Девушка в черно-белом

Сон сел мне на поясницу, и мягкая подушечка ее пальца провела по клейму с гербом Вольфсона у меня между лопатками.

Я просто лежал здесь, позволяя ее волосам касаться моих боков, когда она склонилась надо мной, потому что, в Тени или нет, я думал, что мне нужно дать ей передышку. Она была новичком в этом, и я не был особо нежен. Но, черт возьми, она сама напросилась на это с этой гребаной вазой.

Хотя у нее была всего лишь короткая пауза — потому что она была обнажена, сидела верхом на моей спине, тепло между ее ног обжигало мою кожу.

Эта женщина была помехой. Я чувствовал себя на взводе, настроенным на все, что она делала, на каждый производимый ею шум, настолько, что не мог обращать внимания на окружающее. Это нервировало меня, шло вразрез со всем, что было вбито в меня. И я наверняка погубил бы нас обоих, если бы часто позволял бы себе это.

Правда заключалась в том, что я должен был уйти. Потому что, если бы я остался, это отняло бы у меня все время. Это было бы моим фокусом во всех аспектах моей жизни.

Если бы я остался, мой брат был бы мертв в тот момент, когда я потерял бы свою человечность. Каламити была бы прикована, как домашнее животное, к стене моей спальни; даже если бы я дал ей свою кровь, чтобы защититься от меня, она была бы привязана ко мне. Я нашел способ удержать ее — я знал это сильнее, чем что-либо другое. И кто знал, что я сделал бы с ней, учитывая, каким иррациональным она сделала меня даже сейчас? Следующим должен был Максим — хотя кого, черт возьми, я обманывал? Этот ублюдок мог сгнить.

В моем распоряжении был бы Титан, а мир, который я мог бы разрушить, был бы у меня под рукой. Я знал, как это работало, знал, что мне иногда хотелось делать, и я был далек от справедливости. Хотя я не так сильно беспокоился о мире, как об этой темноглазой женщине у меня за спиной.

Она провела пальцем по ушам волка, по его глазам и носу, а затем так тихо прошептала:

— Вот почему у него острые зубы, он волк. Мои брови нахмурились, пока она говорила, как будто отвечая самой себе:

— Нет, он не ...

Теперь, когда она заблокировала от меня ее мысли, я больше не мог слышать их, и это раздражало меня. Я хотел знать все, что она думала, все, что она делала. Я как раз собирался спросить ее о том, что она имела в виду, когда заговорила.

— Уэстон?

Легкая улыбка тронула мои губы, потому что мне чертовски нравилось, когда она произносила мое имя таким мягким, вдумчивым тоном, как будто я был единственным, кто мог ответить на ее вопросы.

— Ты веришь, что есть место, куда мы все попадаем после смерти, где сбываются все наши мечты? — спросила она меня.

Я на мгновение замолчал, гадая, беспокоилась ли она о том, что те четыре месяца, которые она провела в темноте и холоде, были тем, чем на самом деле была смерть.

— Я не думаю, что наши мечты останутся прежними после того, как мы умрем.

Я практически чувствовал, как она думала.

— Например, как ты хочешь захватить мир? Ты же не думаешь, что у тебя будет такое же желание, когда ты умрешь?

Хорошо. Перерыв окончен.

Я обернулся, услышав ее смех, когда повалил ее на матрас. Ее руки обвились вокруг моей шеи, и я поцеловал ее, переплетая свой язык с ее языком.

— Почему бы нам просто не остаться в настоящем? — сказал я, проскальзывая глубоко в нее.

Она прикусила губу, ее темные глаза закатились.

Да, настоящее было именно там, где я хотел быть.

— Хватит, — выдохнула она, нерешительно отталкивая меня. — Я не думаю, что смогу даже ходить.

Я уткнулся носом ей в шею, разбудив ее от часового сна. Что она хотела, чтобы я сделал? Просто сидел и смотрел, как она спала обнаженной в моей постели? У меня не было ни малейшего шанса спать с ней здесь.

Некоторое время назад прозвенел церковный колокол, давая мне знать, что уже за полночь. Я должен был улететь три часа назад, но это был мой гребаный корабль — они могли подождать меня.

— Тебе не нужно ходить, — сказал я ей. — Тебе просто нужно лежать здесь.

Она рассмеялась.

— Уходи. Ты, конечно, не всех своих женщин так достаешь.

Мои глаза сузились от ее беспечного тона. Мне хотелось пробить кулаком стену, когда я думал о ней с другими мужчинами, а она так небрежно упоминала меня с другими женщинами? Это раздражало меня до чертиков.

Она взглянула на меня и нахмурилась, увидев выражение моего лица.

— Что с тобой не так?

Хотел ли я продолжить разглагольствование о том, что с тех пор, как я встретил ее, у меня была еще одна женщина, и она оказалась блондинкой с карими глазами? К черту это.

Я оттолкнул ее, вставая с кровати и проводя руками по волосам. Вся эта ситуация была хреновой. Мне нужно было уйти, пока это не стало еще сложнее, чем уже было.

