Дарханы. Академия Четырех богов

Глава 25. Несносная

— Стойка! Ноги согнуть в коленях. Держать так! — доносились сквозь вату команды тренера.

Нас начали готовить к ежегодному состязанию уже на следующее утро после пещерных посиделок с этой проклятой медовухой. Тоже мне, “Глоток вечности!” И с чего я решила, что могу пить всё, что вздумается — и мне ничего за это не будет? Я поморщилась, чувствуя, как кружится голова. Видимо, уносясь в вечность преждевременно. Конечно, все остальные участники уже маги живой силы с кое-каким опытом — и наверняка могут быстро привести себя в порядок.

Одна я… Ох… Ради того, чтобы найти своих пошла на то, чего сама бы не стала делать. И поможет мне снова, кажется, только исцеляющий Бьёрн. Но мысли о целителе с серыми глазами разбегались, пока я пыталась выполнять приказы тренера и не дрожать всеми мышцами.

События вчерашнего вечера путались. Может, Ильхас нарочно споил меня, издеваясь? Может, мстил за что-то моему брату, вдруг Тавиан увёл случайно его девушку? Вот, например, эту Тьяру… Я сощурилась, разглядывая ловкую блондинку с собранными в тугую косу волосами, которая двигалась как всегда бесшумно и неуловимо.

— Удар. Ещё. Прямой, прямой. Справа. Блок. Увернуться, — слова сыпались бесконечным потоком.

Мэй разбудила меня в последний момент, и я узнала, что вместо утренней практики нашему потоку предстоит первое занятие по боевому искусству.

— Чувствуйте ваши тела. Двигайтесь плавно и чутко. Вы маги, вы должны уметь контролировать каждый свой вдох и выдох! Дышим. Удар!

Мой взгляд снова упал на Тьяру передо мной. Ловкая и сильная — вот кто прирождённый воин. И что я здесь делаю?

— Помимо дара вы должны владеть телом так, чтобы оно реагировало быстрее вашего разума. Вы — лучшие из лучших. Отобранные богами для священной миссии, — понеслось следом. — Но вам предстоит защищать ваши границы и границы нашей священной Империи от каждого врага.

Разминка закончилась состязанием с соперником. Первый час мы отрабатывали удары так долго, что у меня уже ныли мышцы, но тренер не отпускал нас и продолжал мучить, а после выставил в парах. Хорошо хоть на этот раз мне достался не Ильхас.

Впрочем, когда я поняла, что передо мной Тьяра, легче не стало. Она здесь не первый год и явно гораздо более подготовлена, чем я — стоило хотя бы взглянуть на её мышцы.

— Ну что, поможет тебе твоя стихия? — спросила Тьяра с насмешкой.

Голубые глаза горели азартом. Она хорошо владела своим телом, куда лучше, чем я — своим. И она явно из тех, кто фанатично предан императору, как и Ильхас.

Я попыталась сконцентрироваться на своем сердце, на теле, пробежав вниманием по всем мышцам до кончиков пальцев. Чувствовать других мне всё ещё было сложно: если по описанию магов живой силы, они видели энергию всего живого, что их окружает, то у меня были лишь расплывчатые туманные пятна сил, которые я никак не могла ухватить и превратить во что-то ощутимое.

Магия живой силы считалась более простой и понятной — гораздо легче ощутить себя другим живым человеком, чем тем же… камнем или частью океана. До сих пор сложно было представить, что император не только умеет сливаться сознанием с земной твердью, но и управлять ею.

Наверное, проведи десять лет среди камней — научишься разговаривать даже с ними?

Мой огонь был куда больше похож на живую силу. Упрямый, непокорный, подвижный — легко потерять себя и стать его частью, чтобы так же зло жалить и разгораться от любой искры.

Но пока, как говорят все наставники, мне нужно сосредоточиться на теле и собственной силе — прежде чем идти дальше. Отсуствие своих границ — всё равно что смерть. Всего шаг от безумия. И казалось, чем больше я нахожусь в этом священном монастыре, тем сильнее схожу с ума. Они либо научат меня, либо… мы все проиграем.

