…Небольшая комната была погружена в утренний, зыбкий полумрак. За окном раздавался шум просыпающегося города: шорох шин, звуки шагов, звон колоколов, призывающих к молитве — Аквилита изменилась так внезапно и так не вовремя.
Отсюда надо уходить, причем как можно быстрее. Скорее всего, крышами — иначе заметят пятна на одежде. Он посмотрел в окно — в небе собирались тучи. Наверное, он сможет вызвать дождь, и тогда можно будет уйти открыто. Чуть промокнуть, поймать мотор и вернуться домой. Но сперва надо закончить тут. Он рукой в перчатке закрыл глаза фее. Красивая, невероятная, хрупкая девушка была безнадежно мертва. Снова. Он на миг прикрыл глаза, произнося краткую молитву, и тут на него обрушился крик:
— Ты! Опять! Ты опять!!!
— Тихо, Зо́ла. — он повернулся к ней на корточках, а руки привычно придавали мертвому телу, лежащему на полу, пристойный вид. — Не кричи. Иначе, знаешь, где мы окажемся?
— Мы?! — указательный палец обвиняюще ткнул в него. — Ты! Ты, а не мы… Ты чудовище. Ты заставляешь нас снова и снова проходить через это… Когда ты уже… Когда ты…
Она заплакала, а он больше всего на свете не мог терпеть женских слез. Он их боялся — снова не справился, снова ошибся, снова причинил боль родному существу. Иногда ему казалось, что вся его жизнь — сплошная ошибка. Слезы матери, слезы сестры, слезы Золы… Эти слезы были больнее всего.
— Зола… Прошу. — Он выпрямился и шагнул к девушке, не замечая, как оставляет за собой кровавые следы — один ботинок случайно попал в красный ручеек, убегающий прочь от мертвого тела. — Зола…
— Уйди… Уйди, чудовище, я больше так не могу, ты обещал! Ты обещал, но раз за разом не сдерживаешь обещание. И куда теперь?! Мы бежим, бежим и бежим. Мы уже в Аквилите! Куда бежать дальше? В Тальму? В Вернию?
— Мы никуда не побежим, Зола. Я справлюсь, честно. Я справлюсь…
Она безнадежно кулаками принялась бить его в грудь:
— Ты так уже говорил, ты уже обещал, но всюду кровь… Где бы мы ни были, за нами идет кровь. Она скоро поглотит нас, она скоро настигнет, она не остановится…
Он прижал её к себе:
— Она мертва, моя фея. Она мертва. Она не придет за тобой, моя фея. — Он осторожно принялся гладить её по голове, боясь повредить прическу. — Я никому не позволю причинить тебе боль. Ну же, успокаивайся, любовь моя. Успокаивайся… Надо уходить отсюда. Надо уходить, пока нас не застали тут…
Вик еле сдерживала шаг — неры не бегают. Неры не кричат. Неры сдерживают свои эмоции. Неры не сбегают из собственного дома. Неры не рыдают — вот это главное. Остальное чушь. Она не может себе позволить слезы. Она справится. Она сможет — бывали ситуации и хуже, а она не плакала. Она справится — в тех же катакомбах было страшнее. Впрочем, вспоминая силовой шторм, настигший её в подземельях Аквилиты, Вик не могла не признать: все же правила этикета в чем-то правы — позволить себе гнев и обиду она не может, а значит, надо успокаиваться. Печати нет — её сорвало в катакомбах, эфира вокруг по-прежнему много, Брок еще слаб и совершенно непонятен, так что контроль, контроль и контроль. Новый очередной силовой шторм Брок может и не погасить. И ведь мужчина — не признается, что не в силах, как Дрейк тогда… Предпочтет умереть, но не показаться слабым.
Она заставила себя идти медленнее.
Вечерний, предзимний сад был прекрасен и умиротворен. Горели немногочисленные фонарики, расположенные у самой земли. Снежная крошка набилась в трещинки мозаичной плитки, которой были выложены дорожки. Кое-где, у стволов деревьев, прятались небольшие сугробы нерастаявшего за время оттепели снега. Лужи замерзли. Скоро, через пару дней праздник Явления, и можно будет снять траур и радоваться наступившей зиме. Хотя вряд ли тут будут сугробы, как в Олфинбурге. Слезы непроизвольно навернулись на глаза. Сейчас о снеге, Олфинбурге и доме лучше не думать.
Вик проморгалась и пошла дальше.
