Чернокнижник и феи

Глава 36 Взрыв

Аквилита изменилась: по улицам ходили усиленные патрули вооруженных констеблей, на главных перекрестках организовывали военные посты, витрины многих, продолжавших работать магазинов были забиты фанерой, некоторые лавки закрылись, быть может, навсегда — их владельцы-вернийцы предпочли не рисковать. Мегги рассказывала в библиотеке, что ночью пытались устроить погромы в районах с беженцами-вернийцами, но благодаря действиям полиции это не удалось. Улицы опустели — люди покидали город. Причем, парадокс Аквилиты, из города уезжали коренные аквилитцы, перебираясь на более безопасный север, в Тальму. Вернийцы, которым находиться в приграничном городе было опаснее, не бежали — им некуда было уезжать. На севере и востоке — Тальма. На юге — война. На запад уже не ходили суда и не плавали дирижабли. Говорят, в Арселе, расположенном дальше по побережью на север, собирали конвои дирижаблей, отправлявшихся в другие страны, но не тут, не в Аквилите. Тут акватории, и океаническая, и воздушная, были пусты — только хищные акулы в небесах, да темно-серые громады кораблей на горизонте.

Вик споро шла в сторону инквизиции, мысленно собирая аргументы, способные убедить отца Маркуса наконец-то с ней честно поговорить — она имеет право встретиться с Тони, она должна поговорить с Блеком, она обязана найти эмпата, пока не стало поздно.

Солнце клонилось за горизонт — стоило поспешить, возвращаться домой по темноте нынче трудновато, да и Эван будет волноваться. С океана летел влажный, противно-теплый ветер. Снег окончательно стаял, и газоны в парке, через который Вик сократила путь до инквизиции, во всю зеленели. Пахло сырой землей и цветами. У высоких, то и дело попадавшихся на глаза паровых труб, сбрасывающих излишки давления в отопительной системе, во всю набирали цвет нарциссы. Кое-где их белые, ажурные головки уже трепетали на ветру. Аквилита, сумасшедшая и непредсказуемая, где даже зима неправильная и пахнущая цветами. На одной из беседок парка мелом была выведена непонятная надпись «Кто убил Яна?». Вик прочитала её машинально, потом эта странная фраза попадалась на глаза еще несколько раз — на стенах домов, на тротуаре и даже на рекламной тумбе, написанная углем поверх старой афиши цирка. Уж не смертью Ян Ми кто-то озадачился?

Штаб-квартира инквизиции находилась у самой железной дороги, шедшей вдоль морского побережья, — последний, угловой дом был с видом на невысокую насыпь, по которой сейчас мерно стучал колесами длинный поезд с зелеными треугольниками на стенах и крышах. С небольшого крыльца инквизиции вместе спустились Гилл в партикулярном платье и отец Маркус, направляясь в сторону паромобиля, припаркованного у тротуара. Вик прибавила ходу, понимая, что может не успеть — ей еще пару домов пройти и дорогу перебежать. Заметив, как Гилл открыл водительскую, а потом и пассажирскую дверцу, предлагая отцу Маркусу сесть, она крикнула:

— Отец Маркус! — Вик, благодаря поезд, остановивший движение на довольно бойкой улице, бросилась лавировать между стоящими паромобилями, перебегая дорогу к инквизиции. Да-да-да, неры не бегают и тем более не кричат на улицах, но этим нерам не надо спасать чужие жизни и собственные способности к магии. — Подождите!

