Дарханы. Академия Четырех богов

Глава 39. В которой я играю и выигрываю

Император вышел вперед, скинув накидку, что поблескивала на солнце, и передав её двум стоящим рядом: темноглазой гибкой женщине с сединой в тёмных волосах и высокому мужчине со стальным взглядом.

Сиркх остался в тонкой рубахе — говорили, ему уже шестой десяток, но сейчас он выглядел так, будто время обошло его стороной, а внушительный рост и отточенные, высеченные из скалы, черты лица не оставляли ни малейшего сомнения: он был тем, кто владеет этой землёй.

Толпа притихла. Даже ветер, до этого трепавший знамёна, словно затаился, и только лёгкое движение ткани рубахи на груди императора выдавало, что время не остановилось. Я замерла, чувствуя, как стихает давление и как отступают прочь дарханы и их невидимая давящая сила — как будто Сиркх встал передо мной невидимым щитом.

Тот, кого я ненавидела и проклинала, оказался между мной и настоящим врагом. Быть может, именно в этом и таится его истинная магия?! Переворачивать всё так, что начинаешь и сам сходить с ума — и веришь в то, во что ему нужно.

И чувствуешь то, что ему нужно.

Но я ничего не могла с собой поделать. Грудь сжало, как будто внутри пробудился какой-то древний зов, и слёзы навернулись на глаза — от щемящего, странного чувства, будто за меня сейчас встал не просто император, а сам небесный отец, Великий Дух, закрыл своим телом от всех недоброжелателей, кто посмел хотя бы подумать в мою сторону плохо.

Похоже, он с первого взгляда знал, что я невиновна — и лишь наблюдал свысока за теми, кто стал сегодня судьями, чтобы найти среди них слабых.

— Я знаю о слухах, что ходят среди вас, — заговорил он, чуть склонив голову вбок, будто вслушиваясь в собственную мысль. Он обвёл взглядом холмы — неторопливо, пристально, словно выискивая глазами не слабость, а дрожь всей толпы. — Знаю, что есть тот, кто жаждёт новой страсти — уничтожить то, что создавалось много десятков лет — даже веков, чтобы на руинах выстроить удобные для себя баррикады и ввергнуть мир в тьму… идущую к нам с юго-запада. Новый выдуманный бог жаждёт крови.

— Ваше величество… — начал было глава императорской стражи с гладкой и блестящей на солнце головой, — я…

Император остановил его жестом, развел обе руки в стороны и сделал медленный вдох. Такой, что всем в едином порыве захотелось замолчать и повторить.

Я подняла взгляд и начала искать бородатого, с холодными глазами, с голосом, от которого кровь стыла в жилах в подземелье. Хотя бы силуэт, хотя бы тень или намёк, но там, где он стоял раньше, теперь была только ткань чужих плащей, и замершие лица — обычные, равнодушные, или притворно взволнованные.

Глава заговорщиков растворился в толпе, как будто знал, когда именно нужно исчезнуть — когда слова о заговоре будут произнесены вслух и станет ясно, что для него игра только началась. Но это не победа, только следующее движение, от которого противно стынет в груди. И в этот раз ставки будут выше.

— Ветер меняется, господа. — Сиркх медленно обернулся, оглядывая всю толпу перед ним, чуть щурясь от яркого света, отчего казался живым и человечным. Тем отшельником, которым он когда-то был — пока не стал наместником Скадо на земле. — Я чувствую все его порывы. И я хочу, чтобы Игра продолжалась. Сегодня многие из вас сделали выбор, и это не останется без внимания Четырёх богов. Будьте открыты в своих сердцах — чувствуйте дрожь этого мира, услышьте за ней зов Великого духа, доверьтесь твёрдой опоре ладоней, что протягивают вам наши боги. И продолжайте идти — вверх, к свету, к Истоку. Даже если порывы чужого ветра бьют в лицо и сбивают с пути. Вы — сильнейшие из всех, кто ходит по этой земле. И я благославляю вас…

Сиркх сначала прижал кулак к своей груди, а после соединил руки в защитный магический символ, переплетя пальцы в замок и положив большие поверх.

