Бог Войны

Глава 1

Ава

Дурманящая смесь спиртного, наркотика, и чувство эйфории течет сквозь меня, пока я раскачиваюсь под громкую музыку.

Здесь я в порядке.

Влившись в среду потерявших родство духов и пустых оболочек, я не чувствую себя чужой.

Никакого давления. Никакого потерянного потенциала.

Никаких тревожных образов.

Ничего.

Так, как я люблю.

Я подношу двойную порцию текилы ко рту и отпиваю половину. Горький привкус остается на языке, оставляя во рту тягучее послевкусие. Но он также вызывает чувство возбуждения и безрассудной несдержанности. Жжение проносится по горлу и неуютно оседает поверх той не слишком приятной дозы транквилизаторов², которой я накачала свой желудок.

Мое решение проблемы? Найти еще больше алкоголя, наркотиков и всего, что попадется под руку.

Хоть что-нибудь. Что угодно, лишь бы ослабить давление последних образов, заполонивших мою голову.

Размытые лица с размытыми голосами в размытых клубах.

Последнее, что мне нужно, — это напоминание о моем душевном состоянии или о том, во что я недавно вляпалась.

Поэтому я предпочитаю забыть обо всем и притворяться, что все отлично.

Нормально.

Мои друзья выбрали для этого случая этот набирающий популярность клуб в Северном Лондоне. Кирпичные стены в стиле гранж сияют красивой смесью разных оттенков синего.

Фиолетовые лазерные лучи освещают толпу людей, заполняющих огромный зал внизу. Наверху у нас забронирована VIP-комната, но всегда весело спуститься вниз и пуститься во все тяжкие.

Чем сильнее, тем лучше.

Я только что поднесла полупустую рюмку текилы к губам, когда тонкая рука с молочно-персиковыми ногтями выхватывает стакан и ставит его вне моей досягаемости. Я уже собиралась произнести какое-нибудь ругательство, когда мои глаза встретились с ее спокойными зелеными глазами. На меня мгновенно обрушивается толика осуждения и огромное количество безусловной любви.

— Сеси! — кричу я сквозь музыку, и мой голос звучит на удивление трезво. — Что ты здесь делаешь?

На ней красивое пастельно-оранжевое платье на бретельках. Ее серебристые волосы собраны в изящный хвост, а лицо сияет как никогда.

Я не упускаю тот факт, что теперь она чувствует себя комфортно в платьях, хотя раньше всегда носила джинсы и футболки.

Или то, что она нанесла легкий макияж. Она хочет выглядеть красиво. Она начала любить себя.

И, к моему стыду, это не из-за того, что я что-то сделала или хотя бы поспособствовала этому. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что что-то не так. Я могла бы обвинить свое состояние, но это не оправдание. Не тогда, когда она была рядом со мной всю нашу жизнь.

— Ты достаточно выпила, Ава.

— О чем ты? Я еще даже не начала, — я тянусь за рюмкой, но она держит ее за спиной.

— Даже не думай об этом, — она хватает меня за локоть и начинает вытаскивать из середины толпы, в которой я так счастливо устроилась. Они все разражаются вопросами.

Ава, ты возвращаешься?

Ты поедешь с нами на Ибицу, Ава?

У меня для тебя свежие сплетни, Ава.

Ава, Ава, Ава…

Мне нравится внимание, голодные взгляды, непреодолимая потребность удовлетворить любую мою прихоть, любую нужду, любое требование.

Я осыпаю их поцелуями и подмигиваю нескольким парням, чьи имена я едва помню.

Это все часть моего защитного механизма. Мое обаяние, моя внешность, моя популярность.

Я такая, какой они хотят меня видеть. Флиртующей. Социальной бабочкой. Бесполезным вундеркиндом.

Кем угодно. Всем.

До тех пор, пока у меня есть их внимание, мне все равно.

Внимание сдерживает пустоту.

Более того, шумные комплименты и не очень невинные прикосновения отгоняют мрачные мысли.

Пусть даже на время.