Дрожали на свежем ветру глянцевые, словно облитые воском листья вечнозеленых кирин. Сбрасывали, засыпая дорожки, ярко-алые листья клены из Нерху. Хвойные веточки нелид сменили цвет, словно их подернуло инеем — стали светлее и прозрачнее. Смолой уже не пахло, если только сорвать тонкую хвоинку и растереть между пальцев. Вик так и сделала — сорвала полупрозрачную, как леденец, веточку и пошла прочь, подальше от дома. Розы еще не сбросили цвет, хоть лепестки уже были побиты первыми морозами. Пахло снегом и приближающейся зимой, даже тут в Аквилите.
Океан, прятавшийся за невысокой каменной стеной, отгораживающим сад от каменистого пляжа, был безмятежен, словно не он бесился почти две седьмицы с того самого дня, как Вик с Дрейком победили проклятье чумной Полли. Пляж до сих пор был усеян гниющими водорослями и принесенным волнами мусором.
Вик оперлась локтями на широкую стену, глядя, как над океаном встает растущая луна. Пальцы задумчиво растирали веточку, пахнущую летом и смолой.
За спиной Вик кто-то вежливо кашлянул, напоминая о себе. Она обернулась — в кресле-качалке скрытый разросшимися, колючими зарослями ортид полулежал Брок, укутанный в плед:
— Прошу прощения за то, что помешал. Я могу уйти. — Мужчина присел в кресле.
Вик качнула головой:
— Не надо. Это я прошу прощения, что помешала. Отдыхай.
Брок замер в нерешительности, и Вик отошла чуть дальше, чтобы её не было видно за зарослями ортид.
Николас, семейный доктор, сегодня весь день занимался Броком, причем довольно успешно: сошли заработанные в тюрьме отеки и гематомы, начали заживать переломы и раны, зарубцевались, пока еще грубо, ожоги, и начали заново прорезаться зубы, только подвижность пальцев оставляла желать лучшего, хоть Николас обещал, давясь при этом ругательствами, что через луну подвижность восстановится. Брок все воспринимал стоически, никак не комментируя. Смирился он и с приглашенным портным, и с парикмахером, подстригшим его очень коротко — корни волос, конечно же, у Брока оказались белоснежными. Он даже выделенную в доме комнату на хозяйской половине воспринял спокойно. Только, что он при этом думает, можно лишь предполагать. Вик бы бесилась — за неё решили её судьбу, а ведь она женщина, она привычная к такому обращению. Брок, судя по общему с ним эфиру, был безмятежен, воспринимая все то ли стоически, то ли безразлично. Возможно, он поверил во все те слова, которые в камере, зная о фиксаторах, говорил Эван.
Николас пытался объяснить Вик так называемый синдром воина, но она его не поняла, лишь приняла к сведению, что скоро Брок может показать себя во всей красе, так сказать. И что тогда делать с разбушевавшимся гранд-мастером, было непонятно. Степень владения эфиром определил, кстати, Дрейк, не очень уверенный в правильности, просто выше гранд-мастеров степень еще не придумали. Ей самой он уверенно присвоил степень учителя. Да. Только кто бы её саму чему-нибудь научил.
Вик поежилась под внезапным порывом ветра — выбежала из дома, не захватив шаль. Сзади вновь предупреждающе кашлянули, и на плечи Вик опустился теплый плед.
Брок встал рядом, опираясь на холодные камни забора.
— Могу уйти. Могу остаться. — он сверкнул своими зелеными глазами в сторону Вик. — Что важнее?
В отличие от Вик, выскочившей в домашнем вечернем платье — хорошо еще, к ужину не успела переодеться, — Брок был одет тепло: черный спортивного кроя костюм, теплый свитер и куртка. Он пренебрег только шляпой.
Вик честно сказала:
— Решай сам. Я сейчас отвратительно зла. — Она продолжила любоваться океаном. Вдруг успокоит.
— Незаметно, — ответил Брок, тоже устремляя взгляд в океан. — Проблемы из-за меня?
— Нет, Брок.
Странно так общаться с человеком, с которым сталкивалась всего несколько раз — у библиотеки, в тюрьме и в катакомбах. Тяжело доверительно говорить с тем, с кем почти не разговаривала. Безумно теперь всю жизнь зависеть от него. Хотя более безумны его поступки — он спас несмотря ни на что. Он не сбежал, когда мог. Он… Офицер и лер, пусть не по происхождению, а по воспитанию. По собственному выбору.
— Знаешь, иногда полезно кричать — выпускать страх, гнев или ярость, боль или унижение. Кричать можно — даже лерам, сильным женщинам, офицерам, магам и всем-всем-всем. Так уходит чувство отчаяния, которое с головой может поглотить тебя…
Вик ему не поверила и кричать не стала, просто пояснила:
— Мне запретили въезд в Олфинбург.
