Если ты хочешь в туалет, ты должна поднять руку и попросить, как хорошая девочка, и ты всегда должна стараться изо всех сил на своих уроках.

Я кивнула, но это уже было странно, настолько глупыми были эти правила. Никто никогда не мешал мне говорить и никогда не приходилось проситься в туалет.

— Спокойной ночи, Илэйн, — проговорила она, и я услышала, как щелкнул ключ в замке, когда она уходила.

Я была заперта.

Я подергала дверную ручку, но она не открылась. Потом постучала в дверь, но никто не пришел.

Меня никогда и нигде не запирали, и я уже боялась остаться ночью одна, без возможности выйти.

В шкафу была ночная рубашка, но мне не хотелось ее надевать. На прикроватном столике стоял стакан с водой, но я не хотела его пить. Я хотела вернуться домой, в свою постель в своей комнате, и забыть о том, какой плохой девочкой я была.

Мне казалось, что это был кошмар, когда я смотрела в потолок той ночью и пыталась уснуть в этой кровати. И чуть не плакала, как маленький ребенок, когда думала о том, что мне еще предстоит провести здесь много ночей, и о том, что дядя Лионель обещал мне такие хорошие уроки. Но я не хотела хороших уроков. Я хотела домой.

Первая ночь действительно была кошмарной. Я почти не спала, когда Маргарет пришла за мной на следующее утро и отругала меня за то, что я не надела в постель ночную рубашку.

Я съела свою овсянку на завтрак и попыталась убедить себя, что это была всего лишь одна глупая ночь, и была уверена, что дальше будет немного легче — встречусь с другими девочками и не буду такой замкнутой, когда они будут знать, что я могу вести себя достаточно хорошо, чтобы сбежать.

Если бы только та первая ночь действительно была кошмаром.

Если бы только та первая ночь не была светом гребаного Рая по сравнению с истинными глубинами Ада.