Моя лучшая подруга Сесили ставит рюмку с текилой на стол и продолжает пробиваться сквозь толпу со мной за спиной.

Я дергаю ее за руку, останавливаю и обхватываю руками за шею, покачиваясь под громкую клубную музыку.

— Пойдем, давай потанцуем!

— Я не любитель, Ава.

— Пожалуйста, Сеси. Ради меня? — я хлопаю ресницами и кружу ее вокруг себя.

Она вздыхает и медленно двигается, абсолютно не соответствуя моей энергии. Я покачиваю бедрами, и розовые пайетки моего платья мерцают в свете прожекторов. Моя юбка настолько короткая, что люди, стоящие позади меня, наверняка отлично видят мою задницу.

Некоторые парни улюлюкают, и я осыпаю их воздушными поцелуями, откидывая голову назад от смеха и впадая в опьянение. Безумие.

Небытие.

Несколько парней окружают нас, и Сесили напрягается, ее руки обхватывают мою талию в защитном жесте.

Раньше я легко относилась к этим незаметным переменам, но теперь нет. На этот раз я сама отталкиваю с дороги копошащихся пчел, а затем тащу подругу через коридор, ведущий к туалетам.

Темные стены украшены неоновыми вывесками Лондона в стиле гранж, а красное освещение отбрасывает теплый свет на тусклое помещение.

Хаос остается позади нас, музыка стихает, и Сесили, прислонившись к стене, выдыхает.

— Готова ехать домой? — спрашивает она медленно, почти с надеждой.

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, — я щипаю ее за щеку. — Иди. Я знаю, что тебе не нравятся здесь находиться.

— Я ни за что на свете не оставлю тебя здесь одну, когда ты наполовину пьяна, Ава. Этот клуб находится в глуши, и от него веет мерзостью. Не знаю, зачем ты сюда приехала.

— Что-то новое по сравнению со всеми этими клубами в стиле Сохо. Я за приключения.

— Ты уверена, что речь не идет о твоем последнем участии в международном конкурсе виолончелистов?

Фантомная боль сжимает мою грудь, но я выдавливаю свою лучшую улыбку.

— Нет. Может, я не создана для классической музыки и мне стоит стать диджеем. Это в любом случае гораздо веселее.

— Ава… — ее прерывает группа пьяных девушек, хихикающих и раскачивающихся между нами в очереди в туалет.

Сесили берет мою руку в свою.

— Хочешь купить немного вредной еды и пересмотреть «Дневник Бриджит Джонс»?

— Разве у тебя нет парня, с которым тебе нужно, ну не знаю, улететь в Нью-Йорк?

Может, я и отреагировала слишком остро, но знаю, что не имею на это права. Я всегда считала Сесили своим двойником. Своей родственной душой. Своей сестрой. Единственным человеком, который всегда был на моей стороне.

Но это было до того, как я поняла, насколько зависима от нее. Сколько неудобств я ей доставляю. Она заботилась обо всех моих глупых пьяных приключениях. Оберегала меня и мой рассудок, вытирала мне лоб, когда я болела, а потом укладывала спать. Она выслушивала мои глупости и безропотно позволяла мне вторгаться в ее пространство.

После того как она нашла любовь всей своей жизни, и он ткнул меня в то, что я забираю всю ее доброту и ничего не даю взамен, я возненавидела его.

Мне казалась логичной эта ненависть. Он забрал мою лучшую подругу, а никто ее не заслуживает. Но нет, на самом деле я терпеть не могла Джереми, потому что он сказал мне правду, которую я все это время отказывалась признавать.

Он был прав. Я слишком полагалась на Сесили. Слишком навязывалась. Вела себя как ребенок. Честно говоря, я была беспорядком эпических масштабов. Но Сесили не должна нести за меня ответственность.

Именно поэтому я промолчала, когда она сказала, что переезжает с парнем в Штаты, даже если это убивало меня изнутри.

Только сейчас я оступилась. И виной тому алкоголь.

