Глава 26

Ава

— Ты выглядишь по-другому.

Я поднимаю взгляд от своего телефона, проверяя его, наверное, в миллионный раз. И нет, я совершенно не одержима или что-то подобное.

Мои глаза встречаются с мамиными, и она мягко улыбается, передавая мне миску с попкорном. С соленой карамелью — мой любимый.

Мы всегда устраивали девичники — только я, она и Ари. Часто к ним присоединяется бабушка, когда не занята тем, что ездит по миру с дедушкой в их различных гуманитарных начинаниях.

В такие вечера мы смотрим самые пошлые фильмы про девчонок или мой любимый фильм «Дневник Бриджит Джонс», сплетничая обо всем и ни о чем.

Это часто случается, когда папу задерживают на поздних встречах или мероприятиях компании. Как, например, сегодня. Иначе он не потерпел бы разлуки со своими «девочками», как он любит нас называть.

В этот раз мы поставили японскую драму по просьбе Ари. А под просьбой я подразумеваю, что она, как всегда, навязала свое мнение, и теперь нам приходится читать субтитры, потому что она отказывается смотреть фильм с английским дубляжом.

— Или ты можешь, например, выучить язык. Это позор, что большинство британцев говорят только на своем родном языке, когда на свете столько прекрасных языков, — сказала она, когда я попыталась убедить ее выбрать что-то другое.

— Я говорю на латыни и французском, большое спасибо, — сообщила я ей.

— Один из этих язык абсолютно бесполезен, а второй тоже практически бесполезен. С другой стороны, я говорю на испанском, японском, мандаринском и сейчас изучаю арабский. Ничего не хочу слушать, крестьянка, — она помахала рукой перед моим лицом.

Мама села между нами прежде, чем я успела пнуть свою сестру, и теперь мы застряли на этой японской триллерной драме, которая, в общем-то, довольно интересная.

Но Ари никогда об этом не узнает, иначе без конца будет мне об этом напоминать. Она обожает злорадствовать, и ей не хватает соревновательного духа во всем.

Она пытается украсть мою миску с попкорном, хотя на журнальном столике стоит еще одна. Мне удается отпихнуть ее, но не раньше, чем она схватит горсть, а остальное рассыплется по маме и кожаному дивану.

Илай посмотрел бы на меня со снобистским выражением лица, если бы я оставила хоть крошку на его драгоценной мебели. Однако теперь мы втроем просто смеемся, когда мы с Ари продолжаем драться за ведерко с липкой сахарной ватой.

Одна только мысль о муже, очевидно, затуманила мои чувства, потому что Ари вырывает ведерко из моей руки и вздергивает на меня брови.

Я корчу гримасу и набиваю полный рот попкорна. Прошло три недели с тех пор, как Илай разбил мой мир на кусочки, набрал мне ванну, а затем дал понять, что не хочет иметь со мной ничего эмоционального.

С тех пор процесс причинения боли и утешения продолжается. Он трахает меня до беспамятства, но не позволяет мне смотреть на него.

Он доводит меня до края в любой позе, лишь бы я не стояла к нему лицом. На столе, на четвереньках, боком сзади, облокотившись на край ванны. Однажды он застал меня за книгой и трахнул, стоя у полок.

Это было горячее, чем в моих книгах, просто, к слову.

После этого он набирает мне ванну. Всегда. Без моей просьбы. Но не присоединяется ко мне.

Он водит меня на спектакли и ужины — в основном потому, что я его заставляю. Он присоединяется ко мне, когда я иду в кинотеатр, хотя его нисколько не волнует мой вкус к фильмам. Он сопровождает меня на мероприятиях. Он приносит мне цветы на все мои выступления, которые стали столь частыми в последнее время.

Но он никогда не опускает свои стены.

Неважно, насколько глубоки и грубы его прикосновения, разум Илая все равно остается недосягаемым, как далекая галактика, которая физически недостижима.

Единственный раз, когда я чувствую, что он теряет контроль, — это когда его член вонзается в меня и сводит с ума. Но даже тогда он силен и абсолютно владеет своей решимостью. Иногда, когда я умоляю посмотреть на его лицо, мне кажется, что он вот-вот повернет меня, но он никогда этого не делает.

Я ненавижу себя за то, что не могу быть такой же холодной, как он.

Но больше всего меня бесит то, что я жажду его прикосновений, что он знает все нужные кнопки, на которые нужно нажать, чтобы я возвращалась снова и снова.

