Бог Войны

Глава 16

Илай

— Чем я обязан этому трогательному разговору по душам?

Я сощуриваю глаза, смотря на своего кузена через огромный монитор в своем домашнем офисе, и пристально вглядываюсь в его несуществующую душу.

На ступень ниже моей, или, возможно, выше.

Соревнование за звание лучшего — это борьба, которую ни один из нас не согласится проиграть, но всем известно, что Лэндон создает хаос, и он пожертвовал бы своим первенцем, чтобы увидеть, как мир погружается в пламя.

Внешне мы похожи и разделяем гены Кингов. Особенно прямой нос и ледяные глаза, которые непроизвольно заставляют людей дрожать от страха.

Но сходства на этом заканчиваются.

Коричневые волосы, доставшиеся ему от матери, и голубые глаза, единственное, что он получил от отца, — то, что отличает его от моих, как мне кажется, более выдающихся генов.

Он также значительно менее утончен, чем я, особенно если смотреть на его серую футболку и волосы, уложенные пальцами. Еще один аргумент в пользу того, почему этот паразит не подходит для имиджа «King Enterprises», если хотите знать мое мнение.

Дождь хлещет снаружи, едва достигая моих ушей через двойные стекла, когда я вытягиваю ноги под столом и скрещиваю их в лодыжках.

— Твоими последними замыслами устроить проблемы. Возможно, я должен расстроить тебя и объяснить, что Ганнибал Лектер — не более чем вымышленный персонаж.

— Не оскорбляй мой интеллект, сравнивая меня с неудачником, который не способен контролировать свои базовые инстинкты. К тому же я бы не устраивал никаких проблем, если бы не оказался в таких соблазнительных условиях.

— Похоже, твой отпуск с вульгарными американцами научил тебя плохим манерам.

— Это не отпуск, я лишь стараюсь сделать мою прекрасную невесту счастливой, досаждая ее брату и заботясь о благополучии моего брата.

— Звучит утомительно.

— Иначе и быть не может, — он усмехается. — Ты бы видел лицо Николая, когда я отвлекаю внимание Брэна и намеренно мешаю им. Это могло бы стать материалом для захватывающего психологического триллера. Но хватит о моих потрясающих приключениях, дорогой кузен. Ты слышал новости?

— О том, что на тебя готовится покушение со стороны мафиозной семьи твоей невесты? Уже заказал тебе гроб. Закапаю несколько капель в глаза и сделаю вид, что плачу, когда тебя будут опускать в могилу.

— Русские меня обожают — как и все, кто имеет честь встретиться с моим божественным обаянием. Не переживай об этом. Но вот что тебя действительно должно волновать, так это новость, которую я недавно узнал. Психотерапевт Авы каким-то образом, по счастливой случайности, пропал.

— О? — я остаюсь в той же позе, мои мышцы лица неподвижны.

— Какие печальные новости, — Лэн качает головой с сочувствующем видом. — Он был талантливым профессионалом и особенно близким с барби. Мне любопытно, знает ли она о таком трагическом повороте событий.

— Ава. Имя моей жены — Ава.

— Спасибо за информацию. Кстати, барби все еще не спит? Может быть, она согласится поболтать со своим любимым Кингом?

— Учитывая, что она живет в доме со своим любимым Кингом, за которого вышла замуж, не вижу, где ты вписываешься в эту картину.

Он взрывается громким смехом и даже хлопает себя по коленке для убедительности.

— Ты невероятно смешон, дорогой кузен. Иногда мне интересно, действительно ли ты веришь в то, что говоришь.

— Ну раз тебе больше нечего сказать, — я тянусь к мышке, но он поднимает руку и наклоняется вперед.

Позади него порыв ветра сбивает пару ив, их дикие листья скребут по огромному окну.

Оказывается, особняк, в котором он сейчас живет, был подарен ему русским дедушкой его невесты после того, как он доказал, что несомненно достоин Мии Соколовой.

Факт, которым он никогда не перестает тыкать в лицо всем, особенно дедушке Джонатану, чтобы набрать больше очков как потенциальный любимый наследник.

Что смешно. Я любимец бабушки, и поскольку дедушка ей поклоняется, ни у кого другого просто нет шансов. Кроме, может быть, моей кузины Глин, которая всегда была избалованной дедушкиной принцессой.

— Я не шучу, Илай. Я едва сдерживаю себя, чтобы не поделиться этим горем с барби, так что, если тебе не все равно, я бы посоветовал тебе попытаться меня успокоить. Начнем с «пожалуйста».

— Пожалуйста, умри, чтобы я мог осуществить мои похоронные планы.

— Ой. Не думал, что ты так хочешь пролить по мне слезу. Но давай отложим это на шестьдесят лет, — он склоняет голову вбок. — Тебя действительно не беспокоит, что твоя жена может узнать правду, копнет глубже и разрушит иллюзию, которую ты чудом поддерживал?