Я прикусываю нижнюю губу зубами так сильно, что удивляюсь, как из нее не вытекает кровь.

— Значит, тебе все-таки это не нравится? — она внимательно наблюдает за мной. — Я так и знала. Я была удивлена, что ты не закатила истерику.

— Я просто шучу, — вру я сквозь зубы. — У тебя своя жизнь, Сеси.

— Я могу остаться еще на несколько недель.

— Нет. Не останавливай свою жизнь из-за меня.

— Ты не обуза, — она сжимает мои плечи. — Я беспокоюсь о тебе. Очень, очень сильно беспокоюсь. Ты так много пьешь, что это превращается в зависимость. Ты не регулярно принимаешь лекарства и все чаще впадаешь в это разрушительное настроение.

— Это называется веселье.

— Принимать странные таблетки от незнакомцев — это не веселье. Это самоубийство.

— Они не незнакомцы. Они — мои друзья.

— Не очень хорошие, — она вздыхает. — Я не единственная, кто беспокоится, Ава. Твои мама и папа тоже. Это правда, что ты не разговаривала с ними с тех пор, как покинула конкурсный зал?

— Я написала им сообщение, — мой голос срывается, и я сглатываю, а затем глубоко выдыхаю, чтобы снять напряжение.

— И ты считаешь, что этого достаточно?

— Пока что, — я не могу поверить, что смогу поговорить с папой и мамой и не сломаться. У меня случилось три приступа паники за три дня. Я знаю, что накручиваю себя, и еще один серьезный срыв рождается на глазах, но никто не должен об этом знать.

И уж тем более Сеси, которая наконец-то обрела свое заслуженное счастье. Если она поймет, в чем дело, то не поедет в Штаты, а я больше не могу стоять у нее на пути.

— Я буду вовремя принимать лекарства и меньше пить. Обещаю, — я прислоняю голову к ее плечу, чтобы она не видела откровенной лжи в моих глазах. — Но только если ты будешь общаться со мной по ФейсТайму каждый день не менее трех часов.

— Обещаешь?

— Обещаю, — я неохотно отталкиваюсь и вздергиваю подбородок в противоположном направлении. — А теперь иди к своему мужчине и очаруй его, пока он не убил парней, которые окружили нас на танцполе.

Ее глаза загораются, а затем все ее тело поворачивается к высокому, широкому парню с рукавом татуировок. С характером, полностью противоположным ее. И, на секундочку, он настоящий принц русской мафии в Нью-Йорке.

Джереми держится на расстоянии, но он с самого начала следовал за нами по пятам. Везде. Я уверена, что единственная причина, по которой он не приклеился к Сесили, — это то, что она попросила дать ей побыть со мной наедине.

Хотя он стоит в другом конце помещения, все его внимание приковано к ней. Его темные глаза встречаются с ее, и в эту долю секунды я вижу не страшного ублюдка с репутацией, от которой люди бегут. Я вижу человека, который любит мою подругу так же неистово, как и она его. Человека, который сравняет мир с землей, лишь бы защитить ее.

— Хочешь, мы тебя подвезем? — спрашивает она, с явным усилием отрывая от него взгляд.

— Я на машине.

— Но ты пьяна.

— Я выпила только полрюмки, и ты выхватила ее, прежде чем я успела допить вторую половину. Я совершенно трезва.

— Нет, не трезва.

— Я вызову такси.

— Это не совсем безопасно.

— Я попрошу папиного шофера заехать за мной. Это достаточно безопасно?

— Думаю, да. Но я бы предпочла, чтобы мы отвезли тебя домой.

— Со мной все будет в порядке.

— Ты уверена?

— Просто уходи, пока Джереми не возненавидел меня еще больше за то, что я посмела отнять твое время.

— С каких пор тебя волнует, что он о тебе думает?

— Меня это не волнует. Я забочусь о тебе, а ты любишь этого придурка, так что мне приходится с ним мириться.

Она быстро обнимает меня.

— Люблю тебя. Давай завтра посмотрим «Дневник Бриджит Джонс», договорились?

