Анника
Прошла неделя.
Целую неделю мы были заперты на острове вдвоем.
Целую неделю меня мучил Крейтон, ставил на колени в знак покорности, пичкал игрушками, заставляя испытывать оргазм.
Целую неделю я боролась, уговаривала и умоляла. Я пыталась вразумить его, сказать, что не только мои родители сильно переживают, но и его, наверное, тоже.
Я пыталась снова ударить его коленом по яйцам и убежать, но из-за этого меня только выпороли до слез, пока я не испытала оргазм, а потом он меня трахнул.
Он наказал меня и довел до края, где единственное, что я могла делать, это стонать его имя и ненавидеть себя.
Полностью. Тщательно.
Я ненавижу себя, потому что, как бы сильно я ни хотела уйти, я также хочу остаться.
Я хочу спать в его объятиях, хочу, чтобы он трахал меня до умопомрачения. Я хочу проснуться с восхитительной болью и отметинами.
Я хочу, чтобы он нанес на меня эти отметины, а потом тщательно смазал их мазью. Он бы целовал их, заставляя меня дрожать от удовольствия и отвращения к себе.
Потому что как я могу наслаждаться обществом мужчины, который категорически отказывается позволить нам начать все заново?
Как я могу находить удовольствие в этой ситуации, когда моя семья, возможно, страдает из-за этого?
Прошлой ночью мне приснился кошмар о том, что у моей мамы ухудшилось психическое состояние, и я не могла заснуть.
После того, как я ворочалась и ворочалась, проснулся Крейтон и трахнул меня, чтобы я снова уснула.
Он стал ненасытным зверем с тех пор, как мы приехали на остров. Что бы я ни делала, он будет дышать мне в затылок, как извращенец с выносливостью сексуального демона.
Если я бегаю трусцой по берегу по утрам, он присоединяется ко мне, а потом трахает меня на ближайшем камне.
Если я пытаюсь готовить, он раздражает меня до чертиков, стоя рядом, как Мрачный Жнец, а после еды съедает меня на кухонном столе.
Иногда это происходит в процессе приготовления пищи.
Если я пытаюсь заниматься балетом, чтобы поддерживать форму, он садится напротив меня и следит за каждым моим движением, как ястреб. Затем он рвет на мне колготки и валит меня на пол.
В итоге это выглядит наиболее звериным образом, а моя милая фиолетовая тюль разорвана и разбросана по полу.
Я понятия не имею, как он достал мои вещи здесь, но они точно были у него из Англии. Когда я уезжала с острова Брайтон, я не собрала все вещи.
Какая-то часть меня надеялась, что я вернусь.
Эта часть не рассчитывала на такое развращение.
Клянусь, я не это имела в виду, когда сказала девочкам, что моей фантазией было быть похищенной.
А может, так оно и есть.
Но его причины оставили горький привкус на задней стенке моего рта.
Я ставлю суп из баранины и рыбу с картошкой, приготовленные Крейтоном, на столик во внутреннем дворике, выходящий на яркое море, а он приносит мой салат.
Мы погрузились в эту домашнюю рутину, которая при других обстоятельствах была бы просто мечтой.
Мы вместе совершаем утренние пробежки или плаваем, иногда полностью обнаженные. Он ловит рыбу у скалы, а я пытаюсь помочь, но в итоге делаю только хуже. Потом мы вместе принимаем душ. Он смотрит, как я тренируюсь, готовит обед, а потом мы ходим в походы по горам острова, и каждый день превращается в приключение. Мы говорим обо всем, или, скорее, я говорю, а он отвечает взаимностью. Мы обсуждаем школу, жизнь, искусство, как тогда, когда мы были в хороших отношениях, но он полностью закрывается, когда я спрашиваю его, собираемся ли мы начать заново.
— Я могу иногда готовить, ты знаешь, — я сажусь напротив него и морщусь от дискомфорта в заднице.
Невозможно двигаться, не чувствуя его внутри себя.
Он замечает и ценит этот факт, учитывая, как слегка подрагивает его верхняя губа.
— Я буду готовить
— Я думала, ты не умеешь.
—Это было месяц назад. Я научился.
Я киваю и откусываю кусочек салата.
— Можно мне картошку фри?
— Чипсы?
— Чипсы. Картошка фри, как угодно.
— Можешь не спрашивать, — он ставит передо мной всю тарелку.
— Ого. Ты действительно отказался от еды. Когда мы встретились в первый раз, ты чуть не убил меня, потому что я попросила попробовать.
Кажется, что это событие произошло сто лет назад. Я влюбилась в Крейтона с первого взгляда. Он был молчаливым, грозным, и это был идеальный рецепт для того, чтобы затронуть мои сердечные струны. Несмотря на его задумчивость, я жаждала разглядеть мужчину, который таился внутри него.
Я жаждала впиться когтями в его кожу и вырвать тайну на свободу.
Но, возможно, мне следовало прислушаться к его и всем остальным предупреждениям и держаться подальше. Может быть, я бы не оказалась в той ситуации, в которой нахожусь сейчас.
