Эффект бывшего парня

ГЛАВА 24

Ава

Я побежала за Мэтью, не обращая внимания на попытку мамы схватить меня за руку и протест отца.

— Мэтью, подожди. Пожалуйста, подожди секунду, — крикнула я, прежде чем он завернул за угол.

Его тело напряглось, но он остановился.

Я осторожно приблизилась к нему, подняв руки.

— Это прозвучало так ужасно, — прошептала я, отчаянно желая положить ладони на его широкую спину. — Мне так жаль, что это прозвучало так ужасно. Ты же знаешь, я не это имела в виду.

Наконец, он повернулся. Медленно и уверенно, не торопясь встретиться со мной взглядом или увидеть выражение, застывшее на лице.

— Знаю ли я это? — спросил он.

У меня перехватило дыхание. Тело сотрясала дрожь. Он стоял прямо передо мной, но я видела, как он ускользает.

— Скажи мне, что сделать, чтобы все стало лучше.

Его глаза изучали мое лицо, и я проиграла битву со слезами. Он стиснул зубы, когда они беззвучно скатились по моим щекам.

Мэтью говорил тихо и обдуманно.

— Прямо сейчас ты не можешь. Только не сейчас, когда мы стоим в коридоре, а тебя ждут. Прямо сейчас мне нужно время. Потому что, хотя я и могу понять, как все эти костяшки домино встали на свои места — включая те, над которыми ты не властна, — это не меняет того факта, что я нанял самолет сюда, чтобы посмотреть тебе в глаза, когда скажу, что влюбился в тебя. А вместо этого я застал тебя в комнате с другим мужчиной, и со мной обращались как с грязным секретом перед твоими родителями, которые являются единственной причиной, по которой ты так осторожничаешь, я не мог заставить тебя поговорить со мной с самого начала.

Рыдание сорвалось с моих губ, и я прижала руку ко рту, чтобы сдержать все остальные, те, что душили мое горло и переполняли сердце.

— Мэтью, — сказала я несчастным, полным слез голосом. Я хотела сказать ему, что тоже влюбилась в него, что не представляю своего будущего без него, но я так сильно облажалась, что все, что я могла сделать, это стоять перед ним и плакать.

Он поднял руку и подушечкой большого пальца вытер слезы с моего лица. Я сильнее прижала пальцы к губам, чтобы не вцепиться в его руку и не захотеть отпустить.

Я не могла позволить ему уйти, ничего не сказав, каким-то образом дав ему понять, какое невероятное место он занял в моем сердце.

Он опустил руку и потянулся за своей сумкой.

— Мэтью, пожалуйста, я влюблена…

— Прекрати, — резко сказал он, его лоб сморщился от дискомфорта. — Только не так, Ава, пожалуйста.

Я шумно втянула носом воздух и неуверенно кивнула. Когда он повернулся и пошел прочь, я застыла на месте, пока не услышала гул лифта.

Когда вернулась в свой номер, мои родители разговаривали, перекрикивая друг друга, но я не могла расслышать ни слова. Мой мозг был словно заткнут ватой, все их слова, раздражение и замешательство сливались в один долгий, нестройный звук.

Все слова, которые я произносила, рисовали картину настолько поверхностную, что я могла видеть сквозь нее. Это, конечно, не давало мне никакой опоры.

Это было непрочно.

Нематериально.

Когда я закрыла глаза и представила его лицо, сердце сжалось с такой болью, что на мгновение я испугалась, что потеряю сознание.

— Ава Мари, ты вообще слушаешь? — прошипела мама, схватив меня за руку и потянув обратно в номер. Я вырвала руку из костлявых пальцев, и мама в шоке прижала руку к груди. — Вам лучше начать говорить, юная леди.

— Это безумие, — проворчал мой отец.

— Просто замолчите, — прошептала я. — Всего на секунду, пока я пытаюсь отдышаться.

Их болтовня высушила мои слезы, но все тело сотрясала дрожь. Я села на край огромной кровати, уперлась локтями в колени и запустила пальцы в волосы. Мне потребовалась секунда глубокого ровного дыхания, чтобы понять, что они меня слушают.