— Договорились.

— Напиши мне, когда вернешься домой.

— Да, мам, — я отдаю знак чести.

Она едва заметно качает головой, прежде чем зашагать в сторону Джереми. Сесили бросает на меня последний взгляд, ее брови хмурятся, и я вижу, что она раздумывает, оставить ли меня или заставить уйти домой пораньше, как бабушка.

Я фальшиво улыбаюсь и посылаю ей воздушный поцелуй. Прежде чем она успевает передумать, перед ней, словно гора, возникает Джереми. Его рука скользит к ее пояснице с едва уловимым чувством собственничества, и он впивается в ее губы быстрым, но страстным поцелуем, который заставляет ее забыть обо мне.

Правда, лишь на мгновение, потому что она продолжает смотреть на меня, пока он тащит ее из клуба, отгоняя нежелательное внимание.

Она заслуживает всего этого и даже больше. Если кому-то в мире и причитается счастье и мужчина, который начинает светится, когда она рядом, так это Сесили.

Я немного завидую тому, что у нее есть, но, опять же, чтобы получить что-то подобное, кто-то должен быть таким же бескорыстным и чистым сердцем, как она.

Может быть, невинным.

Менее психически неустойчивым.

Более… нормальным.

Так что мне бессмысленно даже надеяться на то, что есть у нее и что есть у всех моих друзей.

Я выхватываю стакан из рук проходящего мимо мужчины, залпом выпиваю его и едва не кашляю.

Виски. Ужас.

Но у меня есть манеры. Поэтому я целую свой палец и подношу к его рту в знак благодарности, возвращаясь на танцпол.

Еще один час.

Я не готова встретиться с пустотой, которая наступит после этого.

Если я буду достаточно пьяна, то смогу немного забыться.

Сбежать.

Пожить.

В мгновение ока меня окружает группа людей. Некоторые из них — друзья или однокурсники из академии искусств. Другие — незнакомцы.

Чем больше, тем веселее, как по мне.

Мы приехали на каникулы из университета, и это наш последний год. Сеси уже выпустилась, и без нее в Королевском элитном университете совсем не весело. Если бы я не боялась снова жить в доме родителей и позволить им увидеть меня во всех красках, я бы перевелась в Лондонский университет.

Но, хах.

К счастью для меня, я пришла сюда не для того, чтобы думать.

Я запускаю пальцы в свои длинные светлые волосы, приподнимая пряди и обнажая голую спину, которая чувственно покачивается в такт музыке.

Теплые руки опускаются к обнаженной коже на моих боках, и я игриво отталкиваю их.

— Ты можешь смотреть, но не трогать, Олли, — воркую я в такт музыке.

Не уверена, что он услышал, да и вряд ли ему есть до этого дело, потому что он продолжает пялиться на мое виднеющейся декольте, откровенно трахая глазами мои длинные ноги, голые плечи и все, куда только может дотянуться его жадный взгляд.

Идеальное платье, по моему скромному мнению.

Завязанная на моей шее веревочка удерживает его на месте вместе с крошечной мини-юбкой. Змееподобные ремешки вьются от шпилек и обнимают мои ноги в потрясающем розовом блеске.

— Ты в долгу передо мной, милая, — говорит Оливер, танцуя в такт со мной, повторяя каждое мое движение, каждый взмах ресниц.

— О? — я играю в скромнягу. — Сколько я тебе должна?

— Я дорого стою.

— Не дороже, чем мой трастовый фонд, Олли, — я поглаживаю пальцами его подбородок, проводя по коже хромово-розовыми ногтями, пока его ноздри раздуваются. — Кроме того, мы оба знаем, что ты не думаешь о деньгах как о валюте.

— И я прав?

— Возможно?

Оливер классически красив — квадратное лицо, светло-лазурные глаза и песочно-русые волосы. Почти уверена, что пару ночей назад, когда он меня подвозил, я к нему приставала.

