Дарханы. Академия Четырех богов

Глава 6. В которой я теряю и нахожу спокойствие

Обед был отвратительным.

Вжик-вжик, — скрипели от качки доски с завидной мелодичностью. В полумраке нижней палубы мерно качались фонари. Жестяная миска на массивном, обитом железом столе, тянущемся вдоль длинных сидений, так и норовила присоединиться к всеобщему танцу предметов — под бесконечное переваливание корабля с одного бока на другой.

За соседним длинным столом поглощал свою порцию какой-то мужчина в засаленном платье, но ел так медленно и равнодушно, будто ему всё равно, что поглощать.

Овощная похлёбка с плавающими в жиже кусочками жилистого мяса не пробуждала аппетит, и даже утверждение Бьёрна, что мне станет лучше, не помогало.

— Я не могу это есть, — призналась я в конце концов.

Моя прическа окончательно растрепалась. Прежде я не очень любила открывать чуть оттопыренные уши (над которыми, конечно, не мог не пошутить Тавиан), но внутри было темно и душно, кудри противно липли к спине — было не до того, чтобы производить на кого-то впечатление. Наскоро пересобрав длинные волосы и стянув их в высокий хвост с помощью броши, я отстранилась и следила, чтобы они не попали в миску и не провоняли этим луково-приторным запахом с привкусом подгорелой хлебной корки.

— Как пожелаете, — пожал плечами сидевший напротив сероглазый и ловко поймал миску, которая принялась скользить дальше. — Не пропадёт. Простые смертные, а не королевские особы, съедят за вас и ещё попросят. Но не могу обещать, что буду ловить вас каждый раз, когда вы будете падать в голодный обморок.

— Буду падать на кого-то ещё. Помягче, — мрачно буркнула я. — А вот если меня стошнит от этого изысканного блюда прямо здесь — лучше точно никому не станет.

Бьёрн хмыкнул, потянулся — звякнули колечки в паре скрученных жгутов волос — и отдал миску проходящему мимо матросу. Тот явно направлялся на камбуз — маленькую местную кухоньку, откуда раздавался звон жестяной посуды и отборная ругань. Жаль, умением сворачивать уши в трубочку магов не одарили.

Я тряхнула рукой, отбрасывая золотые браслеты подальше от нужного места на запястье, надавила на пульсирующую точку и снова уставилась на моего сопровождающего.

Бьёрн в ответ сложил ладони в кулаки и оперся на них подбородком, глядя на меня. В полумраке его глаза перестали быть вызывающе-светлыми, а скорее загадочно темнели, не выдавая то, о чём он думает. Но дархан не спешил бежать, и я решила воспользоваться моментом, даже смягчила голос:

— Сентар де Ларс, — проговорила я с вкрадчивой улыбкой, почувствовав, как уходит тошнота. — Что там на самом деле происходит? Скажите честно. Зачем им нужна я? Настолько, чтобы красть из родного дома.

— Ну, положим, из родного дома вы сбежали сами, ваша светлость. Я лишь направил ваше желание пройти обучение магии в нужное русло: вам нужен кто-то посильнее ведуний. А так, как вы знаете, власть императора сильна, но расширение империи на север требует больше людей и сил. Однако, самый тёмный момент ночи — перед рассветом.

Я нахмурилась и подалась вперед.

— Перед рассветом?! Что ты имеешь ввиду?

Бьёрн широко улыбнулся.

— Ваша привычка обращаться “на ты” к слугам не дает вам покоя? Так что: кирия ди Мори или просто Кейсара?

— Ты старше меня всего на несколько лет, — вспыхнула я снова от его тона от того, что он подловил, как я сбилась со своей же выбранной траектории.

— Возраст — понятие такое относительное… — снова ушёл от прямого ответа Бьёрн, и я заметила след улыбки в уголках его губ за сложенными в замок пальцами.

— Хорошо, Бьёрн де Ларс, прошу прощения за фамильярность. Так что вы имели ввиду под “темнотой перед рассветом”?

— Только то, что император нуждается в верных и преданных людях сейчас. И что одаренные способностью прикасаться к неживому сейчас особенно важны, — безэмоционально проговорил дархан.

— Что-то не чувствую себя важной.

— Не знаете историю императора? — Бьёрн опустил руки на стол, оставив их сцепленными, и они оказались совсем рядом с моими раскрытыми пальцами: я всё ещё сжимала запястье, уже больше по привычке и опаске, чем от действительной дурноты. — Он не из тех, кто держится за формальности и порядки. Ему всегда важнее суть. А суть сейчас в том, чтобы собрать под своим началом самую могущественную армию мира.