Когда я подняла голову, мои родители смотрели на меня со странной смесью раздражения, гнева и недоверия на лицах.

— Ну что ж, — сказал папа, махнув рукой в сторону двери. — Не хочешь объяснить, почему парень твоей сестры из колледжа оказался в твоем гостиничном номере? И где, черт возьми, твой парень?

Я уставилась на него, пытаясь подобрать слова, которые придали бы смысл. И я не смогла этого сделать. С чего начать? Им было бы все равно, какова правда.

Прищуренные глаза моей мамы внимательно следили за мной, анализируя то, что видит и слышит. Всего через несколько секунд я поняла, что она осмыслила все детали, и мне не нужно было ничего объяснять. Ее лицо разгладилось, и она медленно выдохнула.

— Позволь мне разобраться с этим, Алан.

Как ни странно, папа согласился. Он поджал губы и покачал головой.

— Честно говоря, Ава, подробности не имеют значения. — Она провела руками по своему брючному костюму, эффективно избавляя себя от того, что произошло. — Я не знаю, что этот человек здесь делал, но, оглядываясь назад, очевидно, что...

— Этот человек? — тихо повторила я, уставившись на нее. — Этот человек? Вы, ребята, любили Мэтью. Эшли изменила ему, когда они должны были пожениться, а теперь ты называешь его этим человеком?

Мама тихо рассмеялась, а когда папа начал говорить, подняла руку.

— Ава, — она медленно покачала головой, — если у тебя когда-нибудь будут дети, ты поймешь, каково это, хорошо? Реальность для нас, когда мы смотрим на эту ситуацию, выглядит немного иначе, чем для вас. Очевидно. — От ее ехидного тона волосы у меня на руках встали дыбом, а пальцы сжались в кулаки. — Ваши плохие отношения с Эшли не секрет, но клянусь тебе прямо сейчас, что если ты испортишь ей эти выходные из-за того, что вы с ним делаете, по какой бы причине он ни был здесь, я никогда тебя не прощу.

О да, мои слезы давно высохли. На смену им пришло странное оцепенение. Я даже не могла найти в себе сил, чтобы сдержать гнев, хоть каплю праведного негодования или как-то защитить себя. В тот момент апатия накрыла меня тяжелым одеялом. Из тех, под которые ты прячешься, когда не можешь уснуть, и надеешься, что это убаюкает тебя ложным чувством безопасности.

— Ты никогда меня не простишь, — повторила я глухим голосом.

— Ни слова ей об этом, Ава, — продолжила она. — Ты меня понимаешь?

Папа смотрел в пол, скрестив руки на груди. Лицо мамы слегка покраснело, и я наклонила голову, чтобы получше рассмотреть ее. Я была совсем не похожа на нее. Ни волосы, ни глаза, ни то, как мило вздернут ее носик.

Все иллюзии, которые у меня были об этих выходных, развеялись. Как воздушные шарики, выпущенные в большое пустое небо точными щелчками острых ножниц.

Чик.

Чик.

Чик.

— Я прекрасно тебя понимаю, — спокойно сказала я.

Она не уловила двойного смысла моих слов. Затем раздраженно выпрямилась.

— Итак. Мы опаздываем на подачу напитков. Именно поэтому мы и пришли к тебе. — Она бросила на меня беглый взгляд. — А теперь вытри лицо и расправь блузку. И ущипни себя за щеки, чтобы вернуть румянец. У тебя все получится.

Я рассмеялась, и этот звук заставил моего отца поднять голову впервые за несколько минут.

— Я не собираюсь спускаться.

— О да, ты собираешься.

— Эбигейл, — тихо, но твердо сказал папа.

Я встала с кровати и сделала глубокий вдох.

— Нет, мама, я не буду. Я буду на церемонии. Сохраню улыбку на лице, потому что я не такая, как Эшли. Я смирюсь с этим и не устрою сцену, как это сделала бы она, если бы мы поменялись ролями. Такую, которую ты бы простила, потому что это она. Такую, которую ты бы оправдала, потому что это она.