И все же каждый раз, когда он прижимает меня спиной к себе, чтобы не видеть моего лица, и каждый раз, когда он не делит со мной постель, я чувствую, как часть меня рвется по швам и отпадает с унылой окончательностью осеннего листа.

Последние несколько недель мы регулярно занимались сексом, и под регулярностью я подразумеваю каждый день. Иногда по два-три раза в день.

Но я ни разу не видела его голым. Ни разу.

Единственный раз, когда он разделся, был после того первого раза, когда мы занимались сексом, и я не могла открыть глаза, чтобы увидеть его.

Прошло три недели постоянных умопомрачительных оргазмов, которые он старается, чтобы я получала раньше его, но я не чувствую себя ближе к нему, чем раньше. По крайней мере, не на более глубоком уровне, как мне хотелось бы.

Да, наши отношения стали лучше, чем когда я очнулась в больнице. Он более сговорчив, если я «разумна», и находит время, когда я прошу.

Но этого все равно… недостаточно.

И, похоже, я прихожу к ужасному, отвратительному осознанию того, что это самое близкое, что он когда-либо позволит мне получить.

Достаточно близкое, чтобы владеть, но не любить.

Достаточно близкое, чтобы есть то, что я готовлю, но не настолько, чтобы пустить меня за свои стены.

Достаточно близкое, чтобы быть в браке с привилегиями, но недостаточно, чтобы быть в настоящем браке.

— Ава?

Я поднимаю голову на мамин голос.

— Да?

— Ты выглядела немного потерянной в своих мыслях. Все в порядке?

Диалог на японском на мгновение заполняет комнату, прежде чем Ари пихает мне на колени ведерко с сахарной ватой.

— Можешь забрать. Я больше не хочу.

Я мягко улыбаюсь сестре. Она всегда отдавала мне свои вещи — любимые аниме-фигурки, игрушечные гоночные машинки и пушистые брелки — в надежде, что это поможет мне избавиться от угрюмости.

Эта привычка у нее с самого детства, и, хотя она уже достаточно взрослая, чтобы понять, что эта тактика на самом деле не работает, она все еще продолжает ее применять.

— Это потому, что я сказала, что ты выглядишь по-другому? — спрашивает мама. — Это просто ощущение, а не что-то физическое.

— Определенно физическое. Ты вся светишься, сестренка. Держу пари, ты получаешь достаточно члена, чтобы использовать его как средство для лица.

— Ари! — ругается мама. — Не будь такой грубой.

Мне становится жарко.

— ОМГ, мама, смотри, она покраснела! — моя сестра подпрыгивает, сидя. — Ну вот! Я права! А теперь скажи мне, его энергия члена соответствует его земной надменности?

— Я не стану отвечать на этот вопрос, — говорю я, прочищая горло.

— Значит, соответствует! Я так и знала. Такие мужчины, как он и Реми, — олицетворение высшей сексуальной энергии. По моей теории, это заложено в генах.

Я сузила глаза.

— Я все еще не забыла о том случае с этим ублюдком Реми.

— Каком случае с Реми? — спрашивает мама, приподняв бровь.

— Эй, не надо так плохо отзываться о моем повелителе и спасителе, — она дразняще шлепает меня, пока мама не видит. — И, дорогая мама, ты знаешь, что я выйду замуж за Реми. Я говорила тебе об этом, когда мне было лет одиннадцать, так что не прикидывайся, что не помнишь.

Мама нахмуривает брови.

— Я думала, мы уже говорили об этом? Он не заинтересован в тебе, а мы не впадаем в отчаяние.

— Он вполне заинтересован, — она подмигивает мне, и я закатываю глаза, когда она переплетает свою руку с маминой. — Пожалуйста, помоги мне умаслить папу.

— Ты же знаешь, он до сих пор не смирился с Илаем. Если ты сойдешься с Реми, у него точно случится удар.

— Я изучаю способы смягчить этот удар. Но об этом позже, — она пристально смотрит на меня. — Ты не уйдешь от вопроса, дорогуша. Если это не из-за энергии члена Илая, то что он сделал? Должна ли я навалять ему ради тебя?

Я смеюсь. Не могу удержаться, когда она говорит так серьезно.

— Ты теперь гангстер?

— Я много чего опасного делаю при подходящих обстоятельствах.

— И ты сможешь его убрать?

— С помощью папы, Реми, Лэна, парня Сеси и страшного жениха Брэна, который сделает все, что он скажет, абсолютно точно. Какой Илай Кинг? Он даже не заметит, как мы придем за ним, пока я буду петь «Не бойся жнеца».