— Мой брат отслужил в его армии, — бросила я, дёрнув уголком рта. — Мне хватило видеть его после этих пары лет. Его бросили в пекло, и до сих пор он не восстановился до конца, хотя у нас бывали лучшие лекари со всех Корсакийских островов и даже из столицы Энарии. Я надеюсь, это звучит как достаточная причина не желать участвовать в “самой могущественной армии мира”? И я не просто капризная “принцесса Юга”, сентар де Ларс, у меня есть все основания поступать так, как я поступила.

— Я хорошо знаю вашего брата, кирия ди Мори, — проговорил Бьёрн.

— Вот как?! — я не удержалась от восклицания, впиваясь ногтями в ладони.

Этот тип был знаком с Тавианом — и они оба ничего мне не сказали?! Так вот кто подстроил мое “похищение”. Тавиан! Злость снова брала верх.

Бьёрн склонил голову набок, не торопясь объяснять и глядя на меня. Вокруг то и дело сновали матросы. Один из них, проходя мимо, похлопал Бьёрна по плечу, зазывая с собой на палубу, но он ответил им на чужом языке:

— Este manet kirah.

— Bjern dehs mven, — фыркнул матрос, но дархан и глазом не повел.

Он кивнул мне и серьёзно произнес:

— Тавиан пострадал случайно. Никто не мог предвидеть. Но есть долг…

Он смотрел на меня, будто пытался уловить истинные мысли, но я знала, что для этого ему нужно прикоснуться и нарушить мои границы. Снова.

Несколько мгновений я подбирала слова, думая выспросить у него все подробности, но поняла, что сейчас не тот момент, когда этот упрямый дархан пожелает говорить откровенно. А может, и не хотела знать подробности, раз даже Тавиан пожелал оставить их при себе.

По-хорошему, лучше остыть, прежде чем разговаривать с этим… Бьёрном, иначе выдам много лишнего про брата, его обучение с Ароном и мою связь с его же учителем. Хотя стоит предположить, что Бьёрн и про это в курсе, а значит, уже поэтому может вести себя так со мной — насмешливо и издевательски, зная, как я была влюблена в учителя брата, в Арона, и чем это закончилось.

Жаркий стыд от этой мысли окатил щеки, и я резко встала, тут же покачнувшись на волне.

— Что же, сентар де Ларс. Тогда тем более вы должны понимать мое нежелание пострадать “случайно”! Не хочу стать калекой, каким стал мой брат, — почувствовав подступающие слёзы, я резко отвернулась, прижав пальцы к векам и ожидая, что он хоть попробует успокоить, а может, снизойдет до милости… подскажет, как избежать службы?

Ясно ведь видно, что я — не солдат и не с моим самообладанием идти воевать!

Но безразличные слова Бьёрна только добили:

— Да, кирия ди Мори, я прекрасно вас понимаю, — вкрадчиво раздался его голос. — Ваши чувства написаны у вас на лице. И вы охотно ими делитесь через касания. Никаких тайн.

Он смеялся надо мной, хоть и беззвучно. Никаких тайн, значит? Думает, что я настолько избалованная и поверхностная девица?!

Я вспыхнула, сжав кулаки.

— Что же, — снова повторила я, теряя самоконтроль. — Смейтесь. Если вам весело смотреть, как ломаются судьбы по прихоти Императора! Я покину монастырь и всех вас при первой же возможности. — Я добавила злым, срывающимся шёпотом, посмотрев ему в глаза, не боясь, что меня услышат: — И мне плевать на долг и службу стране, слышите?..

Тошнота подступила к горлу, и я плохо понимала, тошнит меня от беспрестанной выматывающей душу качки или от того, что я говорю и что думаю про всё это. Или — что вернее! — от слишком долгого лицезрения Бьёрна — равнодушного, насмешливого, недалекого типа, который только и умеет, что исполнять чужие приказы и издеваться!

Развернувшись, я быстро выбралась на верхнюю палубу, перестав сдерживать дурноту, и там меня всё-таки вывернуло прямо за борт. Зато стало так безразлично, что подумают матросы, Бьёрн, другие пассажиры или кто угодно. Я повисла вниз головой, сплевывая привкус желчи, впиваясь пальцами во влажный борт корабля, падающего то вверх, то вниз. На несколько мгновений даже испытала облегчение, откинула кудри и подставила лицо, склоненное к борту, солнечным лучам и ветру, не думая больше ни о чём.

Я всё равно выберусь оттуда. И если без помощи этого дархана — так даже лучше!