Мама открыла рот, как рыба, пойманная на крючок, а папа поморщился.

— Но сегодня вечером, — продолжила я, — я закажу как минимум одну бутылку вина по неприлично высокой цене в номер, возможно, какой-нибудь шоколадный торт, в который я смогу поплакать, потому что сегодня вечером я так сильно облажалась с очень важным для меня, что я возьму все это за счет этого номера, который вы оплачиваете, и ты не станешь спорить со мной по одному поводу.

Есть поговорка, что умный солдат знает, когда отступать. А мои родители были неглупы. Один долгий взгляд на мое лицо, которое, вероятно, из-за потеков туши напоминало потрепанного енота, и они начали выходить из моего номера.

Папа повернулся, прежде чем уйти, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но я поднял руку.

— Не сегодня, папа. Только... не сегодня.

Я была похожа на своего отца. У меня был такой же прямой как лезвие нос. Такие же глаза. Та же улыбка, когда он решал ее использовать. Глядя на него в дверном проеме, я не была уверена, что смогу точно определить, что именно я увидела на его лице, но отказывалась называть это чем-то похожим на жалость, потому что тогда я потеряла бы контроль над своими странными колеблющимися эмоциями.

Стыд.

Смущение.

Отчаяние.

Боль.

Любовь.

Разочарование.

Гнев.

И ничего. Просто ничего.

Я едва могла переварить все то, что чувствовала за последний час, неделю или месяц, не говоря уже о том, чтобы попытаться дать им названия и сохранить душевное равновесие.

Отсюда вино и шоколадный торт.

Я надела пижаму и стала ждать доставки. Подписала счет с отсутствующей улыбкой. Забралась в большую пустую кровать, выпила прямо из бутылки и съела торт пальцами, как могут только люди с разбитым сердцем.

После первой бутылки я уставилась на свою переписку с Мэтью и попыталась не разрыдаться. Когда я была пьяна, мне казалось, что мои слезы — это красивые блестящие дорожки, стекающие по лицу. Я сказала себе, что позвонить ему было ужасной идеей. Я даже не знала, удалось ли ему выбраться с острова. Он мог бы пройти пешком пять минут и найти другой отель и остановиться в нем. Он мог бы нанять самолет или вертолет, которые доставили бы его обратно в Сиэтл (о, радость быть неприлично богатым).

Я перевернулась на спину, положив телефон над собой, и решила отправить сообщение. Только одно. Всего одно маленькое сообщение, от которого он проснется.

Вот тогда-то я чуть не сорвалась. Потому что, если бы он вернулся в Сиэтл, я бы знала, что он в своей постели. Я знала, как он лежал — на спине, скрестив руки на животе, потому что так было лучше для его спины, — и знала, в какое время он клал голову на эти свои удивительные дорогие подушки. И все мое тело пульсировало от тоски по нему. С реальностью того, что произошло всего за один короткий вечер в моей жизни.

Я: Я скучаю по тебе. Мне жаль. Я ужасна, и ненавижу все это, и да, может быть, я пьяна, но это все равно делает все вышесказанное правдой.

Я: Ненавижу находиться здесь без тебя. Где угодно без тебя, правда.

Я: Дерьмо. Я сказала себе, что отправлю только одно сообщение, а теперь пишу третье, и кажусь эгоистичной сукой. Ирония судьбы, да? Я понимаю, что тебе нужно немного на меня разозлиться. Но мы еще не закончили, Мэтью. Никто не испытывает к друг другу таких чувств, как мы, и с этим нельзя просто покончить. Не так.

Я: Я уже говорила, что я ужасна и мне жаль? И пьяна? И что я скучаю по тебе?

— Ну, — пробормотала я, бросая телефон на свободную сторону кровати. — Это быстро переросло в ссору.

На мгновение я уставилась на вторую бутылку вина, которая обошлась моим родителям примерно в шестьдесят долларов, и решила сжалиться над собой завтрашней, поэтому встала, выпила немного воды, а затем упала лицом в постель.

Простыни были холодными. Как и моя подушка. Но, тяжело вздохнув, я смогла свернуться калачиком и заснуть.