Это и спасло жизнь Гиллу — на крик Виктории остановился именно он, разворачиваясь от паромобиля:

— Нера Ренар…

Какой-то совершенно незапоминающийся кер в глубоко надвинутой на голову кепке, рабочей куртке и синих плотных штанах, проходя мимо паромобиля по тротуару, что-то кинул прямо на крышу машины — отец Маркус в последний момент толкнул Гилла вперед, на мостовую, своим телом прикрывая от взрыва. Что было дальше, Вики помнила смутно. Она очнулась на мостовой, прижимаясь спиной к чьему-то паромобилю, в голове гулко и больно билось одно и тоже слово «Успел!», произнесенное почему-то голосом Дрейка. Звуки чьего-то крика: «Лови тварь!», стонов, свистков констеблей еле прорывались. Вик, опираясь на паромобиль, с трудом встала, не понимая, почему печет грудь там, где прятался амулет, и почему правая рука повисла плетью. Гилл, спешно стаскивая с себя пальто, рыдал, как ребенок над отцом Маркусом, валявшимся на мостовой в алой сутане. Его спина и бок представляли из себя кровавое месиво.

Вик замотала головой, прогоняя ненужную слабость и сглатывая густую слюну с привкусом крови. Звуки улицы тут же стали четче и громче — оказывается, от взрыва у Вик заложило уши.

Сидевший прямо на мостовой Гилл, наконец-то, справился с пальто и прижал его к спине отца Маркуса, тампонируя многочисленные глубокие раны. Вик заставила себя сделать еще несколько шагов в сторону полыхающего от взрыва паромобиля, опускаясь на колени перед лежащим на боку Маркусом. Его ментальный крик: «Успел!» — уже смолк, с ним почти ушла и головная боль у Вики. Дыхание Маркуса стало еле заметным, и изо рта потекла струйка крови. Пальцы, до этого царапавшие асфальт, разжались. Он обмяк на руках Гилла, из последний сил пытавшегося его спасти с помощью эфира.

Вик схватила безжизненную руку отца Маркуса и взмолилась, чтобы её неведомому ангелу-хранителю хватило сил. «Последний раз, прошу, больше никогда! Последний раз…» — еле шептали её губы.

Гилл, не замечая, как собственный костюм пропитывается кровью, пытался эфиром отсрочить смерть Маркуса, накидывая все новые и новые плетения и повторяя, как молитву:

— Держись, прошу… Держись… Не твоя очередь, Марк…

Руку Вик, которой она вцепилась в отца Маркуса, обожгло нестерпимой волной жара — амулет заработал на полную силу, пытаясь вытащить душу с того света.

Рядом остановился паромобиль, и его водитель распахнул дверцы заднего сиденья:

— Грузите — ждать карету скорой помощи бесполезно! Тут до госпиталя орелиток всего ничего.

Гилл попытался неуклюже встать, вместе с отцом Марком на руках, но у него не получилось — его повело в сторону от слабости и кровопотери.

Кто-то пришел ему на помощь, перехватывая тело Маркуса и помогая положить его в паромобиль. Вики еле встала следом, уговаривая себя и ничего не понимающего Гилла:

— Главное, не отпускать его руки… Не отпускать его руки…

Мужчина, явно лер по одеждам, громко скомандовал:

— Лера, отпустите его… Вы мешаете!

— Нельзя! — рявкнула Вик. Гилл, помогая удобнее расположить Маркуса на заднем сиденье, подтвердил:

— Не лезьте, куда не просили, лер!

Тот в ответ зло сверкнул глазами:

— Садитесь быстрее — время поджимает! Тут каждая секунда на счету! Главное, довезти до госпиталя…

Вик попыталась сесть в паромобиль, но сил не хватило. Рука горела, словно Вик сунула ее в открытое пламя, зато Маркус открыл глаза, мутно водя глазами из стороны в сторону и что-то крича — все вокруг схватились за головы: кричал Маркус ментально.

Гилл прошипел:

— Магблокиратор… Нужен магблокиратор… — Он хлопал себя по карманам брючного костюма, в последний момент вспоминая, что блокиратор в кармане пальто.

