— Умираю, как хочу есть, — пожаловалась я, спотыкаясь на камнях склона и пытаясь выкинуть из памяти свое неловкое падение у всех на глазах.
Нога ныла — и это немного беспокоило, но прежде хотелось добраться до безопасного места и перевести дух.
— Завтрак надо заслужить, — хмыкнула девчонка, обернувшись и мазнув солнечными волосами по плечу. — Так всегда говорит учитель Ксьестен.
— Это ужасно. Это издевательство над людьми, — ворчала я себе под нос.
— Привыкай. Здесь не люди. Здесь адепты, которым не прощают слабости. Ведь мы одарены Четырьми богами и обязаны показать свою силу.
— Предпочла бы показывать её у себя дома, для этого вовсе не нужно было… ой, — я ударила палец о камень и едва не взвыла.
— Как тебя зовут? — тяжело вздохнула девчонка, вернувшись на пару шагов назад и участливо глядя на мой тихий скулеж и попытку вернуть равновесие.
— Кейсара… ди Мори, — почти прорычала я, растирая ушибленный палец на ноге.
— Ого. Красиво звучит, — оценила девчонка.
Затянувшаяся пауза, в которую я весьма усиленно пыхтела, дала мне понять, что я должна узнать имя человека, единственного готового прийти мне на помощь, а не бросить в самое пекло “разбирайся-здесь-сама”.
— А тебя? — приподняла я голову, глядя на юную адептку Академии Четырёх богов.
— Мэйрел. Без фамилии. Я сирота, ничего не знаю про родителей.
Ещё лучше! Я сама не могла понять, откуда во мне столько раздражения и злости, но то, что мне на помощь пришла девчонка без роду и племени оптимизма и хорошего настроения не добавило. Едва ли она будет… полезна. Как плохо, низко и неблагородно рассуждать такими категориями! Но ничего другого этим утром мне в голову не приходило. Всему виной голод, точно-точно.
— Мне жаль, — сказала я со вздохом и смахнула с лица кудрявые пряди. — Скажи, пожалуйста, где можно раздобыть хоть что-то съедобное? Иначе Сеттеръянг точно лишиться одного нового, подающего надежды адепта…
— Кого? А… Иди за мной, — щербато усмехнулась она.
Спустившись в нижний город, мы прошли петляющими улочками к большой таверне, откуда я наконец учуяла аромат свежего хлеба. Не было в мире запаха приятнее и притягательней в эту минуту: казалось, я готова лететь ему навстречу и готова сбить с дороги любого, кто преградит путь.
Возле таверны было шумно и людно, но я готова была смириться и с этим, лишь бы дали горячую лепешку и еще что-нибудь посущественней, иначе львица во мне поднимет голову и будет готова загрызть первого встречного.
Какая-то тень загородила свет, и я, прижав к себе локти, постаралась проскользнуть вслед за Мэйрел, но мелькнуло светлое пятно, и я буквально впечаталась плечом в Бьёрна, который явно заметил меня первым.
— Будьте потише, принцесса, — бросил он, окинув меня быстрым взглядом, ловко и бережно поймав одной рукой за талию, но тут же её убрал под моим обжигающим взглядом. — Или вы намерены проложить себе путь по чужим головам?
— Я просто хочу есть, — бросила я, приподняв голову и встретившись с его светло-серым насмешливым взглядом, но сейчас готовая скрестить воображаемый меч и не собираясь теряться. — Или прежде, чем стать адептом вашей академии, мне лучше умереть от голода, сентар де Ларс?
Я злилась на него слишком сильно, чтобы хоть попытаться сохранить лицо и достоинство. Впрочем, похоже, меня насильно лишали этой возможности, унижая с момента подбора неподходящей одежды до прилюдного осмеяния на первом же занятии. Но пусть не надеются, что меня можно так просто сломать.
— Завтрак уже там, — кивнул Бьёрн на таверну и улыбнулся, склонившись чуть ниже и взяв меня за локоть — и от тёплого касания пробило дрожью так, что я мигом вырвалась. — Я могу вам чем-то помочь, принцесса?
От него пахло яблоками и мускусом, свежестью и таинственной терпкостью одновременно, но не душистым маслом, как иногда пахло от молодых мужчин на многочисленных балах, где я танцевала.
Глаза сверкали на блестящей от солнца коже, вторя мелким серебряным сережкам, а мелкие морщинки в уголках глаз будто смеялись вместе с ним, хотя улыбка скрылась с его широкого рта. Светлой горой он вмиг оградил меня от целого враждебного мира: даже толпа студентов стала растекаться подальше от нас, хоть мы замерли едва ли не на центральной площади.
Но тут же вспомнились все его шутки, и от его фальшивого участия, и от дурацких колец в прядях, и от пытливого взгляда под дурацкими бровями, и от всего его дурацкого привлекательного и такого якобы святого образа стало обидно до слёз. Из-за его подлого обмана я оказалась здесь в самом беззащитном и беспомощном виде.
Вскинув голову, я сузила глаза и только бросила:
— Уже “помог”, спасибо. Больше не надо! Мэй, подожди, — крикнула я вслед девчонке, демонстративно увернулась от Бьёрна и прошла мимо так, чтобы не коснуться даже краем плеча.