— Нет. Потому что, если ты ей это расскажешь, у тебя больше не будет возможности выводить меня из себя.

— Не будь таким пессимистичным. Есть еще кое-что: ее падение с лестницы и последующая потеря памяти не были случайностью, сколько бы усилий ты ни приложил, чтобы все казалось иначе. Не думаю, что барби оценит такую ложь и обман.

— Не вмешивайся в это, Лэн, — я наклоняюсь вперед и соединяю пальцы под подбородком. — Ты не захочешь переходить мне дорогу, особенно в этом вопросе.

Его глаза сверкают вызовом.

— Или что?

— Или я вмешаюсь в твои отношения.

— Вот тут ты ошибаешься. Я не строил их на неисправимой лжи, в отличие от некоторых.

— Ложь всегда можно придумать. Я не против вернуть тебя в пустоту, в которой ты барахтался совсем недавно. Тронешь то, что принадлежит мне, будь то действиями или словами, и Мия исчезнет быстрее, чем психотерапевт.

Его губы скривились в злобной усмешке.

— Это угроза?

— Только если ты будешь вести себя глупо. Я делаю тебе предупреждение, потому что ты — член семьи, Лэн. И это щедрость, которую, как ты прекрасно знаешь, я не предоставляю никому, кто встает у меня на пути.

Я завершаю звонок, прежде чем он успеет сказать что-то еще. Экран гаснет, а затем возвращается к десяткам камер видеонаблюдения, которые установлены по всему моему дому.

Звуки дождя усиливаются в мирной тишине.

Нет, не мирной. Пожалуй, зловещей — более подходящее слово, несмотря на то что я не верю в ее воздействие.

Часы на столе показывают пять минут первого ночи, но спать — последнее, что я хочу сейчас делать. Не после того, как Ава почти вернулась к той неузнаваемой версии себя.

Мне нужно быть на чеку на протяжении всей ночи.

Она заснула на моей груди по дороге домой из ресторана, но не переставала дрожать и бормотать «Нет».

Это тихое, как призрак, слово все еще звенит в моих ушах. Ощущение ее безжизненного тела оставило огромную дыру в моих мыслях.

Я не склонен отходить от установленных мной шаблонов и предпочитаемого порядка вещей, однако, неся Аву в постель, я захотел остаться, чтобы удостовериться, что ее дыхание ровное и что она не скатится в полную и безоговорочную потерю контроля.

Иронично, что я, человек, который воплощает суть организованного контроля, одержим жуткой тягой к хаосу во всех его проявлениях.

Я уже давно перестал думать, что моя жена, это лишь временный этап, который я когда-нибудь преодолею, и постепенно стараюсь принять, что эта темная пустота, стала моим постоянным состоянием.

Мои пальцы останавливаются на мышке, когда я вижу, что шелковая постель Авы мятая и пустая.

Вспышка молнии освещает окно, пока я переключаюсь на камеру в ее ванной комнате. Да, у меня есть камера видеонаблюдения в ванной моей жены. Засудите меня за это.

Когда я понимаю, что она тоже пустая, мои пальцы сжимают мышку, пролистывая все места, куда она могла бы пойти.

Кухня — ее любимое место для ночного перекуса попкорном или ведерком сладкой ваты. А если она в хорошем настроении, то еще и клубничным мороженым.

Домашний кинотеатр в подвале, где она смотрит романтические комедии начала двухтысячных, наедаясь всем этим.

Гостевая комната, которую она превратила в свое музыкальное логово, как она это называет, и заполнила пятью виолончелями — одна из них розовая — а также скрипкой и пианино. На всех инструментах она играет как профессионал.

Библиотека, где она чередует чтение книг о классических музыкантах с порно-романами. У нее есть розовый уголок с пушистым креслом для чтения, где она ставит закладки, выделяет и пишет заметки прямо в чертовых книгах. Привычка, которая безумно меня раздражает и заставляет кипеть от ярости.

Оранжерея, где она обычно занимается любительским дизайном цветочных композиций и разведением растений — и постоянно терпит неудачу. У бедного садовника, наверное, случится инсульт, когда она в следующий раз уничтожит его любимые растения.

Но ее нет ни в одном из этих мест.

Блять.

Я просматриваю комнаты, впервые проклиная размеры особняка. Но ее нигде нет.

Учитывая ее близкие отношения с Сэм, она могла отправиться в гостевой дом на ее поиски. Но мне кажется, она не стала бы делать это так поздно.

Несмотря на ее истерики, раздражающие траты моих денег на незнакомые мне благотворительные фонды и обычное высокомерное поведение, моя жена оказалась гораздо ближе к тем, кто находится далеко от нашего социального статуса.