Он был недоволен тем, что я оставила его неудовлетворенным, но он постоянно возвращается ко мне, так что, возможно, если я буду в настроении, я зайду дальше.

Олли стонет, когда я двигаю бедрами.

— Ты убиваешь меня, Ава.

— Я знаю, — я смеюсь, и звук съедается громкой музыкой, прежде чем затихает на полуслове.

Пристальный взгляд.

Нет, испепеляющий взгляд.

Холодные, расчетливые и совершенно разрушительные глаза берут меня в заложники.

Как миллион раз до этого.

И, как и во все те разы, моя тревога ничуть не уменьшилась. Если уж на то пошло, мое осознание стало гораздо более дерзким. Удушающим.

Невозможно понять, откуда он за мной наблюдает, пока он сам не выдаст себя. Однако независимо от того, вижу я его или нет, я прекрасно осознаю его присутствие.

Как паразит. Или, если точнее, высокотехнологичная камера слежения, в центре внимания которой нахожусь только я.

По спине стекают струйки пота, а кожа нагревается на несколько градусов.

Инстинктивно я убираю руку с лица Олли, и мои движения замедляются, когда я обыскиваю углы клуба. Именно там он всегда таится, как тень, повелитель и хозяин тьмы.

Чертов призрак.

Я вижу его. И лучше бы не видела.

Илай Кинг стоит у барной стойки, бесстрастно откинувшись на спинку стула, одной рукой потягивая напиток, а другую засунув в отглаженные черные брюки. Он всегда носит что-то черное. Как готический герцог в далеком замке. На ступень выше Дракулы и любимого наставника Сатаны. Этот цвет сочетается с резкой линией его челюсти, высокими скулами и мерзким характером.

Чистая белая рубашка подчеркивает его широкие плечи и худощавое, мускулистое тело. Манжеты слегка закатаны, обнажая часы Patek Philippe, настолько дорогие, что за них можно купить любого в этом клубе. Я знаю это, потому что сама купила ему эти часы. И поссорилась с отцом из-за того, что потратила столько денег. Семь лет назад я умоляла бабушку отвезти меня в Швейцарию, мы встретились с часовым мастером, и мне пришлось несколько недель уговаривать его, прежде чем он согласился сделать эти часы специальной серии.

Хотя Илай и не знает об этом. Я попросила тетю Эльзу подарить ему эти часы и заставила ее поклясться никогда не говорить ему, что они от меня. Так что он думает, что это подарок мамы на его двадцатый День Рождения, и, наверное, поэтому всегда их носит.

Несмотря на тени, хаос, шум и бесконечное количество людей, разделяющих нас, я вижу его четко. Слишком четко. Как будто мир прозрачен, а он — единственное осязаемое существо в нем.

Илай Кинг был моим проклятием с тех пор, как я поняла, что означает это слово.

Моим заклятым врагом.

Единственным мужчиной, который не поддается моим чарам.

Если уж на то пошло, он игнорирует их с холодным безразличием. Как сейчас.

Его глаза излучают бездонную тьму, а их бурный серый цвет никогда не бушует и не бунтует. Никогда не отступает от того холода, с которым я столкнулась в тот день, когда он разбил мое сердце на куски и растоптал его.

— Развернись и убери свое отвратительное присутствие из поля моего зрения, а я сделаю вид, что не слышал твоих постыдных признаний.

Его слова до сих пор причиняют боль, несмотря на прошедшие годы. Тот, кто сказал, что время все лечит, явно никогда не встречался с Илаем Кингом.

Он хуже, чем зараженная рана, которая отказывается заживать, и более жесток, чем бесконечная война.

С другой стороны, тот ужасный промах в суждениях с моей стороны перевернул мои чувства к нему с ног на голову. Раньше я была слепа, а теперь просто ненавижу его.

Я хочу позлить его.

Вырвать из него любые чувства, лишь бы испортить ему день и разрушить его тщательно выстроенную жизнь.

Он смотрит на меня, а я непоколебимо смотрю в ответ, даже если меня обожжет этот ледяной взгляд, если меня разорвет на куски, я никогда не отступлю перед этим уродом.