Именно из-за него я здесь! И вся “помощь” — лишь шуточки и пренебрежение. Я вспомнила даже издевательское “Кс-кс”, которыми подзывают подзаборных котов, и вспыхнула ещё сильнее.
Мэйрел, дождавшись меня, оглянулась с удивленным выражением лица.
— Он так смотрит на тебя сейчас, — прошептала она тихо. — Вы уже знакомы?
— К сожалению.
— О-о… — потянула Мэй с якобы пониманием и тут же попыталась что-то узнать, но я её оборвала:
— Пошли, пожалуйста.
В трапезной, на которую указал Бьёрн, было шумно и людно: я почувствовала себя оглушённой из-за снующих туда-сюда адептов, толкотни, звона жестяной посуды, стука и криков. Казалось, те, кто учится контролю и дыханию, должны вести себя посдержанней, но все тут словно с цепи сорвались или так же оголодали, как я.
Наконец Мэй помогла найти место на краю длинного стола и поставила передо мной миску с запеченными овощами и куском лепешки. Я повертела в руках грубо сделанную деревянную ложку, похожую на маленький черпак, которым у нас на кухне готовили кашу.
— А где взять нож?
— Зачем тебе нож? — вскинула брови Мэй.
— Чтобы порезать… — я повертела в руках лепешку, — этот хлеб, например.
Мэй пожала плечами.
— Просто кусай, — подала мне она пример.
Она с любопытством смотрела, как я ем, как будто я делаю это как-то неправильно. Но я только повела плечом, перекинув небрежно собранные в свободную косу волосы, и продолжила утолять голод.
Сейчас мне было неважно, что именно мне дали: главное, что это было горячо и сытно. Похоже было на смесь бобовых с рисом и соусом, хоть и пресновато.
— Откуда вы знакомы с сентаром де Ларсом? — не удержалась от любопытства Мэй.
— Он — мой кучер, — ответила я, осторожно макая лепешку в остатки соуса на глубине миски.
Кажется, мне становилось легче: уже не так крутило от голода желудок и не хотелось сжечь всё вокруг. Горячее сытное блюдо обволакивало и хотелось даже закрыть глаза от удовольствия.
— Да ладно?! — Мэй доверчиво выпучила глаза. — Это шутка, — неуверенно предположила она. — Да?
— Нет.
Голод, похоже, делал из меня почти что зверя. Если бы Бьёрн сейчас сидел рядом, он бы точно не удержался от шутки про львицу, готовую загрызть несчастную добычу. Я даже облизала пальцы, по которым потек сок запеченного баклажана.
Я даже перестала обращать внимание на всех вокруг, что по-прежнему шумели, разговаривали и толкались, стоя в очереди за своей порцией. Зал трапезной был вместительным, человек, наверное, на полстони, но даже этого места хватало впритык.
— А сколько тебе лет? — продолжала любопытствовать новообретенная союзница, искоса поглядывая на меня, отрываясь от своей порции. — Мне шестнадцать.
— Восемнадцать.
— Тебя взяли в академию так поздно? Почему? Я здесь уже третий год, думала, все так рано приезжают, чтобы…
“Чтобы бессловесно служить императору и помереть на его бесконечной войне?” — чуть не сорвалось у меня с языка, но я его вовремя прикусила.
— У меня было домашнее обучение.
— Откуда ты родом? — продолжала сыпать Мэй вопросами.
Вообще-то это я собиралась допрашивать её, а не наоборот. Но девчонка поймала меня на том, что я ослабла от голода, и приходилось отбиваться. Я ненадолго замолчала, доедая последний кусок и с благодарностью приняла кружку с простой водой, которую Мэй заботливо сунула мне в руки.
— Моя родина — Корсакийские острова.
— Ух ты! — округлила Мэй глаза, как мне показалось, с уважением. Но тут же добавила невинно, без малейшего стеснения: — А где это?
Захотелось скрипнуть зубами. Да, можно было сделать скидку на то, что ей всего шестнадцать и она ещё мало что знает о мире, но… Демоны подери, именно наши острова поставляют в Империю весь сахар и табак, что в Ивваре так ценят. И именно возле Корсакийских островов проходит главный торговый путь на Восток — по безопасному участку Восточного океана, минуя большие коралловые рифы, где прежде регулярно тонули корабли.
— На Юге, — скупо ответила я, когда мой осуждающий взгляд не возымел никакого эффекта на простодушную ученицу академии.
— А! Ну да, — поддакнула она, ещё раз пристально оценив мой внешний вид, куда более темную кожу, которую я прежде считала едва ли не алебастровой, тщательно оберегаемой от обжигающего южного солнца, и мои темные кудрявые волосы, которые я начала прятать в высокие хвосты и косы с момента отплытия с острова. — Понятно.