Весь вечер я провела в каюте, обдумывая разговор и брошенные Бьёрном фразы, но тот намек, что мне почудился, теперь казался просто игрой воображения. Пока он делает всё, чтобы сломить мое сопротивление, доставить в монастырь и сдать властям как безвольную фигурку в самой могущественной армии мира. И никак не высказывает ни сочувствие, ни интерес, только играет моими чувствами.

Ночь прошла на удивление спокойно: видимо, я настолько вымоталась физически и морально, что даже урчащий от голода желудок и похрапывания остальных путешественников за плотными шторами разделенной на “комнаты” каюты не помешали заснуть.

Утром разбудил удар в гонг. С непривычки я вздрогнула и едва не врезалась макушкой в низкую полку над головой. У нас на Корсакийских не были в ходу гонги, смесь веры в Четверых богов и местных традиций привела к сочетанию мелодичных молитв под звуки наших привычных на Юге инструментов — струнных и бубнов.

Гонг звучал так долго и пронзительно, шесть ударов подряд, когда не затихающие колебания одного удара догоняли звуки сильного второго. Я накрыла голову хлипкой подушкой, представляя, что это именно Бьёрн долбит в здоровенный металлический диск мне назло.

И почему-то он предстал перед мысленном взором в самом диком и воинственном виде — обнаженный по пояс северянин с пронзительным взглядом, с рассыпавшимися по плечам короткими прядями волос, бледнокожий под яркими лучами нашего, еще южного солнца, бьющий в гонг большим молотом. И молитвы, что срывались с его губ, звучали низко и гортанно — “во славу Четырех” — кидая в дрожь.

Да уж, представила чересчур уж подробно — и сама же глухо простонала. Мама всегда говорила, что у меня слишком живое воображение: мне сочинять бы истории для выступлений на сцене.

Преодолев утреннюю тошноту, я даже умудрилась что-то съесть на скудном завтраке: разгрызла какой-то сухарь и запила водой. Вопреки моим фантазиям, полуголого Бёрна, бьющего в гонг, на верхней палубе не оказалось — я послонялась по натёртому до блеска дереву, не нашла себе места среди снующих туда-сюда матросов и резких команд капитана и боцмана и вернулась обратно вниз.

В сумке у меня с собой была лишь одна потрепанная книга на корсакийском — история смелой девушки, переплывший однажды океан в поисках своей мечты, земли предков и открывшая в себе дар повелевать водной стихией. Это была старинная легенда наших земель, рассказанная на современный лад, я любила её, когда была маленькой. И по ней когда-то училась читать по-корсакийски.

Я знала, что дарханы ещё обязаны выучить даори — мёртвый язык предков, на котором уже не говорят, но одаренные считают, что именно он обладает магическим звучанием, способным достигать Четырех богов.

В чтении и бездумном созерцании потолка и борьбе с тошнотой я провела еще несколько дней. Бьёрн, видимо, поняв, что со мной ему делать нечего, пропадал на палубе. Пару раз я видела его издалека, когда он работал наравне с моряками: забирался с командой матросов на мачту, перекрикиваясь с боцманом на ивварском — и его голос звучал почти так же, как я представляла при ударе в гонг и пении молитв Четырем.

От скуки и легкой дурноты я пыталась отвлечься, завести общение с кем-то из моей каюты, но люди попадались неразговорчивые или неинтересные, и стало ещё скучнее. Лучше уж было проводить время в перечитывании легенды на корсакийском или воображать свои собственные истории.

— Любите читать? — подошла и заглянула через щель в шторке взрослая женщина, которую я видела всего пару раз, когда я валялась на узкой койке, уперевшись ногами в стенку, чтобы меньше качало.

Я спохватилась, что выгляжу совершенно непристойно с задранным подолом платья и оголенными коленями в тонких чулках, и резко села.

Голова тут же закружилась, и я привычным жестом зажала запястье, пытаясь справиться с немедленно вернувшейся тошнотой. Пришлось подышать несколько раз глубоко всей грудью, прежде чем ответить.

— Здесь больше нечем заняться, — пожала я плечами, откладывая книгу в сторону и почему-то прикрывая ладонью название, выведенное на истрепанной кожаной обложке.

Женщина выглядела благородно: убранные наверх тёмные волосы, всегда опрятное платье, дорогие украшения на пальцах и на запястьях. Удивительно, что она зачем-то странствует с наших Корсакийских на Итен на таком простом судне.

— Садитесь, — предложила я, отряхнув накрытую тонким покрывалом койку.

Кирия, явно искавшая повод с кем-то поговорить, вздохнула и опустилась неподалёку, сцепив пальцы на коленях.