Я качаю головой, чувствуя себя немного легче.

— Ничего подобного.

— Ты уверена? Потому что я точно могу создать групповой чат.

— Ты создашь любой групповой чат, только чтобы включить в него Реми.

— Верно, но, вроде как, это тоже благородное дело.

— Ты такая опасная, — мама обнимает ее и целует в макушку.

— Я твоя и папина дочка. Спасибо вам большое.

Мама смеется с видимой гордостью.

Иногда я думаю, были бы они с папой счастливее, если бы у них была только Ари. Она опасная маленькая чертовка, но психически нормальная.

Она не страдает от сонного паралича, кошмаров и несметного ящика Пандоры психозов.

Сомневаюсь, что она будет бояться делить постель с кем-то еще, потому что он может увидеть в ней монстра, которого следует избегать.

Мама смотрит на меня с особенным для меня выражением лица. Мягким, любящим и осторожным. Она всегда кажется нерешительной и очень осторожной, когда говорит со мной.

Я понимаю. Она ищет признаки. С тех пор как меня нашли гуляющей на крыше, а я упала и сломала руку, мои родители очень настороженно относятся к любым малейшим изменениям.

Сеси тоже так делала в университете. Мои родители согласились дать мне пространство, только если я буду жить с ней в одной квартире. И хотя она стала менее придирчивой версией их, она все равно не менее обеспокоена.

Именно поэтому я предпочитаю жить с Илаем. Он, может, и отстраненный, но, по крайней мере, не заставляет меня чувствовать себя на грани, когда я рядом с ним.

И уж точно он не смотрит на меня так, будто я тикающая бомба, которая вот-вот взорвется.

Иногда атмосфера становится настолько комфортной, что я забываю о том, что у меня хронический психоз, который может проявиться в самых худших сценариях.

Во время наших обычных визитов к доктору Блейн он не спрашивает о таблетках и никогда не поднимает тему разговоров, которые мы ведем в ее кабинете. Это стало настолько привычным, что я почти верю, что я нормальная.

Почти.

Мама скользит рукой по моему плечу и прижимает меня ближе к себе.

— Если ты хочешь мне что-то рассказать, я вся во внимании, милая.

— Нет ничего такого, о чем я не могла бы позаботиться. Не волнуйся.

— Илай не дает тебе покоя?

— Это я. Я издеваюсь над ним, как будто это олимпийский вид спорта.

— И как он на это реагирует?

— В основном молчит. Иногда он хмурится или щиплет себя за переносицу, — я останавливаюсь, прежде чем сказать, что он наказывает меня с моей поднятой задницей.

Я не думала, что мне нравятся шлепки во время секса, пока мой загадочный муж не приучил меня быть мокрой, только услышав слова: «Веди себя хорошо», «Не ошибись, если я увижу, что ты улыбаешься другим мужчинам, я отшлепаю тебя по попке, красавица». Или «Ты просто умоляешь, чтобы тебя наказали, миссис Кинг».

— Стерва, умоляю, — говорит Ари. — Он не может получить Богиню без драмы. Он должен быть благодарен, если хочешь знать мое мнение. А если нет, мы можем воплотить в жизнь мой славный план убийства.

— Перестань угрожать своему шурину убийством, — говорит мама, даже улыбаясь.

— Только если он будет хорошо относиться к моей сестре. Иначе я его не пощажу.

— Неужели? — я скрещиваю руки. — Слышала, что он постоянно снабжает тебя информацией о Реми.

Не считая этого, — она повторяет мою позу с лукавой улыбкой. — Он все еще мой шурин и семья. Компромиссы, Ава. Слышала о таком? Говорят, они полезны для брака. Правда, мама?

Она смеется, но кивает мне.

— Это точно. Не бывает гармоничного брака без компромиссов.

— А что, если я иду на компромисс в том, в чем не хочу идти на компромисс? — спрашиваю я низким голосом.

— Вы пытались это обсуждать?

— Илай не из тех, кто общается. Он хуже армейского генерала, который ждет, что все его приказы будут выполнены.

— А они всегда выполняются?

— Нет, черт возьми. Я бросаю ему вызов ради забавы, примерно в восьмидесяти процентах случаев.

— А он отвечает?

Я делаю паузу, вспоминая все те случаи, когда он просто сужает глаза, качает головой и уходит.

— Не совсем.

— Значит, с его стороны есть компромисс. Если ты его не видишь, это не значит, что его нет.

— Но он бесит меня этим, мама.

— И все равно ты прошла через ад и обратно, чтобы выйти за него замуж.