Пока я дожевывала и пыталась понять, с чего начать мой собственный допрос, Мэй снова выбила меня из колеи, когда пригнулась и низким шепотом допыталась:
— Сентар де Ларс был твом кучером в юности? — Я поперхнулась от слова “юность” в отношении Бьёрна, но не успела ответить, потому что посыпался новый град вопросов: — Когда-то жил там тоже? Как вы с ним познакомились? Он такой красавчик, правда? Мы его обожаем! Все просто мечтают попасть к нему и иногда делают очень дурацкие поступки…
Мэй хихикнула, прикрывая рот рукой, и это сделало её ещё младше и наивней. Я решила проигнорировать вступительную часть и узнать только то, что мне действительно может быть полезно:
— Что значит: “Мечтают попасть к нему”? Куда попасть?
— А ты не знаешь? — недоверчиво отпрянула Мэй. — Если он твой…
Я с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза.
— Он не говорил о том, чем занимается здесь, — процедила я, отставив в сторону грубую глиняную тарелку.
— Понимаю, — вдруг быстро кивнула Мэй, перестав сомневаться в моих словах. — Старшие дарханы иногда так делают. Никогда не знаешь, что говорят им боги. Здесь это называется “испытанием”. Иногда я думаю, что нас здесь тоже… того. Изучают.
Это я уже поняла.
— Так что же он здесь делает? — Я поправила края светлой рубахи, невольно стягивая под ощутимым вниманием собравшихся в таверне учеников, хоть и старалась не подавать вида, что это замечаю. — Чему учит?
— Он — целитель, — произнесла Мэй заговорщически и даже будто с придыханием. — Один из лучших, кто может в один миг почувствовать другого человека и его боль. Говорят, к его дару однажды обращался сам Император, когда был в Сеттеръянге пару лет назад.
Целитель, значит! Так вот почему тогда, на корабле… Я вспомнила и его прикосновение к запястью, когда он показывал способ унять тошноту, и его касание моей щеки после пожара в шторм, когда он будто отключил сознание, отправив в долгий исцеляющий сон. И ведь ни словом не обмолвился, кто он такой на самом деле!
Впрочем, я и сама не спрашивала, сочла мелкой сошкой. Но он делал всё, чтобы я так о нём думала. Несносный, дерзкий и нахальный Бьёрн со своими дурацкими косичками, который отчего-то считал, что я должна терпеть его издёвки и смех, хоть понятия не имела…
Но здесь он надо же — Учитель!
Когда я представила, как юные девицы сохнут по нему и табунами выстраиваются у дверей, притворяясь в том, что они больны, мне стало одновременно смешно и противно.
Чего не сделаешь ради красивых глаз, да? А как же самоуважение? Нет уж, пусть он дальше зовет меня хоть “принцессой Юга”, хоть “ваше величество” — всё лучше, чем пытаться вызвать у него симпатию и стать наравне с толпой поклонниц.
— Да, он всегда подавал надежды, — выдала я ему скупую “рекомендацию” свысока, оставляя Мэй гадать, кто же я на самом деле.
Быть может, в самом деле стоит сохранить тайну своего появления здесь и оставить остальным догадываться, какие на самом деле отношения связывают меня с одним из учителей-дарханов: пока ничто здесь не вызывало желания поскорей открыть кому-нибудь душу.
— Пойдем, я помогу тебе подшить штаны, я уже наловчилась это делать. Нам выдают не так много и часто — навырост, на год и больше, поэтому лучше её поберечь. Я уже три раза перешивала свои, когда становилась выше, — в её словах прозвучала гордость.
Все это звучало для меня так дико, что я поначалу сочла это шуткой. Но присмотревшись к её и в самом деле потрепанному наряду, пришлось признать, что это Мэй не смеется. Они действительно носят эту одежду… годами. Боги.
Знала бы об этом моя мать — та, которая не наденет одно и то же платье дважды, потому что в этом её уже видели на одном из празднеств. Я была не столь расточительна и любила повторять наряды дважды, а то и трижды — особенно, если знала, что сиреневый цвет платья красиво оттеняет мои глаза, отчего все собравшиеся поклонники не могут отвести от меня взгляды.
Тавиану, конечно, было плевать на одежду — он предпочитал развивать свое тело и дух, зная, чем можно привлечь юных девиц. И уже не раз сбегал из дома ночами на тайные свидания, о чем требовал у меня молчания. Я же ждала, когда он наконец жениться и перестанет без конца задевать меня — пусть теперь достается его жене.
И только при воспоминании о его ранении мне стало на миг совестно. Брат не заслужил той боли, что ему пришлось пережить, но последнее время я видела за его улыбками и шуточками скрытую рану. Он умен, хоть и вредная зараза, и достаточно энергичен, чтобы управлять поместьем, которое должно достаться ему по наследству. И уж точно не должен сложить свою голову, служа Императору.
Наконец оказавшись в том же Сеттеръянге, где провел несколько лет Тавиан, я, кажется, начинала его немного понимать. И болючей иголкой проскользнула в сердце мысль, что дай боги его ранение не помешает ему найти свою судьбу и любовь, как однажды повезло нашим родителям встретить друг друга. Не дай боги кто-то посмеет смеяться над ним из-за этого!
Потому что если служба императору поломает Тавиану жизнь — я пойду и отомщу за него так, что даже этот Бьёрн меня не остановит.