Мы сошлись в первом бою, и я просто выставила блок из двух рук, который мы отрабатывали, и пыталась скрыться от вездесущей Тьяры, намеренной меня уничтожить.

Удары её кулаков проносились мимо, и я с трудом уворачивалась: мышцы и без того горели огнём. Один раз я попыталась её достать, но промахнулась. Пару раз увернулась с попыткой ударить её по ногам, чтобы уронить на землю. В этом случае мне бы засчитали победу и отпустили с миром — но опытная ученица дарханов была быстрее и ловчее.

Тавиан бы пошутил про битву двух девчонок и предложил своим друзьям делать ставки, кто из нас первая кого изваляет в грязи. Мысль о брате вдруг придала азарта, и я сама перешла в атаку. Била отчаянно и наугад — и один раз даже приложила Тьяру в плечо так, что она оступилась.

Но следом отвлеклась и получила удар под колено — и рухнула на землю.

Ударилась виском так, что зазвенело в ушах. Кажется, я попыталась встать, но всё вокруг потемнело до кровавой пелены.

— Эй! Живая, что ли? — прозвучал рядом голос.

— Нормально, — слабо отозвалась я светлому пятну над собой.

Кажется, Ильхас. Голова закружилась, когда я поняла, что меня взяли на руки и куда-то понесли, но дурнота накатила снова, и всё потемнело.

В какой-то момент один светловолосый северянин сменился другим. Бьёрн? Да что вообще происходит? Я приподнялась на локтях, но голова плыла как в тумане.

— Это сотрясение. Можешь лечь обратно?

Прищурив глаза, я всё же разглядела обстановку. Я оказалась в своей келье, судя по вещам и свету из окна, но на улице стемнело, наступил вечер.

— Что ты здесь делаешь? — мой голос звучал как несмазанная телега, пришлось откашляться.

Бьёрн, сидевший рядом на постели, оглянулся на дверь, будто задумался: действительно, что? Я попыталась сглотнуть, но во рту было сухо, как в пустыне.

Конечно, он же целитель. Пусть не единственный в Сеттеръянге, но, должно быть, тот, кто уже несёт за меня ответственность. Вполне логично. Но как он тут… появился.

— Кто-то уже рассказал? — прошептала я.

— Нет. У нас с тобой особая ментальная связь с первого прикосновения, — серьёзно сказал Бьёрн, и я моргнула: его образ ещё немного плыл перед глазами. Но очертания его лица в свете светильника и без чёткости казались хорошо знакомыми: блеск серых глаз в тон серебристым колечкам в ушам, красивый подбородок и губы в лукавом изгибе. — Ты разве не чувствуешь?

Это правда? Он чувствует всё, что со мной происходит?..

— Шучу, — успокоил меня Бьёрн и протянул кружку, склонившись так, что я ощутила запах его кожи, тихо стукнулись деревянные бусы об амулет на шее с круглым символом Четырёх богов: ствол вечного древа с вырезанными знаками всех богов. — Держи воду.

Я сделала несколько медленных глотков, чувствуя, как от этого снова шумит в ушах, а каждый глоток отзывается судорогой мышц в горле.

Кажется, чтобы видеться с Бьёрном, мне надо получать ранения. В первый раз это были шторм и пожар на корабле, во второй — ссадина, в третий — сотрясение.

В четвертый мне придётся сломать себе руку или рёбра?

Слишком дорого, пожалуй, обходятся свидания с целителем.

Но только сейчас я поняла, что страшно скучала — даже по его шуточкам и по его насмешливому тону.

Я хотела усмехнуться, но было больно в висках, и я закашлялась и откинулась обратно на подушку. Если лежать, то мир перестаёт кружиться и мир становится более чётким.

— Почему ты злишься на меня, Кейсара? — спросил он, разглядывая моё лицо, оставаясь сидеть рядом.

— А ты не понимаешь? — я подползла чуть выше.