Я перекатываю нижнюю губу между зубами, встречаясь с Ари взглядом, и она качает головой. Она не хочет, чтобы я вспоминала о том, что моя настойчивость выйти замуж за Илая принесла неприятности нашим родителям. Я извинилась, когда узнала об этом, но мама сказала, что извиняться не за что, а папа промолчал.

— Честно говоря, я не понимала, почему ты так настаивала на этом тогда.

— Тогда почему ты помогла мне, мама?

Она нежно погладила меня по щеке.

— Взгляд твоих глаз сказал мне все, что не могли сказать твои слова. Кроме того, со временем я поняла, как это работает между вами.

Работает? Как?

Я хочу спросить, так как сама этого не вижу, но меньше всего мне хочется еще больше волновать родителей. Я и так худшее, что случилось в их жизни, так что нет необходимости делать все еще хуже.

— Это не работает, — глубокий, знакомый голос доносится до нас раньше, чем папа встает перед нами с пиджаком в руках. — Хватит внушать ей веру в этот бесполезный брак.

— Папа! — Ари обхватывает его в объятиях коалы.

Я отталкиваю ее, чтобы обнять его дольше, чем нужно, а потом мы с сестрой спорим, кто обнимет его сильнее, как в детстве. Тогда папа притягивает нас обеих к себе и целует в макушки.

— Ты здесь, чтобы объявить о своем назревшем разводе, принцесса? — спрашивает он с нескрываемой надеждой.

— Коул! — ругает его мама.

— Что? Мы все знаем, что она должна бросить этого болвана и вернуться к нам на всю жизнь. Разве не так?

Я улыбаюсь.

— Я уже взрослая, папа. Я не могу жить с вами всю жизнь.

— Конечно, можешь. Это вполне приемлемо в других культурах, и мы должны сделать это нормальным и здесь. Мы можем начать с нашей семьи. Посмотри на Ари, она уже поклялась мне в верности на всю жизнь.

— Правда? — я наклоняю голову, чтобы посмотреть на нее.

— Заткнись, — говорит она мне, а потом ухмыляется нашему отцу. — Папина дочка на всю жизнь. Ты никогда от меня не избавишься.

— Это то, что мне нравится слышать.

— Ты полна дерьма, — говорю я.

— Ава ревнует, бе-бе-бе, — она цепляется за папу, пока мама не оттаскивает ее, вероятно, чтобы не дать ей гримасничать.

— Ты похудела? — папа внимательно осматривает меня, вертя головой из стороны в сторону. — Я знал, что этот урод не кормит тебя как следует. Давай подадим на него в суд за пренебрежение и получим документы о разводе, пока у нас есть такая возможность.

— Коул… — предупреждает мама.

— Может, он еще и в тюрьму сядет? — он озорно улыбается. — Это была бы идеальная месть за то, что он отнял у меня мою принцессу. Ужасное выражение лица Эйдена тоже будет того стоить.

— Я прекрасно питаюсь, папа. Он регулярно водит меня на ужин и старается выбирать рестораны, где подают мои любимые блюда.

— Слышишь? — спрашивает мама с теплой улыбкой. — Может, хватит быть невыносимым для нашего зятя?

— У меня нет зятя и никогда не будет, — он сужает глаза. — Это он велел тебе так говорить? Тебе не нужно лгать мне, принцесса. Я заставлю его заплатить.

— Я не лгу, папа, — я целую его в щеку. — На самом деле, я обещала присоединиться к нему сегодня за ужином, так что мне нужно идти.

— А как же я? Ты не поужинаешь со мной?

— С тобой будут мама и Ари.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но мама встает и переплетает свою руку с его.

— Иди, милая. Я позабочусь о твоем отце.

— Люблю вас, — я обнимаю их всех вместе, а затем чмокаю Ари в щеку, прежде чем направиться к двери.

Позади себя я слышу, как папа говорит:

— Что за ресторан? Может, мы присоединимся.

— И начнем мировую войну? — спрашивает мама.

— Я буду вести себя хорошо.

— Ты говорил это и в прошлый раз, когда запер Илая в доме.

— Это было не нарочно, Бабочка. Я искренне принял его за таракана. Не моя вина, что он больше похож на паразита, чем на человека.

Я улыбаюсь, поворачиваюсь и машу им рукой.

— Принцесса, расскажи мне. Я обещаю не бить его, — он делает паузу. — Больше трех раз.

Мое лицо болит от всех этих улыбок.

Ну что ж, пора встретиться с моим заклятым врагом.

Загрузка...