На следующее утро я отлично изобразила Ава-бота. Я обняла свою сестру, когда она порхала с места на место, успешно ускользнув прежде, чем смогла вовлечь меня в разговор. Я помогла координатору мероприятия обвязать лентами цвета слоновой кости ярко-белые стулья, расставленные на изумрудно-зеленой траве с видом на сапфировые воды залива, окруженные серыми, коричневыми и белыми горами.

Вид был великолепен.

Я была в отчаянии.

Мой телефон молчал.

Улыбка не сходила с моего лица.

Внутри у меня сердце и желудок сжались в комок.

Я витала в облаках, думая о Мэтью.

Когда все было готово, я осталась в холле, пока мама не бросила на меня предупреждающий взгляд, и тогда я спокойно отправилась в свой номер, чтобы привести себя в порядок.

Сняв с вешалки темно-синее шифоновое платье в греческом стиле на одно плечо, я вздохнула. С трудом застегнула молнию сбоку, затянула черный пояс на талии и надела босоножки на танкетке, и поняла, что эти выходные были сплошной подделкой.

Умело укладывая растрепанные волосы, я поняла, что любой стресс, который испытывала по поводу этого крошечного отрезка времени, ничего не значил. Дурное предчувствие, которое я испытывала, было троянским конем.

Настоящая проблема — затаившаяся внутри и готовая напасть, чтобы сровнять мой город с землей — была за пределами церемонии, за пределами моих родителей, за Эшли.

И все это было сосредоточено на моих проблемах.

Я закрыла большую важную часть себя от мужчины, который любил меня, потому что так и не научилась быть любимой по-настоящему. Здоровой, всепрощающей, принимающей. Передо мной был человек, в котором было все это, и я проглатывала правду за правдой, вместо того чтобы рисковать и вести с ним неприятные разговоры, в которых я могла не знать ответа.

Я вышла из своего номера с черным клатчем в руке и гордо поднятой головой и направилась на улицу. Погода была такой, как будто моя сестра приказала: легкий ветерок, яркое солнце и температура около двадцати одного. Компания была небольшая, не больше двадцати пяти человек, и я узнала только ужасную сестру моей мамы, Эллен, которая не разговаривала ни с Эшли, ни со мной с тех времен, как я была в подгузниках.

Возможно, у нее были те же инструкции, что и у меня. Появись, изобрази улыбку на лице и не расстраивай Эшли. Я сидела на своем стуле, родители заняли свои места рядом со мной в первом ряду. Я наблюдала, как Адам занял свое место в первом ряду под простой деревянной аркой, украшенной цветами слоновой кости и белыми розами.

Эшли была одета в белое приталенное платье и скользила по проходу, словно оно было сделано из золота и блесток и украшено одобрением всего мира.

Но она выглядела счастливой.

Мне пришлось прикусить зубы, чтобы не заплакать.

Когда она подошла к Адаму, у которого были такие же блестящие золотистые волосы, как и у нее, она сияла.

Это было почти чересчур. Мой отец положил руку мне на спину, как будто знал, что я подумываю о побеге, и мягко покачал головой.

— Не сейчас, Ава, — прошептал он. — Еще немного.

Я прикусила губу и выдержала цветистые клятвы, удивительно страстный поцелуй и триумфальное отступление к алтарю, где в отеле нас ждал ужин из четырех блюд.

Прежде чем нас проводили к выходу, мой отец положил руку на спинку моего стула и наклонился ко мне.

— Ребенок, я не знаю, что произошло вчера, и тебе не обязательно рассказывать мне, если ты не хочешь. Но я... я горжусь тобой за то, что ты вчера настояла на своем.

Я подняла на него глаза. Дежурный жестом попросил нас встать с мест, что я и сделала, лихорадочно соображая. Мы дошли до конца прохода, где Эшли и Адам позировали фотографу. Мама ни разу на меня не взглянула.

Я повернулась к отцу и вопросительно посмотрела на него. Он потер затылок, явно испытывая неловкость.