— Тогда ты была незнакомкой, — говорит он, зачерпывая горсть картошки фри и практически выкладывая ее поверх моего салата. — Сейчас ты ею не являешься, так что можешь есть мою еду в любой день.
Я пытаюсь и не могу не умиляться, особенно зная, как сильно он любит еду и что он, конечно, не отказывается от нее, даже самым близким людям, включая его брата и Реми.
Прочистив горло, я говорю:
— Я не могу все это съесть. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты хочешь, чтобы я потолстела.
— Ты похудела.
— Нет, с тех пор как я приехала сюда, — я испустила долгий вздох. — Почему у нас никогда не заканчивается еда?
Он молчит, похоже, занят едой, но он просто не хочет мне отвечать.
— Кто-то приносит еду? Когда?
Молчание.
— Когда я сплю?
Опять тишина.
— Крейтон!
Все еще сжимая вилку и нож, он поднимает голову, медленно жуя. Его взгляд нервирует, иногда он такой абсолютно пустой, что я пугаюсь глубины, которую он скрывает.
Иногда он смотрит на меня так, как будто не позволит мне покинуть его, никогда, а если я попытаюсь это сделать, все станет ужасно.
Тайная часть меня любит это. Слишком сильно. Это пугает меня.
— Да?
— У тебя есть кто-то, кто приходит?
— Пока нет. У меня есть запас еды, которого нам хватит на несколько месяцев. Но даже если она закончится, тебе не стоит об этом беспокоиться. Излишне говорить, что если у тебя есть планы побега, то тебе лучше от них отказаться.
Мои легкие раздуваются от долгого дыхания, когда я позволяю своей вилке вонзиться в салат, не поднося ничего ко рту.
— Могу я хотя бы позвонить маме и сказать, что со мной все в порядке?
— Чтобы твой отец мог отследить звонок?
— Тогда я просто напишу ей.
— Нет. Здесь нет телефонов.
Я издаю стон разочарования.
— А если кто-то из нас получит травму или заболеет, и нам придется звать на помощь?
— Я подумаю об этом, когда это случится.
Он наливает себе бокал вина. Без шуток, он пьет вино. В долбаные двадцать лет.
Он иногда похож на старика, клянусь.
Но я не отказываюсь от выпивки, поэтому, когда он наливает мне бокал, я тоже делаю глоток.
Это безвкусное вино начинает мне нравиться. Или, может быть, его семья держит только дорогое вино, потому что до сих пор я никогда не думала, что оно мне понравится.
Крейтон откидывается на стуле, вертя в руках бокал с вином и наблюдая за мной с легкой улыбкой.
Я набиваю рот салатом.
— Почему ты выглядишь таким довольным собой?
— А почему бы и нет?
— Ну и ну, не знаю. Потому что ты меня похитил?
— Тебе здесь нравится.
— Нравится, но я не хочу быть запертой в этом месте до конца жизни.
— Это лучше, чем быть окруженным внешним миром.
О.
И тут меня осенило.
Внешний мир, правда о его происхождении и участии моих родителей — вот что нас разлучило, поэтому Крейтон специально выбрал место, где они не смогут до нас добраться.
Я не знаю, должна ли я быть тронута или потрясена этим фактом.
— Как насчет твоих родителей? — шепчу я. — Они, должно быть, скучают по тебе
— Они понимают. Папа поддержал этот план.
— Он что?
Крейтон поднимает свой бокал в форме аплодисментов.
— Награда «Лучший отец года» достается Эйдену Кингу.
— Вау. Я думала, что он может быть не в себе после нашего разговора, но теперь я уверена.
Одна из его бровей поднимается.
— Вы говорили?
— Скорее, он угрожал мне, но папа тоже угрожал ему, чуть не убил его, вообще-то, поэтому я притворилась, что упала в обморок, и у папы не было выбора, кроме как забрать меня обратно. Хотя он совершенно не поверил в мое представление. — Я вздыхаю. — Боюсь, если они встретятся снова, случится что-то вроде мировой войны.
— Это еще одна причина не возвращаться.
— Тогда мы бы просто бежали.
— И что?
Я отпускаю разочарованный вздох.
— Мы не можем просто сделать это, Крейтон. У нас есть жизнь дома. Люди ждут нас. Люди, которые нас любят.
Он ест молча, и я думаю, что он отмахнулся от меня, что он делает всякий раз, когда он хочет сменить тему.
Я тоже ем, чувствуя, как мое сердце сжимается и умирает в груди.
Он действительно не хочет смотреть на обиду сквозь пальцы. Она уже сформировала его сущность, и чем больше я пытаюсь заставить его избавиться от нее, тем сильнее он держится за нее.
— Как его зовут? — вопрос, который он задает низким тоном, застает меня врасплох.
— Кого?
— Мужчина в черном, который все время рядом с тобой, выглядит вдвое старше тебя, и которому ты постоянно улыбаешься.
Я хмурюсь.
— Ян?
Полный расчет охватывает его черты.