Я услышал, как она слезла с кровати, и вскоре после этого ее руки обвились вокруг моей талии. Она поцеловала меня в середину спины.

— Ты злишься.

Нет, не злюсь. Разочарование пробежало по моим венам подобно пламени, поселившись в груди, насмехаясь надо мной из-за того, что я ничего не мог сделать, чтобы исправить эту ситуацию.

Ее руки обвились вокруг меня, когда она подошла ко мне спереди. Я посмотрел вниз и увидел, что она смотрит на меня.

— Почему ты такой сердитый? — спросила она, целуя меня в грудь.

Я уже собирался попрощаться с ней и проигнорировать сжимающийся в груди страх оставить ее где бы то ни было одну, но затем она снова прижалась губами к моей груди, высунув язык, и жар разлился прямо у меня в паху.

— Я думал, ты едва можешь ходить.

Все, что она сделала, это посмотрела на меня горячими, невинными глазами. Этот взгляд вонзил маленькие коготки мне в грудь.

Я застонал, хватая ее сзади за шею и крепко целуя. Я почувствовал понимание в глубине своих глаз, жар пробежал по мне при мысли о том, что, что бы я ни заставил ее сказать раньше, она не была моей.

Разочарование и ярость горели в моих венах, и я попытался подавить эти чувства, пока она не заметила.

Церковный колокол прозвенел один раз.

У меня было всего несколько часов, и я собирался воспользоваться каждым из них.

Я завернулась в простыню, стоя на террасе и наблюдая, как сотни бумажных фонариков поднимались в воздух над горизонтом. Над темной океанской водой, над этим городом из тепла и камня.

На сердце потеплело, когда знакомые руки обняли меня за плечи, тепло его тела прижалось к моей спине. Я подумала, не совершила ли я ужасную ошибку, оказавшись здесь с Уэстоном. Если бы я была такой же, как Тени, я бы не смогла вернуться назад — не из темноты, а от него. Хотя, если этот колодец показал мне правду, то другого выхода не было.

— Уэстон, — начала я, — твой... брат.

— Что с ним? — от его грубого голоса у меня по спине пробежали мурашки, а по рукам побежали мурашки.

Я прочистила горло.

— Его шрамы. Что с ним случилось?

— Мой отец.

— Он бил его? — спросил я в ужасе.

— Ролдан всегда искал одобрения нашего отца. Таким образом, он был легкой мишенью и принял на себя основную тяжесть его гнева.

— Это ужасно.

Я почувствовала, как он пожал плечом, и внезапно почувствовала тяжелое раскаяние за детство моего убийцы, за детство моего похитителя. Особенно из-за того факта, что его безразличие означало, что он не знал ничего другого.

— А ты? — нерешительно спросила я. — Что он с тобой сделал?

— После пятнадцати? Немного.

— Это потому, что ты был сильнее его, — сказала я, вспомнив, как Максим сказал, что Уэстон набирался сил с возрастом.

— Ты читала обо мне, принцесса?

У меня защемило сердце.

— Может быть. Как насчет до пятнадцати?

Тишина.

— Он мертв, Каламити. Это больше не имеет значения.

У меня внутри все сжалось, и мне внезапно захотелось обнять его и защитить от всего мира. Странное чувство пронзило мою грудь.

Я прижала свою ладонь к его, наслаждаясь разницей, когда переплела свои пальцы с его.

Мне нравилось, какими грубыми были его руки. Насколько они были больше моих. Как они ощущались на моей коже. Как я видела, как они сворачивали шеи, и все же какими нежными они могли быть.

Мне нравилось, как от него пахло кожей и мужчиной, какой теплой была его кожа и в какой полной безопасности я чувствовала себя в его присутствии. Мне нравилось все это. И прямо сейчас меня не волновало, что я не должна этого чувствовать.

Я с трудом сглотнула, набираясь смелости спросить его о чем-нибудь. Несколько фонарей парили прямо над нашими головами, и я посмотрела в ночное небо.

— Уэстон... Ты думаешь, печать неестественная? Что люди навязали это земле, и это приносит только вред Алирии и ее народу?

Через мгновение он ответил:

— Я думаю, что без печати многие все еще говорили бы, что магия вредит им и земле.

Я замерла.

Я никогда не думала, что он так ответит. Я полагала, что он может попытаться навязать мне свои прошлые планы. Даже несмотря на то, что он не показал мне, что все еще интересовался печатью, я все равно ожидала, что в последнюю минуту попытаюсь изменить свое мнение и спасти его рассудок.

Но его честность пробила дыру в моем сердце, боль обожгла мне глаза. Хотя он был прав. Я никогда не думала об этом с такой точки зрения; что в этом мире есть два типа людей, и оба никогда не будут счастливы.

Фонари расплылись, когда слеза скатилась по моей щеке. Тепло и... отчаяние просочились в мою грудь, томные, но тяжелые. Это могла быть игра света, могли быть слезы в моих глазах... Но мир внезапно обрушился на меня, когда одна золотая звезда пронеслась по небу.