— Убийца и все, кто затевает заговор, будут найдены и уничтожены, — мягко и тихо, но непреклонно пообещал глава гвардейцев, и по рядам дарханов пронеслось почти ощутимое волнение. — У вас ещё есть возможность сделать верный выбор.

Бородатый должен был быть среди толпы, и император смог бы его найти, я уверена! Ещё на суде я видела заговорщика между наставниками — и вот… исчез. Растворился, будто его никогда и не было. Только дрожь напоминала: он по-прежнему где-то рядом, и если я назову имена — он найдёт меня. Даже под землёй.

И даже если бы я сказала сейчас назвала конкретные имена — кто бы мне поверил? Свидетелей убийства нет. Доказательств нет. Вход в подземелье сокрыт магией, и едва ли я снова найду способ открыть туда проход. Есть только мой страх и обещание заговорщиков, которых слишком много: "Если откроешь рот — умрёшь раньше, чем успеешь договорить."

Суд окончен, пыль осела и судьи разошлись, и я физически — свободна, официально — не виновна. Но на самом деле — по-прежнему в шаге от пропасти, потому что никакой приговор не отменяет плетущихся теней заговорщиков, которые сужались смертельной петлей.

И каждый взгляд в мою сторону — как будто на меня пытаются примерить новую маску: жертва, заговорщица, выжившая, подозреваемая, любимица одного из дарханов… Кем я теперь стала?

Настоятель Эльханан отпустил меня без торжественных речей, без благословений, как будто я просто прогуляла пару занятий и теперь снова могу вернуться к обычным занятиям. А может, именно это и есть настоящий дар милости — не делать из меня героиню, просто оставить в живых. Дыши, девочка, живи, как умеешь, а мы посмотрим, на что ты на самом деле способна.

Мне освободили руки, и я ждала момента, когда смогу подойти к Бьёрну.

Он ни слова не сказал, когда все разошлись, только кивнул, как будто между нами давно уже была тишина, которую нельзя было нарушать — иначе треснет что-то важное. Больше всего на свете хотелось оказаться с ним рядом, снова по-простому сидеть на его веранде под перестук деревянных украшений, есть, обжигая рот, горячий острый суп и думать, что самое страшное — это то, что он не относится ко мне всерьёз.

Сейчас я была в шаге от гибели и волей судьбы вовлечена в заговор — но до смерти боялась и заикнуться об этом. Пока император говорил, я расправила плечи, но вскоре всё стихло, и я осознала, что всё равно останусь одна — уязвимая — перед заговорщиками, которых едва ли не сотня, если верить голосованию.

Наконец мне дали подойти к Бьёрну, но не оставили наедине, вокруг нас стояла стража.

— Спасибо, что вступился, — пересохшими губами сказала я, глядя ему в глаза и пытаясь передать всю тревогу и боль, что бушевали внутри. — Могу я с тобой поговорить?

Бьёрн покачал головой с сожалением во взгляде, и казалось, будто он сдерживал бурю ради меня.

— Император хочет, чтобы новая игра началась сразу. Тебе даже не дадут времени на отдых. Он считает, что Четверо богов покажут, кто из участников на стороне тьмы.

— Если я рухну на поле, это будет очень показательно… — Я горько усмехнулась, чувствуя себя выжатой до дна. — Но мне надо сказать тебе кое-что…

— Не бойся, — тихо выдохнул он. — На этот раз я среди судей, — Бьёрн говорил медленно и отчетливо, будто хотел поделиться со мной хоть крупицей своей силы. — Мне позволили следить за ходом событий.

Он взглянул на меня так, как только он умел — внимательно, мягко, но предупреждающе. И я поняла: не сейчас. Вопросы — потом. Здесь, среди стражи и чужих ушей, слишком опасно говорить и полуслово.