— Мне нравился Мэтью, — тихо сказал он. — Но он не подходил твоей сестре.

Я фыркнула. Затем устало вздохнула.

— Почему ты рассказываешь мне это сейчас, папа?

— Твоя сестра... твоя сестра всегда была такой же, как я. Нам нравились одни и те же вещи. Нас это никогда не удивляло. — Он бросил на меня короткий взгляд, затем снова отвел глаза. — Ты была полной противоположностью с того момента, как мы узнали, что ты родишься. И я не всегда знал, — он сделал паузу и прочистил горло, — как с этим справиться. Врачи часто этого не знают. Нам нравится быть уверенными в своей правоте.

Я медленно выдохнула и уставилась на горы. Я провела весь день без слез, и мне не хотелось начинать сейчас.

— И что же это мне дает? Что я должна на это сказать?

Он приподнял подбородок в знак приветствия, когда кто-то окликнул его по имени.

— Ничего, если ты не хочешь. Я просто хотел это сказать. Потому что то, как ты вела себя сегодня, говорит о том, что ты унаследовала это не от своей матери или от меня. Это... в этом вся ты. И это хорошо. Это значит, что мы не испортили твои удивительные качества.

Я открыла рот, чтобы ответить, когда Эшли подошла и крепко обняла меня.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она, и не дождавшись моего ответа отвернулась. — Ну что ж? Думаю, я тоже.

Я не могла не улыбнуться в ответ на ее бесстыдную охоту за комплиментами.

— Ты прекрасно выглядишь. И счастливой, — добавил я после небольшой паузы.

Эшли склонила голову набок.

— Конечно, я счастлива.

— Я рада.

Мама направилась к нам, внимательно наблюдая за мной.

— Эй, а где Логан? — спросила Эшли, оглядываясь по сторонам. Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. — Я сказала Адаму, что он, наконец, сможет поиграть в гольф, когда вы, ребята, приедете домой на Рождество, — щебетала она, совершенно не обращая внимания на отсутствие моей реакции. Ее взгляд скользнул по группе людей. — Серьезно, куда он делся? Вы, ребята, уже пропустили выпивку вчера вечером.

Мама подошла к нам и, прищурившись, посмотрела в мою сторону. Не смей. Я услышала это так отчетливо, как будто она произнесла это вслух.

Сердце в груди бешено заколотилось. Больше никакой лжи. Я отказалась лгать. Решиться на честность меня заставило не какое-то ущемленное чувство чести или желание восстановить отношения с Эшли. Это было из-за Мэтью. Он заслужил мою честность. Он заслуживал гораздо большего, чем то, как я справилась с этой ситуацией.

— Эшли, — начала я.

Мама бросилась вперед и схватила меня за руку с такой силой, что у меня появятся синяки.

— Эшли, нам нужно сделать семейные снимки, пока светло. — Уголком рта она прошипела мне: — Не сейчас, Ава.

Эшли с любопытством посмотрела на нас, потом закатила глаза.

— Как скажешь. А Логан будет с нами на фотографиях? Я имею в виду, он, похоже, серьезно к тебе относился. Я не против пригласить его, но при условии, что мы сделаем пару снимков без него, ну, на всякий случай.

Я рассмеялась, а потом расхохоталась еще сильнее, отчего у мамы сделался такой вид, будто она в шаге от истерики. Эшли странно посмотрела на меня.

Потерев виски пальцами, я глубоко вздохнула.

— Нет, Эшли, Логана не будет на семейных фотографиях. И прямо сейчас я тоже не могу.

— Что? — воскликнули все в унисон.

Я выдохнула, чувствуя, как огромная тяжесть свалилась с моих плеч.

— Мне нужно идти.

— Прямо сейчас? — Эшли усмехнулась. — Это грубо.

— Возможно, ты права. — Я чмокнула ее в щеку и натянуто улыбнулась маме. — Мама может объяснить, где Логан. Правда, мам?

Ее рот приоткрылся, и из него вырвались какие-то странные звуки. Я послала ей воздушный поцелуй, похлопала отца по плечу и направилась в свой номер.

Мне нужно было успеть на паром.