Глаза Маркуса, медленно сползавшего с сиденья, наткнулись на лицо Вики, и, соперничая с болью в руке, её голова взорвалась яркими картинками, чужими голосами и странными запахами. Словно в безумном синематографе ленту фильма прокрутили на дикой скорости. Вик от неожиданности отпустила руку отца Маркуса, почти падая на мостовую — в последний момент её поймал Гилл, буквально закидывая в паромобиль. «Крик» тут же стих — Маркус вновь потерял сознание.

Водитель уже сел за руль — он вытирал текущую из носа кровь:

— Что это было?!

Вик снова вцепилась в руку Маркуса, поддерживая его жизнь. Белые ресницы затрепетали, и Вик поняла, что новая порция крика вот-вот повторится.

Гилл, спешно доставая из скомканного пальто магблокиратор, нацепил его на запястье друга:

— Это волнения эфира на месте тяжкого преступления. Никогда не сталкивались? — Он помог Вик затащить тяжелое, сползавшее тело Маркуса обратно на сиденье и спешно сел рядом, захлопывая дверцу.

Паромобиль резко стронулся с места — поезд уже проехал, сияя в полумраке вечера задними фонарями, и шлагбаум быстро пополз вверх, открывая дорогу.

Вик с трудом дышала — в голове так и сидел огненной занозой «крик» Маркуса. Гилл, явно отгородившись от водителя завесой тишины, пояснил для Вик:

— Марк что-то в вас вложил. Не пытайтесь понять, что. Не пытайтесь сопротивляться и пытаться вспомнить — будет только хуже с непривычки. Оно само потом всплывет в памяти, когда уляжется. Просто дышите — боль быстро уйдет. Это не чистка — быстро утихнет. Главное — не пытайтесь насильно прочитать пакет воспоминаний. Дайте ему улечься, иначе чужие мысли снова и снова будут взрываться в вас. — Он скривился: — мысли — это электричество. Пытки электричеством одни из самых болезненных. Просто дышите…

— Да… — еле нашла в себе силы Вик. — Гилл… Пожалуйста… Нельзя отрывать мою руку от Маркуса… Мне нельзя отпускать… Я его держу…

— Я прослежу, Виктория. — твердо сказал мужчина.

Вик проглотила слюну с кровью и снова прошептала:

— Даже если я потеряю сознание…

— Я буду держать вместо тебя. И спасибо, Вики… Я твой должник.

Она закрыла глаза, заставляя себя дышать глубже и реже, чтобы погасить боль. Она не видела, с каким ужасом смотрел Гилл на её руку, покрывающуюся пузырями ожогов.

— Не отпускать… Иначе Маркус не выживет.

— Вики…

— Не отпускать!

…Было больно.

Было муторно.

Было вонюче, когда кто-то сунул под нос нашатырь.

Было трудно — делать шаг за шагом, стараясь успеть за санитарами, несущими Маркуса в операционную.

Было легко, когда кто-то взял её со спины за плечи, и теплым, почти родным голосом Дрейка, стал её уговаривать:

— Все, все, все, белочка, отпускай — ты удержала… Дальше буду держать я.

Она, глядя, как медсестры споро разрезают на Маркусе одежды, а потом накрывают его мощное, атлетически сложенное, искалеченное тело простынями, готовя к операции, прошептала:

— Маркус, прекратите… Хватит! — она все еще держала его за руку, хоть тепла уже не чувствовала. То ли чужой эфир выжег в ней чувствительность, то ли амулет перестал работать.

Её поправили:

— Это я, Дрейк, Вики!

Его руки, приятно согревавшие её и дававшие сил, разжались, и Дрейк обошел Вик, вставая сбоку и заглядывая в глаза:

— Видишь, это я, Дрейк. Я удержу его. Надо будет — из колодца выдерну. Честное слово, белочка. Иди — тебе самой нужна помощь. Тебе нужно обработать рану на руке и ожог.

Она глупо улыбнулась, вспоминая, что так и не успела подстричься:

— Я… Я линяла белка, да?