Я напряженно кивнула. Надеюсь, присутствия Бьёрна будет достаточно, чтобы никто из заговорщиков не сделал ничего опасного во время игры.

Гонг без всякой жалости возвестил начало новой игры. Я двинулась к своей команде медленно, как будто во сне, с трудом ощущая землю под ногами, и замерла, оглядывая знакомые лица. Упрямое лицо Ильхаса, сжатые губы, напряжённая челюсть. Взгляд Тьяры — недоверчивый, но в нём было то, что я особенно ценила сейчас: беспокойство. Арден кивнул с чуть поднятой бровью — подбадривающе, по-дружески, как будто мы готовились не к войне, а к сцене в спектакле.

Равенс и Аиша держались немного в стороне. В их жестах, лицах, не было ни тени воспоминания о нашей недавней встрече в подземелье. Они были просто игроками. Просто членами команды. Просто… слишком хорошими лжецами.

Серьезно?.. Типичное испытание дарханов в этом монастыре. Император превратил игру в поле сражения, где мы должны доказать, что достойны доверия, и Ойренахта перестала быть игрой. Особенно теперь, сразу после суда, будто так и должно быть — никакого времени на восстановление, на размышления, на дыхание. Только новый этап, и на нём я лишь одна из фигур, которую двигали по игровому полю Четверо богов.

Они сохранили мне жизнь и свободу — но на что обменяли? Не стал ли этот ход способом заманить “короля”— императора — в ловушку и захватить, как захватывают зелёный камень в тафле, окружая его чёрными-тенями с четырёх сторон. Словно невидимые пальцы со знамёнами Покровителя уже скользят по полю, расставляя сеть тонких, почти незаметных, но смертельных капканов.

Действительность расплывалась. После бессонной ночи, дурманящей встречи с бородатым, суда, речи Сиркха, всего этого света, грома и тишины — я чувствовала себя, как героиня чужого сна.

— После… гибели Кьестена, — напряженно начал Ильхас, — я остаюсь капитаном и главой нашей команды. И я хочу, чтобы каждый из вас это понял: это перестало быть просто игрой. Ни шуточек, ни безопасных ходов. Каждый из нас должен идти до конца. Мы не имеем права проиграть — не после всего. Мы задолжали эту победу Кьестену де Торну. Да и император хочет увидеть сильнейших из магов!

Он говорил без привычного задора — ровно, тяжело, как человек, взваливший на себя больше, чем рассчитывал. Тот Ильхас, которого я знала до этого, мог фыркнуть, вставить шпильку или сделать вид, что всё происходящее — лишь очередная проверка дарханов. Но этот был другим, серьёзным до дрожи, говорил твёрдо, почти жёстко, и будто всё ещё не хотел верить, что Кьестена больше нет.

— Я хочу быть одним из защитников, — предложил Равенс, разминая плечи.

Хочет прижать меня к стене?

— Может быть я могу пойти в тени? — тут же произнесла я. — Я не справляюсь с задачей защищать базу. Плохо вижу соперников.

Удивительно, но мысль быть рядом с Ильхасом и Тьярой сейчас казалась почти спасением. Эти двое, несмотря ни на что, точно стояли на стороне императора. А значит, хотя бы в этой партии никто из «своих» не воткнёт нож в спину. Хотя едва ли это сильно поможет в игре, где проверка границ и внедрение на территорию противника — основная задача!

Но вмешался Арден:

— Я буду защищать и базу, и тебя. Тем более, — он бросил взгляд куда-то вверх, в сторону, где за деревьями угадывались наблюдатели, — теперь обещали отследить каждое нарушение. Мы все под надзором.

Ильхас коротко кивнул и, ни у кого больше не спрашивая, расставил всё по местам:

— Равенс заменит Эрина в защитниках, Эрин, пойдешь в тенях рядом со мной, если что — просто помешай противникам пробежать мимо, благо ты у нас для этого достаточно внушительный. — В лёгкой поддёвке Ильхаса не было идевательства, и в этой шутке он даже умудрился заставить целителя фыркнуть. — Остальные по местам.