Он улыбнулся. О, оказалось, я скучала именно по его улыбке. Она была тёплой, хоть и дерзкой иногда. Может быть, во всем виноваты глаза — они смотрели не так, как у Ильхаса. Он казался взрослее не на пять лет, а на все десять. Смотрел так проницательно, прямо, завораживающе. Без вызова, но с пытливым интересом и тем светом, сияние которого чувствовалось на уровне сердца. Тёплый блеск стали… Опасный именно своей теплотой и прямотой. Когда кажется, что эта сталь никогда не ударит тебя, только защитит.

— Я вижу твои эмоции, но они так огненны и сложны, что я могу ошибиться.

— Вот как, — я медленно выдохнула. — Я думала наставники-дарханы не ошибаются. “Нет неверных путей. Всё, что с нами происходит, ведёт нас к Великому Духу”, — повторила я постулаты, выученные в монастыре на уроках даори.

— Мы всё же живые… — усмехнулся Бьёрн и поджал нижнюю губу.

Мне показалось, он сейчас встанет и уйдет, и резко захотелось его остановить. Я даже почти дёрнулась к нему, но в последний момент только сжала край грубого покрывала, которым меня заботливо накрыли.

— Когда меня примут в дарханы? Когда будет это посвящение?

— После состязаний.

— А если я проиграю? Если я вообще… погибну на этих состязаниях?

— Станешь дарханом посмертно, — опершись на ладонь, он снова чуть склонился ко мне так доверительно, как… не должен бы был учитывая его положение.

Подумалось, что будет, если я схвачу его за этот деревянный амулет и скручу на красивой шее так, чтобы ему тоже станет больно?

— Мне хочется тебя ударить.

— Это хороший признак, — усмехнулся Бьёрн. — Значит, тебе уже лучше.

Я отстранилась, вспомнив, как своим — якобы ласковым — прикосновением после шторма отправил меня в долгий наведенный сон, чтобы я не мешалась под ногами и не устроила новый пожар или катастрофу.

Вдруг пришли на ум слова Ильхаса про Бьёрна и вгляделась в знакомое лицо с светлыми прядями, собранными на висках, в эти мелкие сережки в ушах и серый взгляд. Мог ли Бьёрн быть тем, из-за кого Тавиан и получил ранение?

Может ли быть, что я, очарованная им, верю любому слову — а за привлекательной внешностью скрывается хладнокровный предатель? И быть может, все его шуточки — лишь способ приукрасить свою натуру?

— Держись-ка лучше подальше от Ильхаса, — внезапно добавил он, словно прочитал мои мысли.

— Почему? Вы же были друзьями.

— Были.

— Так же, как с моим братом?

— С твоим братом у меня нет никаких проблем, Кейсара ди Мори.

— Я хочу знать правду, — я приподнялась и села, снова сократив между нами расстояние.

Возможно, я привыкла к тому, что от моего в меру грозного и упрямого взгляда молодые люди обычно идут на попятный и уступают, не желая разочаровать юную кирию ди Мори, богатую наследницу со сложным нравом — и способностью поставить на место любого, кто оскорбит её или честь семьи.

Но забыла, что передо мной не благородный юноша во время светского раута — а самый упрямый дархан на свете.

— Разве я когда-то тебе лгал? — губы Бьёрна изогнулись.

— Ты не рассказал… что случилось с Тавианом на самом деле. Мне кажется, я имею право это знать.

Бьёрн на мгновение замолчал, словно подбирая слова и догадываясь, что мне уже донесли — в виде сплетен и слухов, но всё же!

— И в чём ты хочешь меня обвинить?

— В предательстве, — выпалила я прежде, чем успела остановиться.

На этот раз в его взгляде мелькнуло нечто другое. Не гнев, не раздражение — скорее усталость. Как будто это слово он уже слышал.

— Это было важное задание на севере Итена по прямому приказу императора, — Бьёрн говорил медленно, наблюдая за каждой моей эмоцией: — Я вынужден был оставить группу в рискованный момент. И это стало причиной опасного ранения Тавиана. Я… стал причиной его травмы. Понимаешь? Да, отчасти моя вина, и за это я себя не прощаю. Мне жаль, что так случилось.

— И ты, конечно, не расскажешь мне ни слова больше? — выдохнула я, вновь пытаясь сесть, но голова отозвалась болью. Я стиснула зубы, чтобы не выдать стон.