— Ты самая храбрая белочка, что я знаю. — Дрейк кому-то кивнул, и её снова со спины обняли и словно ребенка повели прочь. Правда, перед этим Дрейк сам аккуратно разжал её сведенные судорогой пальцы, вцепившиеся в ладонь Маркуса. Там тоже вскипал багровый, глубокий ожог — поток эфира, лившийся из Вик в Маркуса был чрезвычайно мощным. Настолько, что мужскую костяную фигурку сожгло, пеплом марая сорочку и корсет. Только это Вик обнаружит уже дома.

У Вик, которой уже не нужно было быть сильной, закончились силы, и она позволила делать с собой все, что хотели доктора и усталые, слишком серьезные медсестры. Ей помогли стащить пальто и жакет, уложили на кушетку, разрезали рукав блузки, что-то вкололи, что-то стали расспрашивать — Вик было все равно. Даже когда принялись шить рану, а не заживлять при помощи магии. Она смотрела все так же в бок, где на операционном столе, почти на животе, чтобы получить доступ к ранам на спине, лежал бледный Маркус. Бедняга наркотизатор то и дело присаживался на корточки, заглядывая в лицо инквизитора снизу вверх и что-то прикладывая к его рту. Воняло чем-то едким, и хотелось спать. Только расслабляться нельзя — в госпитале, Вик помнила, мест нет, да и нельзя упускать шанс — надо поговорить с Гиллом, внезапно перешедшим на ты. Так бывает, когда пугаешься — творишь и говоришь что-то недопустимое. Главное, чтобы извиняться не стал. Вик уже поняла, что Гилл и Маркус не враги.

Ей снова сунули под нос ватку с нашатырем, зажали в ладони, уговаривая оставить на всякий случай и вывели из операционной — дел было много, палат не было, а понаблюдать за её состоянием надо было. Вик была не против задержаться в госпитале даже в коридоре. Она хотела знать, чем закончится операция у отца Маркуса. Да и до дома, хоть и было близко, не больше четверти часа пешком, но сейчас для Вик это было непреодолимое расстояние.

Гилл безучастно сидел в коридоре. Ему уже обработали раны, удалив осколки. Он сам заживил повреждения эфиром. Он попытался встать, когда Вики подошла к нему, но она еле пробормотала:

— Сидите… К демонам этикет, когда сил нет…

— Как… Марк? — Гилл еле выговорил. Его голос заглушали стоны из ближайших палат. Невыносимо пахло болью, смертью и лекарствами.

— Жив. Я уходила — он был жив. — Вик буквально рухнула без сил на скамью, благодаря небеса, что сегодня надела простой укороченный корсет, в котором можно было сидеть. — Сказали, что операция будет долгой. Не меньше четырех, а то и восьми часов. Очень много задетых органов. Дрейк обещал…

Гилл переспросил — его выпихнули из операционной гораздо раньше Вик:

— Адер Дрейк?

— Он… — подтвердила Вик. — Он обещал, что не отпустит Маркуса. Марка, — поправилась она, вспоминая, что Гилл называл его именно так. — Оперирующий хирург сказал, что совершенно бессмысленно умирать на операционном столе, когда добрался до него живым с несовместимыми для жизни травмами.

— Так и сказал? — бледно улыбнулся Гилл, поправляя на себе футболку с коротким рукавом — сорочке и пиджаку не повезло в сражении с медицинскими ножницами.

— Так и сказал…

Он вспомнил о приличиях и извинился:

— Простите за мой внешний вид.

— Вам не за что извиняться, — сил говорить не было, но надо, надо — проклятый этикет, проклятая Тальма!

— Я почти в нижнем белье перед вами…

Вик прошептала, закрывая бессильно глаза — мимо прокатили каталку с телом, полностью укрытым белой простыней, словно смерть напоминала, что она рядом и никуда не уйдет:

— Главное, что живой. Остальное, поверьте, такая мелочь.