Она запомнила имена всех работников и часто приглашает их смотреть с ней свои нелепые фильмы, даже несмотря на усилия Сэм создать дистанцию между Авой и ними. Она также всегда ругает меня, если я прошу людей делать свою работу.

— Дело в тоне. Да, они работают на тебя, но мы больше не живем в эпоху аристократии, и ты не их господин или хозяин, так что перестань вести себя как придурок и разговаривай с ними, как с людьми.

Она забывает, что я считаю девяносто процентов человечества или умственно отсталыми, или с застывшим на уровне десятилетнего ребенка развитием.

Все еще проверяя камеры, я достаю свой телефон, готовый набрать Сэм и Хендерсону. Кого волнует, что уже позже часа ночи, когда Ава пропала?

Я замираю, когда вижу ее, стоящую посреди заднего сада. Все еще в вечернем платье.

Под проливным дождем.

Я молча выругался, выскочил из офиса и по дороге наружу схватил зонт.

Из-за холодного порыва ветра мое лицо напрягается, а громкий звук дождя, уже не сдерживаемый стенами дома, гремит в ушах, как бушующие волны.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы добраться до сада, чуть не поскользнувшись на брусчатке, зигзагообразно заросшей травой.

Мои ноги останавливаются, когда я наконец вижу ее, стоящую посреди дождя. Мокрое платье прилипает к ее телу, как вторая кожа, подчеркивая изгиб ее груди и очертание ягодиц.

Она смотрит вверх, в небо, а фонарный столб позади нее создает мягкий ореол вокруг ее лица, когда струи дождя стекают вниз по ее вискам, щекам и шее, прежде чем впитаться в платье и упасть каплями на землю.

Я осторожно иду к ней и держу зонт над нашими головами, борясь с упрямым порывом ветра, который пытается его унести.

— Ава, все в порядке? — спрашиваю я, задавая риторический вопрос, потому что вижу, что все не в порядке.

Я даже не с ней разговариваю сейчас. Я разговариваю с ее призраком. С кем-то, кто давно ушел, несмотря на мои отчаянные попытки удержать ее.

Она отступает от меня и выходит из-под зонта, продолжая смотреть на пасмурное беззвездное небо. Поэтому я становлюсь рядом с ней и держу зонт немного позади, чтобы не закрывать ей вид, но все еще защищать от ливня.

— Пойдем домой, красавица, — моя рука обнимает ее за талию, и я слегка надавливаю, чтобы подтолкнуть ее вперед. Она следует за мной мгновение, но затем резко останавливается.

Ее голова механически откидывается назад, и она смотрит мне в лицо, но на самом деле не видит меня. Ее глаза бледные, несфокусированные.

Она не в себе.

Моя жена сейчас не более чем незнакомка.

Не похожа даже на свою тень, как это порой бывает.

Если ее родители или даже Ариэлла узнают об этом, они заберут ее туда, где, по их мнению, ей следует лечиться.

Я уже проходил через это и не повторю даже если мне будут угрожать пистолетом.

К тому же, я ее законный опекун, так что они не смогут ни черта сделать, если не хотят испортить и омрачить ее моменты ясности.

— Ты думаешь, что я красивая? — ее голос тихий, несколько потерянный, вялый и совсем не похож на насмешливый, энергичный голос Авы.

Но я все равно киваю.

— Скажи это снова, — она резко вдыхает и кладет холодную руку на мою грудь, ее движения неуклюжие и неуверенные. — Скажи, что ты считаешь меня красивой.

— Я считаю, что ты настолько красива, что иногда мне больно на тебя смотреть.

— Красивее, чем твои бывшие девушки?

— У меня никогда не было девушки, но даже если бы и были, они не сравнились бы с тобой.

Ветер завывает, едва не унося зонтик, а дождь усиливается, намочив мою руку, которую я не прикрыл, чтобы уступить Аве все место под зонтом.

Она проводит влажной ладонью по моему лицу, гладит и щиплет мою щеку, как будто я кукла.

— Ты настоящий?

— На сто процентов.

— А что, если ты перестанешь быть настоящим?

— Не перестану.

Она поглаживает мои губы.

— Я тоже думаю, что ты красивый.

И тут, внезапно, она хватает меня за обе щеки, встает на цыпочки и прижимается своими губами к моим.

Я на мгновение опешил, учитывая, что она никогда не прикасалась ко мне в таком состоянии. Она едва терпит мои прикосновения и, честно говоря, предпочла бы Сэм или даже Хендерсона вместо меня.

Сэм обычно помогает ей принять ванну, приносит ведерко сладкой ваты и остается рядом с ней, пока она окончательно не устанет.

На самом деле, мое присутствие, похоже, расстраивает ее и провоцирует эти приступы, поэтому я ограничиваю свое время с ней и не касаюсь ее без крайней необходимости.