Голос нашего капитана звенел от напряжения, хоть он был и одним из лучших на практиках по управлению словом. Но сейчас ставки были так высоки, что это чувствовали все. И играть в команде с той, которая едва доказала свою невиновность…

Ильхас заметил мой взгляд и, подойдя ближе, схватил в объятия и многообещающе прошептал:

— А после игры ты мне всё расскажешь — что случилось с Кьестеном и почему.

От него пахло жаром и потом, но не противно, а от тепла его тела шла живая, буйная энергия, которой я так и не научилась пользоваться. Я замерла, не зная, как дышать.

И ведь пыталась рассказать все ещё Бьёрну! Но упрямые дарханы, к которым он принадлежал, похоже, считали, что им не нужны мои пустые слова и они разберутся со всем сами. Что ж, посмотрим. Вдруг я их недооцениваю?..

Не посмеет же Равенс сделать что-то прямо во время игры?

— Хорошо, — пробормотала я, чувствуя себя в объятиях Ильхаса так, словно он больше не враг.

Я горько усмехнулась сама себе. Как бы меня ни тянуло к Бьёрну, он казался с каждым мгновением всё более недосягаемым. Словно пропасть между нами ширилась, и раскол, вбитый кодексом дарханов, их дурацкими правилами, откинул друг от друга.

А Ильхас — дерзкий, самоуверенный, но настоящий и упрямый, и как будто готов на большее ради меня, от которой едва не отвернулся весь Сеттеръянг.

Может быть, даже Бьёрну так было бы лучше?! Чтобы я оставила его в покое и не ломала судьбу, заставляя раз за разом спасать и преступать границу, которую нам очертили.

— Я обязательно всё расскажу, если останусь жива, — прошептала я Ильхасу едва слышно, чувствуя, как подкрадывается смертельная усталость. Можно ли ему верить?! Хоть кому-то сейчас можно?.. Я уже ни во что не верила. — Просто давай выиграем.

Мы разошлись по полю, и я цеплялась к Ардену, надеясь, что его хмурое молчание и тяжёлое дыхание — это лучшее укрытие от разговоров, которых я не хотела. Было страшно остаться с Равенсом наедине.

Обсудили, кто и где будет защищаться от врагов, проникающих на новую базу — на сей раз Искра тихо мерцала в расщелине между скал, а мы распластались за двумя валунами неподалёку.

Вскоре Арден исчез, отгоняя и отвлекая на себя внимание первых разведчиков, а я сползла в низину под камнем, молясь, чтобы никто меня просто не заметил и не нашёл. Ни свои, ни чужие. В горле пересохло, сердце колотилось снова.

И вдруг парадоксально захотелось выиграть. К демонам их всех!

И в этот момент, когда даже ветер стих, — я услышала, как кто-то двинулся сбоку, слишком тихо для врага, слишком уверенно для наблюдателя. Я обернулась — и, конечно же, это был он.

Равенс.

Он склонился ко мне слишком близко, так, будто хотел пошептать что-то, что никто не должен был услышать, даже сами боги.

— Ты знаешь, Кейсара, ты ведь могла бы выжить, — тихо сказал он, едва шевеля губами. — Не вот так, как сейчас — прячешься за спинами, боишься каждого взгляда. Ты ведь сильнее этого, ты могла бы быть с нами.

Я молчала и попыталась отползти или найти рядом Ардена, вглядываясь в узкий проход между скалами. Сердце колотилось слишком быстро, и не от страха — от осознания, что это и есть тот момент, когда всё решается.

— Сейчас сюда придут, — зло прошептала я, сжимая пальцы в кулаки.

И действительно, разведчики и группа захвата уже скользили между валунов и обломков скал, и мы бросились им наперерез, дотрагиваясь, чтобы вынудить отправить в темницу. Арден был рядом и какое-то время мы отбивались плечом к плечу.

— Жива?

— Угу, — кивнула я, выдыхая.