Бьёрн тут же подался вперёд, схватив меня за плечи и легко опустив обратно на подушку.

— Лежи спокойно. Ты усугубишь своё состояние.

Я встретила его взгляд, полный напряжения. Казалось, он сражается с самим собой и вот теперь тоже далек от хладнокровия. А я… хотела сделать всё, чтобы его удержать. Чтобы он ещё сидел со мной рядом, чтобы говорил и чтобы касался.

— Если это не твоя вина, почему ты винишь себя? — тихо спросила я.

— Потому что мне жаль, что так случилось. Но если это делает меня предателем в твоих глазах, то так тому и быть. Я не могу это изменить.

Я замерла, не зная, что сказать. Его слова прозвучали как вызов, но в них не было защиты или гнева, только решимость.

— Ты не такой, каким пытаешься казаться, — наконец проговорила я.

— А ты не так проста, какой пытаешься выглядеть, — ответил он с лёгкой улыбкой, от которой снова ёкало моё сердце. — Но знаешь что? Это неплохо.

Неужели он действительно видит во мне что-то большее, чем неопытную ученицу и сестру своего друга, над которой можно подтрунивать?

— Тебе нужно больше тренироваться, — сказал он, снова пытаясь играть роль дархана-наставника. — Твой поток в этом году проходит посвящение, и проверка границ — это первое, на что тебя будут испытывать. — Он вдруг криво усмехнулся. — А я пока слишком хорошо чувствую твои эмоции.

— И что же ты сейчас чувствуешь? — мои щеки загорелись против воли.

Мне хотелось довести это до абсурда, до предела. Монастырь сломал во мне всякую приличествующую субординацию: я была благородной девушкой на выданье, из богатой и знатной семьи, а стала никем — и обесценила всех остальных, сравняв различия с землей. Если здесь не считаются со мной — я не хочу считаться с их надуманными правилами и законами дарханов.

— Предпочёл бы не называть это вслух.

Сердце нехорошо сжалось.

— Отчего же?

Для наставника и учителя и сам Бьёрн вёл себя слишком свободно наедине со мной. Слишком лично, хотя по всем правилам дарханов он давно должен был отстраниться и бросить меня в самую середину бурной горной реки, наблюдая, как я буду барахтаться, чтобы не утонуть.

Уж не знаю, лишь со мной он вёл себя так или со всеми — да и какая разница?

Бьёрн сощурился и принял мой вызов.

— В моём присутствии твоя кровь начинает бежать быстрее, сердце ускоряет ритм ударом, а ладони чуть потеют от волнения, — заговорил Бьёрн, и его голос понизился до пробирающего шёпота, будто он знал каждую мою потаенную мысль и эмоцию. — Сейчас по твоему позвоночнику бежит дрожь, а плечи охватывают мурашки. Ты хочешь, чтобы я не уходил, но не можешь находиться рядом со мной спокойно, потому что ждёшь большего — и не получаешь.

— Достаточно. Замолчи, — выдохнула я, невольно подаваясь вперёд, словно чтобы заставить его молчать силой.

А Бьёрн не отстранялся, лишь хрипло продолжал:

— И ты хочешь, чтобы я прикоснулся снова.

Подобрав колени, я подалась вперед и размахнулась, чтобы отвесить ему пощечину, раз он не понимает слов, но Бьёрн поймал левой рукой меня за запястье и удержал напротив своего лица так, что нас разделяло совсем небольшое расстояние.

Губы горели огнём, опасный жар поднимался изнутри, грозя опалить всё вокруг. Я видела глубокий взгляд Бьёрна перед собой — и в серой ровной глубине плясали искры.

За спиной у него ярче разгорелся светильник. Я хотела бы не думать об этом, но паника охватила резко, как всегда. И тут же забылись мудрые наставления всех учителей: сердце и впрямь захотело выбраться из груди, я теряла себя, и одна мысль жглась в голове: “Только бы не новый пожар!”