Гилл, вот же воспитание леров, тут же вспомнил, что он мужчина, и что его обязанность заботиться о нерах:

— Вам что-нибудь принести? Может, вызвать паромобиль? Или телефонировать мужу, чтобы он вас забрал?

Вик устало приоткрыла один глаз:

— Я останусь тут.

— Вы уверены? Может, тогда позволите подлечить вас?

Она без слов протянула ему правую, забинтованную руку:

— Буду премного вам благодарна. Мне завтра на дежурство с утра, я думала, что опять не выйду на службу.

Мужчина улыбнулся:

— Рану я залечу, но вряд ли ваш муж разрешит вам завтра выйти на службу — кровопотерю я вам не возмещу. Потерпите пару дней — как раз седьмица закончится, будет выходной день, после него и вернетесь.

Вик просто снова закрыла глаза, не собираясь ничего объяснять: Гилл — мужчина, он ничего не поймет. Чужой эфир бодрящей волной промчался через неё, возвращая силы и усмиряя тупую боль в руке.

— Вот так, Виктория. Это все, что я могу сделать. Может, все же вызвать мотор?

Она призналась, выпрямляясь и открывая глаза:

— Я хочу дождаться конца операции.

— Мне казалось, что вы недолюбливаете Марка.

— Я не обязана его любить, но я его уважаю, как человека.

Гилл отпустил её руку:

— А я… Я… Небеса, только бы он жил. Насколько я его люблю, как друга, настолько и ненавижу как человека. Но не он, вот отнюдь не он должен был там так пострадать. Не он. Это я должен был там лечь. Аквилита всегда забирает Эвироков.

— Это она по глупости. И Гилл…

Он представился:

— Кайл.

Вик твердо сказала — этот скорбный тон и страдания по чести она уже видела у Брока:

— Кайл, не вам решать, кто должен там был погибнуть.

— Марк — сверхчеловек, вы же понимаете. Такие, как он, вершат историю, такие как он…

Она оборвала его — подобные разглагольствования она терпеть не могла:

— Сверхлюдей не существует! Это выдумка, как и выдумка про недорасы карфиан и ренальцев. Люди равны.

Гилл развернулся к ней на скамье, всматриваясь в лицо — Вик оставалось надеяться, что медсестры смыли с него всю кровь:

— Вы говорите прямо как Марк.

— Значит, возможно, мы еще станем с ним друзьями. — Это уже не казалось Вик странным. Она дружила с Дрейком, так почему с этим инквизитором она не найдет общий язык? У них по крайней мере один подход к пыткам и преступлениям.

— Если он выживет.

— Он выживет. — уверенно сказала Вик. Иначе и быть не может. Боги же позволили довести его живым до госпиталя. Тут Дрейк, он обещал не отпустить. — Кайл, хочу предупредить вас: думайте, что говорите — не наговорите под впечатлением от взрыва то, о чем потом будете жалеть.

— У меня так почти не бывает. — признался мужчина. Вик смотрела на него так недоверчиво, что он пояснил: — Потому что потом приходит Марк, и все всё забывают. Ненавижу его за это. Кстати, при всем желании не могу наговорить чего-то опасного — Марк мне вчера снова правил память. Из-за него я Олфинбурге славлюсь, как ветренный и забывчивый человек — Марк вечно копается в моей памяти, как у себя дома. А вы говорите — он не сверхчеловек.

— Благими намерениями вымощены дороги прочь от богов — в пекло и одиночество. Так бывает. Марк — обычный человек, иначе он бы так с вами не ошибался. Может… Поговорим?

— Давайте я принесу нам чего-нибудь. Должен же быть тут чай или хотя бы кофе… Хоть что-то. Мне кажется, на площади перед госпиталем были торговцы.

— Давайте я, как наименее пострадавшая…

Гилл встал, опережая её:

— И все же. Мужчины изначально создавались для охоты.

— Удачной охоты, Кайл. — смирилась Вик — нравы Тальмы из некоторых каленым железом не вытравить.

— Спасибо…