— Все же из-за меня… — криво улыбнулся Брок. — Приношу свои искрение извинения.
— Не из-за тебя. Из-за моего упрямства, — призналась Вики. — Я могу вернуться в Олфинбург при условии магблокиратора и печати. Только так. И никак иначе. Странно знать, что домой хода больше нет. — Она замолчала и поджала губы, недовольная собой — вот кому она это говорит? Тому, кому домой вернуться невозможно совершенно. У неё выбор хотя бы есть. Неприемлемый, но выбор. Он не вернется домой никогда.
Если это Брока и задело, то он этого никак не показал, только тихо рассмеялся:
— Просто ты потенцитовая бомба, которая противоречит всем правилам мироздания.
Вик прищурилась, бросая на Брока косой взгляд:
— Вот только не надо! Да, я не удержала эфир под контролем из-за срыва печати и отравления потенцитом, но…
Брок посмотрел на неё, меняя положение — теперь он стоял к Вик боком, все так же опираясь локтем на стену:
— Я не только об этом. В катакомбах от тебя мало что зависело — я просил адера Дрейка защитить тебя, но он…
— Поддался греху гордыни и не сознался в собственном плохом состоянии. — она не стала сдерживать грустный смех. Дрейк всегда так серьезен со своими грехами, чаще всего абсолютно надуманными.
— …мужчинам так говорить нельзя. — рассмеялся вслед за ней Брок. — Он пытался быть сильным и мужественным — то, чему нас, мальчиков, учат с самого детства. И я предупрежу тебя, если буду не в силах сдержать силовой шторм или если не смогу контролировать свой эфир, или если не смогу гасить потенцитовый вред… Я не буду молчать, чтобы быть мужественным в твоих глазах, а потом взять и подвести тебя. Я не имею права подвести тебя, но все же давай вернемся к бомбе…
За спиной раздались тяжелые шаги, и Вик с Броком укутала волна тепла. Эван остановился у зарослей ортид, срывая колючую веточку, тут же принявшую тлеть в его руках, распространяя приятный пряный аромат лета:
— Прощу прощения, я сейчас уйду…
Вик чуть подвинулась к Броку, давая место Эвану:
— Иди сюда. Я злюсь не на тебя. Я просто ушла, чтобы не взорвать дом. Чарльз не поймет…
Эван подошел и встал за её спиной. Вик подумала и откинулась назад, прижимаясь к мужу — Броку с ними жить теперь долго, пусть привыкает. Эван недолго думая обнял её.
Вик специально для Брока пояснила:
— Чарльз — мой брат…
— Я знаю. Я видел твое досье.
— Это он подарил дом на свадьбу, хотя я была против — я думала, что, как только Эван разберется со спешными делами полиции Аквилиты, мы вернемся в Олфинбург. Ошиблась.
Эван, явно меняя тему, спросил:
— Так что там с потенцитовой бомбой?
Брок послушно пояснил — вот дивно спокойный, даже не по себе становится:
— Виктория в отличие от приличных бомб может взорваться дважды: раз уже был в катакомбах, разрушая Аквилиту, и два — в столице Тальмы. Если в Олфинбурге женщины узнают о возможности быть магиней, тем более уровня мастер, как Виктория, их ничто не становит — даже десять-пятнадцать лет жизни с гарантированной смертью в терминальной стадии потенцитовой болезни. В трущобах женщины живут и так мало, а тут десять лет хорошей жизни — выбор очевиден. Это будет хуже Серой долины…
— Ух я… — фыркнула Вик. — Но все равно обидно — я надеялась стать детективом в Восточном дивизионе. И, Брок, я не мастер, я учитель. Дрейк сказал.
Брок как-то странно улыбнулся и повернулся обратно к океану, опираясь двумя руками на каменную стену.
— Чем тебе не нравится Городской дивизион Аквилиты? — предложил Эван.
— Тем, что придется начинать снова. В Олфинбурге мне оставалось три луны, тут придется ходить все шесть.
Эван спокойно заметил:
— Я могу оформить все переводом. Аквилита теперь неотъемлемая часть Тальмы. Тебе по-прежнему служить всего три луны. Городской или Сыскной дивизион?
Вик прищурилась, рассматривая мужа — для этого пришлось чуть развернуться в его объятьях:
— Сыскной…
Брок терпеливо разглядывал океан — его теперь служба не касалась и разговоры о ней тем более. Главное, чтобы никто не заметил, как в бессилии сжимаются его кулаки…
— Брок? Как тебе Сыскной…? — спросил его Эван.
Тот, не поворачиваясь, сказал:
— Ленивы. Продажны. Невнимательны. Хорошая лаборатория и эксперты. Судебный хирург — умница.