Рука Бьёрна на моем запястьи превратилась в тиски, я ощутила боль — но совсем слабо, едва различимо. Он не сможет меня остановить. Не сейчас. Я больше не подчинялась его воле. Он не властен над стихиями. Я уже видела языки пламени, которые лижут его спину и сжигают заживо…

Но то, что он сделал потом, заставило охнуть. Бьёрн потянул за запястье к себе — и подхватил второй рукой под спину, замерев на бесконечное мгновение перед моими полыхающими огнём губами. Я попыталась отпрянуть, но было поздно.

Мы уже преодолели границы приличий и замерли в такой опасной близости, при которой… не оставалось обратного пути. Дышать стало трудно. Мой короткий вдох совпал с его выдохом, твёрдая рука под спиной подтянула к себе вплотную.

Взглядом я соскользнула с его раскаленных серых глаз до приоткрытых губ в обрамлении едва заметной щетины, попыталась сглотнуть или отвернуться, но каждое, даже малейшее движение лишь приближало к катастрофе.

Учителя рассказывали о звёздах и планетах, и я знала, что есть особая сила притяжения, попав в зону действия которой, никакие небесные тела не смогут вырваться прочь. Сейчас мы с Бьёрном пересекли эту границу — и теперь эта сила с беспощадно тянула нас друг к другу.

Не было другого исхода. Бьёрн держал меня в руках, будто пытался ещё разгадать, но даже без этого невозможно было покинуть поле его власти надо мной.

Оно влекло неудержимо, заставляя дрожать всем телом, остро чувствовать покалывание и пульс, заставляя ноздри трепыхаться от его крепкого, притягательного запаха. Всё внутри переворачивалось, пока мы ещё держались из последних сил на грани.

Улыбка исчезла с лица Бьёрна. Я приподняла подбородок. Столкновение показалось стихийным бедствием, когда мы соприкоснулись пересохшими от волнения губами.

Нет! Так нельзя! Сейчас снова… шрамы на спине потянуло так, словно огонь прорывался соединиться с моим бешено стучащим сердцем. Я вяло дёрнулась в крепких руках северянина, чувствуя, что все места, до которых он дотрагивается, вспыхивают и разрушают меня на части — будто вся безумная страсть готова распалить меня до красна, а огонь, казалось, растёт и охватывает уже всю комнату.

Но осторожное прикосновение его чуть обветренных губ не прекратилось. Бьёрн медленно раскрыл мои, касаясь языком — и волна холода и мурашек прокатилась по телу, остужая жар.

Его дыхание казалось сладким прохладным вином, пьянило и сводило с ума. Всё безумие мира отступило, и остался только он — дархан, который словно окатил меня водой из ведра, и теперь потоки стекали по коже, струились, забирая лихорадочное горение кожи и опасный огонь, готовый добраться до сердца.

Всё сосредоточилось на точке пространства, в котором наши губы столкнулись в робком, даже нежном касании — не похожим на жадную страсть, но бросающим в другую крайность. Мне не хотелось дышать и двигаться, хотя всё тело колотило, но губы по-прежнему горели огнём, который Бьёрн обратил на себя.

Желания оттолкнуть его и наоборот схватить за ворот, не давая отстраниться, боролись между собой. В прошлый раз моя страсть привела к страшным последствиям. И Бьёрн — худшая кандидатура. Я схожу с ним с ума… Но сейчас предпочла бы и впрямь сойти, лишь бы он позволил себе большее.

Его губы оказались неожиданно такими… чувственными. Он прихватил мою нижнюю губу, снова бросая в дрожь. Казалось, сотня тысяч нервных окончаний чувствуют на себе всю мощь мира — ещё немного, и между нами проскочит молния, обжигая и оставляя после обоих лишь угли.

Я едва заметно подалась вперёд, но Бьёрн тут же словно пришёл в себя и отстранился — совсем малость, так, что я чувствовала его шумное горячее дыхание.

И сердце его колотилось точно не так уж сдержанно — я видела на его шее напряженную жилку, которая билась в такт учащенному пульсу. Он сглотнул, и его кадык дёрнулся, но Бьёрн медленно перевел серый взгляд на мои глаза.