Чувствуя себя сегодня особенно самоубийственно, благодаря своим впечатляющим неудачам и, возможно, коктейлю из напитков, я хватаю руки Олли и снова кладу их на свои голые бока.

Моя кожа не загорается. Меня не прошибает пот, и я не испытываю сокрушительных ощущений таинственного эротизма.

Но этого вполне достаточно.

Мои руки обвивают шею Олли, и я танцую в медленном ритме, вызывающе покачивая бедрами, выпячивая грудь. Музыка пульсирует в моем теле, басы отдаются в груди и заставляют мое сердце биться в симфонии хаоса и бунтарства.

Ощущение глаз Илая — это ядовитый эликсир, кипящий и бурлящий внутри меня, коктейль, который обещает временный побег от реальности и ложное чувство блаженства.

Олли повторяет мои движения, прикасаясь, лаская и полностью погружаясь в него, но мое внимание не обращено на него. Я не разрываю зрительного контакта с дилеммой, которая прислонилась к барной стойке, глаза по-прежнему отрешенные и совершенно не заинтересованные моим шоу.

Поэтому я запускаю пальцы в свои волосы, оттягиваю их и прикусываю нижнюю губу, глядя в его черную душу.

— Пошел ты, — говорю я.

Тогда, и только тогда, он проявляет реакцию. Уголок его губ искривляется в самой забавной, садистской улыбке, прежде чем он делает щедрый глоток из своего бокала.

Виски. Односолодовый. Двухлетней выдержки.

Ненавижу, что знаю о нем все эти подробности. Я бы хотела, чтобы меня поразила амнезия, и я бы просто забыла его, его любимый напиток, его гардероб и всю его злобную личность.

Олли подходит ближе, пока не оказывается почти вровень со мной. Его запах, уд и мускус, почти душит меня, но я терплю и провожу указательным пальцем по его щетинистой щеке, заставляя все свое внимание сосредоточиться на нем.

Дать Илаю шоу, на которое он подписался.

Понятия не имею, почему он не оставляет меня в покое, когда я ему явно неинтересна, но будь я проклята, если не буду играть в его игру.

По крайней мере, сегодня.

Большую часть времени я просто избегаю его как чумы. Что? Я не всегда пьяна, а когда дело доходит до Илая, моя смелость или импульсивная глупость во многом зависят от уровня алкоголя и наркотиков в моих венах.

Я поднимаю голову, но мои движения замедляются, когда я обнаруживаю, что его место за барной стойкой пустует. Странное, сокрушительное разочарование сжимается в моей груди, и я ненавижу его всем своим существом.

Сильнее, чем ненавижу этого человека.

Мой телефон, засунутый под лифчик, вибрирует, и я вздрагиваю, а затем отстраняюсь от Олли, чтобы проверить его.

Ариэлла: Позвони мне. Это СРОЧНО!

Сердце замирает, когда я выбегаю с танцпола, не обращая внимания на возражения Олли и остальных, и взлетаю по лестнице в VIP-комнату, которую мы сняли на эту ночь. Я закрываю за собой дверь и шагаю по грязному помещению с красными диванами из искусственной кожи и черными стенами.

Моя младшая сестра отвечает через несколько секунд.

— Ава!

— Что… — я сглатываю. — Что случилось? С мамой и папой все в порядке?

— Они в порядке.

— А бабушка и дедушка?

— Живут своей лучшей жизнью во время последнего круиза по Средиземному морю.

— Хорошо… тогда что за срочность?

— Подумала, что это лучший способ заставить тебя позвонить мне.

Я испускаю долгий, мучительный вздох и прислоняюсь к краю дивана.

— Ари, ты, маленькая дрянь, напугала меня до смерти.

— О, умоляю. Не больше, чем ты напугала нас до смерти во время конкурса, а потом стала призраком.

— Я вас не пугала. Кроме того, это было… ничего.

— Только если «ничего» означает буквально застыть на середине ноты минут на пять, а потом удрать со сцены.