Показалось, что где-то рядом я увидела тень Бьёрна и воспряла духом.

Но спустя время мы снова очутились с Равенсом неподалёку друг от друга: я сидела за стволом дерева у расщелины, прячась от новых разведчиков, а мой опасный напарник замер у камня через проход, продолжая оглядываться в поисках врагов.

Я поймала двоих, он — троих, и где-то недалеко орали наши, пытаясь захватить чужую Искру. Жажда победы и жажда отомстить всем, кто мне угрожает, кипятили кровь, и я с трудом удерживала бушующий внутри огонь.

— Ты умна, Кейсара, — заговорил Равенс, тяжело дыша. Он повернул ко мне голову, не выпуская из виду, и рыжие пряди сейчас сливались с бронзовыми узорами валуна за его спиной. — Ты чувствуешь, как шатается основа. Даже Сиркх не вечен. Империя разломится, и лучше быть среди тех, кто это использует, чем среди тех, кого это раздавит. Ты могла бы стать одной из нас.

Я бросила на него взгляд. Он был слишком близко, казался спокойным, но что-то в его поведении выдавало панику: ведь я видела его среди предателей и в любой момент выдам их всех, если он не заставит меня замолчать!

— Империя рушится, боги молчат. Кто выживет — тот и будет прав. Ты всё ещё можешь выбрать… На суде ты видела, сколько людей уже на нашей стороне.

Я медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Серые, почти светлые, как у Бьёрна, но в них не было ни глубины, ни боли, ни даже злости. Только интерес, как у мальчишки, что уже решил, куда воткнёт палку в муравейник, но пока смотрит, не помешает ли кто.

— Нет, — прошептала я резко. — Я не с вами.

Он вздохнул — коротко, как будто ждал этого.

— Ты нас предашь… — прошипел он.

Я отпрянула, ударилась плечом о камень, скользнула вбок, и только этот случайный поворот спас меня — что-то просвистело в волосах, ударившись о ствол дерева, и рассыпалось искрами. Я вскрикнула — не от боли, от злости, от того, как близко он был, и как легко он готов был убить!

Следующий удар был снова без предупреждения. Хищный, быстрый, точный — рука скользнула к моему горлу, и мы покатились по земле к обрыву. Я отпрянула, споткнулась о камень, и всё вокруг расплылось — голос крови застучал в ушах, воздух вырвался из груди. Он был силен! Намного сильнее, чем я думала. Но я была бы дурой, если бы не ожидала этого — хватило бы сил выжить и позвать на помощь!

Всё смешалось — скользкие камни, воздух, насквозь пропитанный пылью, и жар собственного дыхания. Мы сцепились — он быстрее, я злее. Он точнее, но я уже не думала. Только выжить. Только продержаться. Только не дать себе упасть.

Горло сдавило, и я не могла издать ни звука.

Где-то за валуном кричали, судя по голосу, Аиша.

— На помощь! — звенел её крик, и туда бросились наблюдатели.

Наверняка они сговорились, и она отвлекает на себя внимание всех судей! А Равенс до этого делал вид, что мы с ним заодно — и просто переговариваемся, оборонясь от врагов!

Я едва не сорвалась с обрыва, рядом бежали захватчики, и события мелькали одно за другим так, что не разберешь — кто с кем сцепился и кто на кого охотится. Равенс сделал всё, чтобы я просто упала в пропасть, а он сказал бы, что это случайность.

Однако его крепкое плечо ткнуло меня так, что я потеряла равновесие.

Каким-то чудом я ухватилась за ближайший куст, рывком уперлась ногой в скалу и застыла на мгновение. Взгляд Равенса — хитрый и безжалостный — обещал расправу, когда он замер напротив, делая вид, что хочет помочь. Но рядом не было огня, который можно было бы призвать на помощь!

Подожги эту ветку, — приказывал мне Кьестен недавно.

Лицо тренера как воочию возникло перед глазами. Не то, мёртвое, что бессильно смотрит в небо, а живое, с въедливым взглядом и по-стариковски поджатыми губами, будто он удерживал очередную насмешку.