— Этого не должно было случиться, — проговорил он одними губами, ласково и нежно, слишком , демоны его подери, нежно проводя большим пальцем по моему подбородку.

— Да… Не должно. — Я попыталась остановить биение сердца и усмирить волнение, хоть ещё оставалась в его руках. — В прошлый раз ты касался моей щеки, чтобы подчинить своей магии и успокоить. В этот раз… целуешь так, словно тебе это позволено. Что дальше, о великий Учитель? — голос мой сорвался на хриплые нотки.

Мне хотелось сделать ему больно. Он не должен так себя вести, хоть мне и хотелось этого. Тысячу раз хотелось! Но я знаю, что будет дальше. Так уже было. Мы не равны. Я ученица. Он лишь “лечит” ту, которая не справляется со стихией.

— Боги, какая же ты… несносная, — отозвался он таким же низким хрипом, скользнув взглядом по моим губам и вернувшись к глазам. — То, что сейчас случилось — такого никогда прежде не было, ясно? Не смей думать про меня так.

Холод мгновенно сковал сердце — лучше любого успокаивающего действия.

— Несносная? Не надо было забирать меня из дома, — в моем голосе прозвучали наконец привычные звуки достоинства.

— Это был мой долг.

— Целовать меня — тоже твой долг?

— Я… прошу прощения за это, — серьёзно заявил Бьёрн, вместо своих рук окружая меня подушкой и одеялом и отстраняясь.

— А я не прощаю, — я подтянула к груди одеяло, со всех сил сжимая грубую ткань и стараясь не дать место дрожи в голосе и слёзам в глазах.

Да, я не бездомная девочка, которую можно целовать, когда хочется, а потом снова шутить и издеваться, будто это ничего не значит. Да, я уже ошибалась с Ароном — и заплатила за это сполна.

И хотя с Ароном я вспыхнула и стала виновницей страшного пожара, а Бьёрн смог сосредоточить мою опасность на себе — и каким-то образом погасил пламя. Но не так я хотела бы, чтобы ко мне относились. И больше всего меня пугало то, что я снова потеряю над собой контроль — раз его потерял даже сам дархан. Многих ли других он так же легко целует, как меня сейчас? Хоть и говорит, что такого никогда не было. Но я не верю дарханам.

— Что ж… — Он собрался, голос его стал жёстким и твёрдым, как и взгляд. — Если настоятель примет решение отстранить меня от должности наставника, это будет справедливо.

— Вот только не надо давить на мою жалость. Я не собираюсь рассказывать всем об этом… Достаточно того, чтобы мы знали, куда заходить не стоит.

Кажется, его шутки кончились.

Что, если это я влюбилась и идеализировала его, а он совсем не такой, каким я рисую в своем воображении?

Да, я теряю голову при его близости. Но может быть это и есть мой урок… и моя ловушка. Проклятые эмоции. Как же сложно посмотреть на всё — без них. И при всем желании мое сердце не хочет подчиняться разуму.

— Твоя правда. — Лицо Бьёрна перестало выражать эмоции, хотя в глазах я ещё видела отголоски пламени. — Прости.

Либо столько лет у дарханов его ничему не научили. Либо учение дарханов и вовсе — ложь! Либо именно мое появление нарушило спокойстве Бьёрна настолько, что он… готов был предавать свои идеалы.

В последнее мне хотелось верить больше всего, разумеется, но мысль, что он так поступает не первый раз, отравляла.

Тебе нужно учиться контролировать себя. Твой поток в этом году проходит посвящение, и проверка границ — это первое, на что тебя будут испытывать.

Что ж, мне ещё очень многому предстоит здесь научиться. И, как я уже и думала прежде, Бьёрн — мой особый источник смертельного риска.

В этот момент дверь резко открылась, и в проходе показался Ильхас. Его взгляд мгновенно остановился на нас: Бьёрн сидел слишком близко ко мне, а я, опираясь на локти, явно пыталась спорить с ним.

— Оставь её в покое, — процедил Бьёрн, вышел сам и, схватив Ильхаса за шкирку, оттолкнул и заставил пойти прочь.