— Вы тоже следуете на Итенский архипелаг? У вас там родственники? — участливо поинтересовалась я, раздумывая, что же могло на самом деле подтолкнуть к такому не самому востребованному месту для путешествий: чаще всего с Корсакийских островов отправлялись за редкими товарами и развлечениями в бывшую столицу Энарийского королевства — Аркетар, который был всего в нескольких днях пути.

— Да… Мой сын, — вздохнула женщина. — Его вскоре должны отправить на службу.

— Он тоже маг? — поняла я. — И проходит обучение в Сеттеръянге?

— Как вы это поняли? — нахмурилась женщина и обернулась ко мне вполоборота, не скрывая тревогу во взгляде. — Мне разрешили навестить его прежде, чем его величество Сиркх отправит на Север… Мой мальчик. Мой Сабих, ему всего семнадцать. Когда его отца не стало, он стал для меня всем, а теперь… — она резко отвернулась в сторону. — Все говорят о новых завоеваниях императора, и каждый раз я вздрагиваю, когда думаю об этом. Неужели ему мало того, чем он уже владеет?!..

Разговор принял опасный поворот, и я настороженно оглянулась. Среди матросов я увидела много ивварцев и слышала дежурные восхваления силы и могущества их правителя. Одно дело на наших Корсакийских островах сетовать на жестокое и немилосердное к обычным людям правление Сиркха, к тому же вера в Четырёх богов у нас соседствовала с другими традициями, с поклонением Великим Духам, Ао и Теа, с другой — делать это там, где нас могут услышать ивварцы, гордящиеся своим выходцем, покорившем за эти двадцать лет целых полмира.

— Не думайте о самом плохом, — начала я.

— Ты не понимаешь, — всхлипнула в ответ женщина.

Она резко прижала стиснутые в кулаки пальцы к сухим губам, её веки покраснели и она беззвучно зарыдала, сотрясаясь всем телом. Я смотрела на неё и думала о том, что мои родители едва ли хоть раз заплакали, отправляя меня в Сеттеръянг.

Может быть, считали, что без должного контроля своего огненного дара я и так в опасности — даже дома, ещё не на службе. Может быть, есть какие-то договорённости, что после обучения мне позволят вернуться домой?

Одна из моих подружек с легкой долей зависти шутила, что я любимица судьбы и всегда получаю всё, что захочу. Однако дело было не в этом.

Скорее — я старалась принимать всё, что получаю.

А это, как говорила Нидейла, важная разница. Я вспомнила голубоглазую ведунью с не по возрасту молодым и мудрым взглядом, с многочисленными татуировками и украшениями в волосах, мерно звеневшими на ветру. Со спокойствием, которое всегда окутывало её и тех, кто с ней рядом, и вздохнула, понимая, что не смогу провести обучение с ней, как мечтала.

Что ж, наступала пора принять то, куда я направляюсь, и то, через что надо пройти. Да, хоть я и намерена найти способ пройти обучение и покинуть монастырь, не жертвуя собой и своим здоровьем во имя сомнительных целей, но несколько дней, что я провела наедине с собой, помогли немного успокоить дух.

И если меня научат усмирять этот внутренний огонь… я смогу не только вернуться на родину, но и снова встретиться с Ароном и не быть больше для него и других опасной. От этой мысли внутри всё дрогнуло, и я поджала губы. Так и не забыла Арона. Снова он в моих мыслях!

Корабль сильно качнуло, всё внутри скрутило в клубок, и я вцепилась в край койки.

— Знаете. Не переживайте раньше времени за сына, — часто дыша, проговорила я, когда рыдания собеседницы стихли и она пришла в чувство. Женщина поднялась с места, и я произнесла ей вслед: — Может, всё обернётся лучшим образом, а так вы только вселите в сына свой страх. Моя… знакомая всегда говорила, что излишняя тревожность за других — безмолвный посыл к их гибели: ведь только тогда наконец не станет повода для переживаний. Верьте в него, и ему не придётся страдать.

С легкой гордостью я впервые подумала о том, что мои родители, брат и даже Нидейла не будут рыдать по мне горючими слезами и оплакивать раньше времени. Они верят в меня и моё упрямство. И пожалуй, так куда легче идти вперёд.

— Да если бы я могла не тревожиться, — хмыкнула кирия, утерев слезы и приглядевшись ко мне ещё раз. — Твой магический дар, должно быть, очень силен.

— К сожалению, — мрачно отозвалась я, благодаря Духов за то, что на корабле опасность прикоснуться к огню гораздо меньше.

Разве что Бьёрн — мой личный источник смертельного риска.