— У меня был… ступор, — чувств. Существования.

Я буквально перестала быть собой в тот момент.

— И ты не могла поговорить с нами об этом?

— Чтобы вы меня пожалели?

— Чтобы мы поддержали тебя, идиотка. Мама и папа беспокоятся о тебе. Я беспокоюсь о тебе.

Я прикусываю уголок губы. Какого черта я умудряюсь быть такой и беспокоить всех близких мне людей своим психическим состоянием?

— Поговорим завтра, когда у меня пройдет похмелье. Можешь передать маме и папе, что у меня сейчас все хорошо и я продолжаю готовиться к следующим соревнованиям?

— Конечно. Сколько мне заплатят за вранье?

— Сучка, умоляю. Ты любишь врать.

— Я больше люблю, когда мне платят, — представляю, как она улыбается, словно маленькая психопатка. — Как насчет того, чтобы сказать мне расписание Реми на неделю, и мы покончим с этим?

— Ари… ты моя младшая сестра, и я люблю тебя, но ты должна понимать намеки, когда мужчина не заинтересован в тебе, и двигаться дальше.

— Это не останавливало тебя, когда ты падала в лужу у ног незаинтересованного Илая.

Я касаюсь своих волос и прочищаю горло.

— И я забыла о нем, а потом и о себе. На самом деле, я ненавижу Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть.

— Так и должно быть, сестренка.

— Может, ты сможешь сделать то же самое?

— Нет. Илай бесчувственный, в нем нет и следа человеческих эмоций. Мой Реми другой. Он любвеобилен, джентльмен и мужчина мечты каждой женщины. Ему просто нужен небольшой толчок, чтобы встретить любовь всей своей жизни. Она же я.

Я улыбаюсь вопреки себе.

— Ты ведь не сдашься, да?

— Только после того, как мое кольцо будет на его пальце.

— Господи. Ты думаешь о браке в восемнадцать лет?

— Я люблю его с одиннадцати. По мне, так это на семь лет позже.

— О, господи.

— Вернемся к теме, ты собираешься сказать мне его расписание, Ава?

— Нет.

— Неужели это стоит того, чтобы лишиться моей поддержки, когда мама и папа будут требовать от тебя реальных ответов? Подумай хорошенько, сестренка.

— Ух, ты маленькая сучка.

— Я взяла пример с моей прекрасной стервы-сестры. Муа-ха-ха.

Я уже собираюсь назвать ее несколькими красочными именами, когда слышу, как за моей спиной открывается дверь.

— Дай мне секунду, Олли…

Мои слова обрываются, когда я поворачиваюсь лицом к двери и мгновенно оказываюсь в глубине этих глаз.

Холодных. Безразличных. Штормовых.

Я тяжело сглатываю, не заботясь о том, слышит ли это моя сестра.

— Я поговорю с тобой позже.

— Только если собираешься сказать мне расписание. Пока.

Она вешает трубку, и от неожиданного щелчка я чуть не подпрыгиваю на месте. Хотя Ари тут ни при чем, все дело в мужчине, чей рост и ширина перекрывают весь дверной проход.

Я выпрямляюсь, отводя плечи назад, но заставить их расслабиться категорически невозможно.

— Чем я обязана такому неудовольствию?

Я горжусь тем, как скучно звучит мой голос. Нужно было много тренироваться, чтобы звучать так же холодно и безразлично, как он.

Илай отталкивается от двери, и, хотя он больше не загораживает мне выход, его присутствие за долю секунды переполняет мои чувства.

Парализует. Запугивает. Удушает.

Я не могу отвести от него взгляд, потому что знаю: стоит сделать всего один неверный шаг, и для меня все будет кончено.

Одно глупое движение — и я лишусь еще одного кусочка своей едва собранной души.

— Вопрос. Скорее, в том, что… — его ровный, глубокий голос касается моей теплой кожи, как хлыст. — …ты сделала, чтобы заслужить это неудовольствие, Ава?