Ну давай. Покажи нам свою стихийную магию, если она у тебя есть.

Я не могу зажечь огонь, если его нет рядом!

Можешь. Просто представь, как загорается эта ветка. Ну же. Ты ведь хотела бы, чтобы я обжёгся, Кейсара ди Мори. Теперь ты вправе мне отомстить.

Грудь ходила часто, а пальцы, вцепившиеся в сучковатый край куста, дрожали от напряжения. Равенс поднялся — его тень нависла, и всё внутри сжалось в одну мысль: сейчас.

Он хотел убедиться, что я упаду, но похоже, что-то увидел в моих глазах. И ему стало страшно! Потому что я не подчиняюсь так живой магии, как другие. Потому что он знал, на что я способна!

Запах сухой травы под ладонью. Шероховатость ветки. Едва уловимая жара — не изнутри, а из самого воздуха, словно в нём притаился жаркий дух. Он был везде: в ладонях, в коже, в дыхании. В пульсе. И где-то на самой грани восприятия — легчайшее потрескивание. Как будто кто-то щёлкнул пальцами рядом с ухом.

Я вздохнула — в грудь ворвался перегретый воздух.

И пламя проснулось.

Ветки под моими руками разгорелись в резкий, ослепляющий факел, и Равенс отшатнулся, зашипел сквозь зубы, заслоняя лицо. Его рука задела пламя, и он отпрыгнул назад, споткнувшись о камень, — а я с трудом рванула и наконец обрела опору.

— Идут сюда! — заорал Арден, призывая нас на помощь. — Быстро!

Заметив рядом с Искрой троих захватчиков, я резко присела на землю и позволила огню вспыхнуть ярче и стремительно рвануть к нашей половине артефакта.

Огонь понёсся вперёд, точно послушный хозяину зверь. Я касалась пальцами сухой травы и кустарника и с наслаждением давала себе волю — разжигая пламя всё сильнее и заставляя врагов отступить. Словно внутри что-то проснулось — не ярость, не злоба, а… ясность. Та самая, которую Кьестен всегда от меня требовал.

Равенс отшатнулся и бросил на меня убийственный взгляд.

— Беги, — прошептала я ему, приподняв голову, взглянула исподлобья и оскалилась.

Пламя рвануло к нему, догоняя и цепляясь за край его штанов, как живое, точно оно тоже ненавидело предательство и жаждало справедливости.

За Искру началась настоящая борьба, но поднятое мной пламя не давало подойти врагам, и я удерживала их, позволяя огню гореть с тех сторон, откуда пытался проникнуть соперник. Кажется, впервые за долгие дни я не защищалась, не пряталась, не молила о спасении — я действовала.

Другие захватчики возникли в поле зрения, и я резко повернула голову, готовая броситься в новую схватку, но замерла. Это был Ильхас. Рядом — Тьяра. Оба — в ссадинах, с порванной одеждой, запыхавшиеся и довольные, но живые.

И с ними — Искра… Чужая Искра! Две части артефакта, одна из которых всё это время мерцала в расщелине у нас, наконец соединились — и засветились ярче, чем когда-либо. Линии, выжженные в поверхности древнего камня, сошлись, как нити судьбы, и вспыхнули, образуя сверкающий узор.

— Да!! Мы это сделали! — заорал Ильхас, не сдерживая ликования, и вместе с Джаном поднял Искру над головой, высоко, чтобы все видели. Чтобы все — и друзья, и враги, и наблюдатели, и, возможно, даже сами Четверо — знали: победа за нами.

Мои волосы растрепались, руки жгло, как после ожога, но я едва ли это ощущала. Я просто дышала — жадно, будто вернулась из-под воды, на поверхность.

Равенс замер поодаль, будто не придумал, как выкрутиться, и в его взгляде мелькнула паника. Но в это мгновение за ним проскользнула тень — Бьёрн схватил его сзади, резко, точно, хладнокровно — и за секунду скрутил Равенсу руки так, что тот застонал. Без лишней жестокости, но и без тени колебания. Он действовал как дархан, как судья, как тот, кто видел всё.