Но она была в порядке на протяжении нескольких недель, несмотря на ту ошибку, когда я не смог удержаться и довел ее до оргазма пальцами. Она говорила, ходила, читала, играла на виолончели и выводила меня из себя каждым своим словом.

Я ошибочно подумал, что это новое начало. Поэтому совершил еще одну гребанную ошибку, продолжая прикасаться к ней, встречаться с ней, и дав ей шанс возобновить свое увлечение музыкой.

Зубы Авы впиваются в мою нижнюю губу, и металлический привкус взрывается на моем языке, когда она шепчет мне в губы:

— Хочешь узнать один секрет?

— Какой секрет?

— Я собираюсь сделать тебе больно, — она произносит слова еще тише, после чего опускается обратно на пятки, с потерянным взглядом и сутулой осанкой, лишенной ее обычной элегантности.

— Почему ты собираешься сделать мне больно? — я спрашиваю.

— Ш-ш-ш, — она прикладывает палец к моим губам. — Это секрет. Не говори никому, хорошо?

Я киваю, и она, дрожа в своем промокшем платье, опускает руку, которая казалась жесткой, как доска.

— Ты все еще думаешь, что я красивая?

— Да.

— Даже несмотря на то, что я разрушу тебя?

— Возможно.

— Лжец, — она смеется, затем обнимает меня. — Эй, мистер Кинг?

— Да?

— Трахни меня.

— Не сейчас.

— Тогда, когда? Я хочу, чтобы меня трахнули.

Она трется своим животом об мой член, и мне не нравится, как он реагирует на ее малейшее прикосновение.

— Ты знаешь, что хочешь меня, — она осыпает поцелуями мою челюсть, горло, губы и даже слизывает кровь, а затем шепчет мне на ухо: — Ты можешь связать меня и делать со мной все, что захочешь.

Мне требуется непомерное количество самоконтроля, чтобы не поддаться ее провокациям и не взять ее прямо на мокрой траве, как дикарь. Но это было бы не лучше, чем воспользоваться ею, когда ясно, что обычная Ава вовсе не хочет этого.

Моя раненная губа пульсирует под ее мягкими поцелуями, ее невинными движениями, трением ее живота о мой утолщающийся член, который вот-вот взорвется.

Я обхватываю ее плечо напряженной рукой и отталкиваю.

— Ты не понимаешь, о чем просишь.

— Понимаю. Я уже не ребенок.

С проклятием я хватаю ее за запястье и тащу за собой в дом, не обращая внимания на мокрый след, который мы оставляем.

Логично было бы позвонить Сэм, затем исчезнуть и надеяться, что завтра она проснется в лучшем состоянии без моего провоцирующего присутствия.

Однако логика, кажется, покинула меня сегодня вечером, потому что я веду ее в ванную и останавливаюсь, чтобы понаблюдать за ней, стоящей посреди помещения с бело-розовым интерьером, огромным джакузи и золотыми кранами.

Я набрасываю полотенце ей на голову и несколько раз растираю ее.

— Стой на месте.

Я возвращаюсь в ее спальню и беру первую попавшуюся вещь — белую шелковую ночнушку. Когда я возвращаюсь, нахожу ее в той же позе, смотрящей в пол с полотенцем на голове.

Со вздохом я встаю за ней и опускаю молнию на ее платье, обнажая фарфорово-белую кожу, покрытую блеском воды.

Я помогаю ей выскользнуть из платья, прилагая максимум усилий, чтобы не погладить ее твердые соски, не коснуться ее промежности или не шлепнуть по заднице для закрепления эффекта.

Господи Иисусе.

Желание поступить правильно с этой женщиной на практике оказывается сложнее.

Я пытаюсь подтолкнуть ее к душу, но она не шевелится. Кажется, она отключилась. Что не всегда плохо, потому что хотя бы так она менее разрушительна.

Я тщательно вытираю ее, стараясь не задерживаться на ее груди или между ног, а затем, чтобы избежать искушения, надеваю на нее белую ночнушку.

Нет. Так не лучше.

Ее мокрые светлые локоны ангельски обрамляют ее лицо, а шелковая ткань нежно облегает ее кожу.

Я поднимаю ее на руки и несу, затем кладу на кровать и накрываю одеялом.

Она лежит на спине, глядя в потолок, как будто меня нет.

Мои губы касаются ее лба.

— Спокойной ночи, красавица.

Я уже собирался отстраниться, но она сжала мои щеки и прижала мой рот к своему. Рану жжет, но меня это не волнует, потому что, когда она отпускает меня, ее лицо озаряет мягкая улыбка.

— Спокойной ночи.

И тогда ее глаза закрываются.

Наблюдая за ее мирным выражением лица, я почти забываю, что женат на той, кого общество считает безумной.

Хуже того, она об этом даже не знает.

И я постараюсь, чтобы так и оставалось.