— Ян. Русский, я полагаю?
— Да, разве я не упоминал его раньше? Мы так близки, и он крутой парень. Бывший член элитного российского спецназа, занимал одно из первых мест, и один из самых безжалостных убийц в Братве.
— Мы увидим, насколько он силен, когда я забью его до смерти.
Мои губы разъезжаются, когда меня осеняет осознание, и я разражаюсь смехом.
Он ревнует к нему.
Крейтон ревнует к Яну..
В его уникальных океанских глазах мелькает темный взгляд.
— Над чем ты смеешься?
— Прости, но это просто слишком смешно, — говорю я, все еще борясь с остатками смеха. — Ян — второй помощник папы.
— И? Почему эта информация смешная? Если уж на то пошло, это заставляет меня ненавидеть твоего отца еще больше за то, что он привел этого Яна в твою жизнь.
— Мой Чайковский, ты серьезно?
— Я же говорил тебе перестать поклоняться этому мертвецу.
Я подавляю улыбку.
— Ян — как мой любимый дядя, гораздо более доступный, чем Коля и Борис.
— Их больше?
— У нас целая армия охранников. Но не волнуйся, я никогда не интересовалась ими в этом смысле. Во-первых, они намного старше. Во-вторых, папа содрал бы с них кожу живьем. Кроме того, он страстно ненавидит Яна.
— Почему?
— Потому что он мамин лучший друг, и ему это вроде как не нравится. Ян не перестает провоцировать его, так что за всей этой ситуацией забавно наблюдать.
— Если он так не нравится твоему отцу, почему он не избавится от него?
— Потому что папа знает, как маме нужен друг, — я ухмыляюсь. — Говорю тебе, у Яна будет день открытых дверей, когда он узнает, что и ты, и папа ревнуете к нему.
— Я не ревную.
— Да, точно. Погоди-ка, как ты увидел фотографию, которую я выложила с Яном?
Он молчит и полностью игнорирует меня, отпивая из своего бокала.
— У тебя нет социальных сетей. Ты следил за мной через аккаунт Реми или что-то в этом роде?
— Я пытался, но он узнал об этом и выставил меня перед всеми в своей супер драматичной манере.
Я смеюсь.
— Я могу себе это представить. Должно быть, это было забавно.
— Нет, не было. И Реми не такой уж и смешной.
— Он уморительный. Не ревнуй.
Он сужает глаза на меня, но ничего не говорит.
— Тогда как ты меня выследил? Единственная альтернатива — через чужие аккаунты, но я сомневаюсь, что они дали бы тебе свои телефоны, если только... ты сам не создал аккаунт?
Молчание.
Я вскакиваю со своего места и обхожу стол, чтобы подойти к нему.
— Ты создал!
— Садись и доедай свою еду.
— Нет, это гораздо важнее. Все остальные знают, что у тебя есть страница в социальной сети? Твоя фотография профиля? Твой первый пост? Биография? Я хочу знать все эти вещи...
Мои слова замирают в горле, когда он берет меня за запястье и заставляет сесть. На этот раз на одно из его бедер, так что я практически сижу на нем верхом.
Тепло расцветает там, где мои трусики соединяются с его джинсами, и распространяется по всей моей коже.
Его слегка заросший щетиной подбородок трется о мою щеку, когда он шепчет мрачные слова:
— Я сказал, садись и ешь.
— Если я это сделаю, ты скажешь мне свой ник? — я не узнаю хрипоту своего голоса.
— Это уже не важно, учитывая, что мы не уезжаем.
— Или ты так думаешь.
Его глаза, эти великолепные глаза, которые, я уверена, когда-то принадлежали падшему ангелу, превратились в щели.
— Что это значит?
— О, ничего.
— Анника, — я чувствую вибрацию его предупреждения раньше, чем слышу его, и помоги мне Чайковский, его авторитетный голос так заводит.
— Я просто говорю, — я пожимаю плечами и беру картошку.
Я собираюсь убедить его отпустить свою обиду, даже если это будет последнее, что я сделаю.
А если у меня не получится, то пусть это будет последнее, что я сделаю.
— У тебя есть время пока я не сосчитаю до трёх , чтобы сказать мне или, да поможет мне Бог...
Я вскакиваю с его колен и бросаюсь в сторону дома. Адреналин бурлит в моих венах при мысли об игре в кошки-мышки.
— Поймай меня сначала.
Глаза Крейтона наполняются безумной звериной силой. Тот тип силы, из-за которой я влюбилась в него с самого начала.
Это мой Крейтон.
Единственный Крейтон, которому следует позволить царствовать.
Другой, который хочет уничтожить нас обоих, — мудак, и мне нужно найти способ победить его.
— Уверена, что хочешь сыграть в охоту, little purple? Я всегда выигрываю.
— А я никогда не проигрываю.
Несмотря на мой уверенный тон, в тот момент, когда он направляется в мою сторону с мрачным выражением лица, по моим венам пробежал захватывающий страх. Я визжу, затем разворачиваюсь и убегаю.