— Ты проиграл, — бросил он Равенсу, а затем на мгновение поднял взгляд и встретился с моим.

Серые глаза, чуть прищуренные. Без слов. Но я поняла: он видел всё, и не просто видел — он был рядом с самого начала!

Я стояла, не зная, что сказать, не зная, можно ли ещё сказать хоть что-то! Сердце всё ещё билось быстро, руки дрожали. Зато пламя гасло, оставляя за собой только копоть и обугленные листья.

— Передай его стражам, — произнёс Бьёрн, не глядя ни на кого из окруживших нас, и тут же один из старших дарханов шагнул вперёд и молча взял Равенса под локоть.

Тот больше не сопротивлялся — то ли от боли, то ли от осознания, что всё кончено. На его лице уже не было той ехидной ухмылки…

Толпа уже собиралась, наблюдатели, судьи, наставники. Над полем запылал свет — тот самый, чистый, сияющий, что возвестил: Игра окончена.

Кто-то из судей громко проговорил:

— Искра соединена. Победа подтверждена!

Мимо меня проходили участники, кто-то хлопал друг друга по плечу, кто-то — как Тьяра — стоял с закрытыми глазами, молча выдыхая победу, будто молитву. Арден переговаривался с Ильхасом, кивая в мою сторону, и оба с цоконьем оглядели выжженную землю, где только недавно пылало зажженное мной пламя.

Только вот Аиши нигде не было. Я обернулась, шагнула вперёд, снова оглянулась — нет. Ни в группе, ни среди захваченных, ни даже у наблюдателей. Ещё одна предательница исчезла так же ловко, как умел уходить от ненужного внимания бородатый. Я почувствовала, как похоладало внутри, и скользнуло предчувствие, что всё только начинается, ведь я всё ещё слишком много знаю…

Вокруг все замерли, и я поняла почему: к нам вышел император, оглядывая обе команды, которые один за другим подтягивались к сияющей Искре.

— Сегодня сделан первый шаг, — произнёс Сиркх голосом, и я встретилась с ним взглядом напрямую, дрожа ещё отчаяннее. — И Четверо, как и обещали, показали нам тех, кто готов предать нашу веру и святые заповеди Четырёх богов.

Он подошёл ближе, остановился рядом с Искрой, и его глаза сверкнули в отблеске магии.

— Те, кто прятался за масками, — продолжил он, глядя в сторону, где только что исчезла Аиша, — будут найдены. И предстанут перед настоящим судом богов: не тем, что слушает слова, а тем, что чувствует истину.

И, может быть, даже позволил игре случиться именно так — чтобы раскрыть то, что не могли доказать ни слова, ни обвинения…

Бьёрн подошёл ко мне ближе. Не касаясь меня, не говоря ни слова — просто оказался рядом. И этого было достаточно, чтобы я почувствовала себя в безопасности.

Но только на мгновение, потому что на этом поле мы выиграли, а вся партия — только начинается.

— Арден, Ильхас, — император разглядывал нас и называл по именам некоторых участников команды, и от звуков его голоса каждый раз ёкало в груди. — Ваша победа была убедительна. Я хочу провести с вами личную встречу. Сентар де Ларс, приведите их ко мне. Нам предстоит серьёзный разговор.

Бьёрн кивнул, и названные люди прошли вперёд. Я сделала несколько шагов за ними, пока император не остановил меня жестом.

— Кирия ди Мори, — произнёс он отдельно, отчётливо. Он смотрел прямо, не отрываясь, и в его взгляде было что-то странное: внимание, пронзающее, холодное, как поверхность гладкого клинка. — С тобой я хочу поговорить отдельно.

И мир вокруг снова стал до пугающего тихим.

Я замерла и выдохнула — медленно, с трудом и сделала шаг вперёд.

Конец первого тома.