— Городской дивизион? — не отстал от него Эван.
— Загружены работой по самое не хочу. Вечная нехватка кадров. Продажны. Рисковы. Так себе эксперты. Судебный хирург — тоже так себе.
Вик замерла, вспоминая Дейла — хочет ли она служить под его началом? Да и стоит ли подвергать испытанию характер Эвана.
— Пожалуй… Городской дивизион.
Брок тихо бросил камешек в сторону пляжа:
— Рекомендую Центральный участок.
Там, только в Особом отделе служил он. Когда-то.
Эван вновь спросил:
— Сержа не порекомендуешь?
— Ммм… Вин Одли. Хотя вряд ли он продолжил служить. Полагаю, весь мой отряд попросили со службы. Может, серж Гилмор из Центрального…
— Всех твоих прогнали через цереброграф, проверяя на верность Тальме.
— Надо же… — Брок даже повернулся к Эвану. — Я думал, их кошмарит контрразведка.
— Они пытались, — кивнул Эван, — но проблема Аквилиты в том, что даже Особый отдел — всего лишь отдел полиции. И это мои люди. Контрразведка пыталась доказать, что Особый отдел — это разведка, но не удалось. Они остались служить — все, кто захотел. И они немного не в курсе случившегося с тобой — все засекречено.
Брок выпрямился и положил ладонь на сердце, отдавая честь:
— Я твой должник.
Эван сильнее прижал к себе Вик:
— Я должен тебе несоизмеримо больше. Так что там про Одли?
— Предан Тальме — отслужил в Коро…
— Это я знаю, Брок.
— Умен. Умеет хранить секреты. Грубоват на язык. Вороват — может прихватить с места преступления улику, если думает, что та не доедет до экспертов. Как все мои люди, непродажен и не умеет вести агрессивные допросы. Если это важно, то…
Эван сжал челюсти. Вик почувствовала, как полыхнули теплом ладони Эвана. Волнуется. Она с грустной улыбкой сказала:
— Нам одной жертвы агрессивных допросов более чем… Вот совсем мимо.
Брок серьезно посмотрел на неё:
— Только, прошу, не надо искать этих людей, хорошо? Контрразведка не простит — ни полиции, ни «Ангелам мщения». Это очень опасно, Виктория.
— Я… Подумаю, — уклончиво ответила Вик. Эван, который с ней был согласен, просто продолжил:
— Решено: Городской дивизион, Центральный участок, серж Одли. Может, Брок, кого-то из констеблей в пару порекомендуешь?
Брок нахмурился:
— Если только Себа… Себастиан Кейдж. Немного неловок, умен, исполнителен и непридирчив к строгому выполнению инструкций. И по поводу контрразведки — я очень серь…
Его заглушил крик Вик:
— Гип-гип-урааааа! Завтра с утра на дежурство!
Кажется, даже Эван остолбенел от её реакции.
Она улыбнулась Броку:
— Ты сам сказал, что кричать можно.
Эван потер висок:
— Так, если завтра на утреннее дежурство, то мне нужно срочно оформлять на тебя документы…
Брок осторожно уточнил, пока Эван не ушел:
— Можно вопрос?
— Конечно, Брок. — кивнул Эван.
— Если Виктория выходит на службу, то когда я с ней буду заниматься тренировками эфира?
— А ты этим с ней не будешь заниматься. Во всяком случае пока полностью не восстановишься. Когда восстановишься — тогда и решим.
— Я… Кто я тут?
Эван очень серьезно сказал:
— Друг. Когда поправишься — решим, кем бы ты хотел служить: моим секретарем или консультантом. Вернуть тебе прежнее звание я пока не в силах.
— Ничего, я не против работы консультантом. Только ты же помнишь, кому я предан?
— Как там в Вернии говорят? Во имя долга, во имя чести, во имя страны?
Брок лишь кивнул. Эван предложил новый девиз:
— Давай во имя долга и чести служить. И во имя мира — это сейчас важнее всего.
— Я не подставлю тебя, Эван. Если разведка Вернии вновь выйдет на меня — ты узнаешь это от меня, а не от контрразведки.
Вик промолчала. Она смотрела в сторону океана. Там сейчас под прикрытием темноты плыли походным строем дирижабли. И плыли они в сторону Вернии.
— Страшно… — призналась Вик.
Брок так пристально смотрел на тяжелых военных акул, что Вик потянула на себя весь эфир из мужчины — мало ли, что он может придумать. Он посмотрел на Вик:
— Во-первых, слишком далеко, во-вторых, я не предам. Но далеко — это главная причина, все же…