Его исключение (СИ)

Глава 32

Прошмыгнули мимо гостей перед домом и забежали во внутрь, как лазутчики. Игнат тянет меня за руку и выхватывает на ходу фрукт с тарелки на фуршетном столе.

На лестнице замедляет шаг и прижимает к стене, сжимая плечо.

— Забрал для тебя последнее яблоко у библейского змея, — утыкает в губы бордовый шар, а потом переводит на мои уста. Соприкасаюсь с фруктом в том месте, где он оставил след. — Искуси меня, — голос обволакивает и толкает с обрыва без страховки.

Надкусываю, брызжет сок, стекая на его пальцы. Поднимаю за запястье руку с яблоком повыше на уровне глаз.

— Восьмое чудо это что? — с придыханием языком касаюсь ребра ладони, по которому стекает прозрачная кисло-сладкая жидкость.

— Наши с тобой тела на кровати в полной темноте, — подушечкой пальца вытирает мой липкий угол рта.

Это банально, низменно, но необходимо мне уже который месяц.

Плоская поверхность. Двое. Без света. Обостряются слух, прикосновения, обоняние. Индульгенция на запреты.

Любые.

В унисон мелодия тел настраивается на один ритм. Медленный, развязный. С ускорением, шлепков, криков, полного растворения.

Воздержание доводит до глюков в голове.

Напротив меня враг номер один для Рождественских и нельзя верить его приторным речам.

— Ты знаешь почему меня Факир зовут? — выдергивает из раздумий.

— Что-то с огнём? — заикаясь произношу.

— Да, я первым приручу твой огонь, — скалится самоуверенный засранец.

— Никому этого не удавалось и, пожалуй, не удастся, — мотаю головой, хлопая ресницами. — Стихию нельзя приручить, можно только потушить. Фитилек зачахнет просто.

— Не будь я Льдов, если это испытание провалю, — указывает на дверь спальни. — Факиры только взрослых змей учат танцевать под дудочку. Молодняк, он же не послушный. Что с них взять. То ли дело ты. Формы соответствуют мозгам. Знаешь, чего хочешь. Правила всегда скучные, интересными бывают только исключения.

— Я исключение? — поднимаю брови в исступлении.

— Да, — смакует ответ, перекатывая язык во рту.

Это я его должна соблазнять. Я, черт побрал всех и вся. Он меня переигрывает, а уши горят от признаний.

— Я стесняюсь охраны, скажи, чтобы они ушли, а то, — наклонилась к уху, потерлась носом, запустив в волосы пальцы. — А то я сильно шумная, — засмущалась и лбом уперлась в плечо, улыбаясь.

— Помню, помню, — заторопился и свистнул. — Змей, Скороход внизу ждать, пока я не дам новых указаний.

Охрана ретировалась мимо нас, а Льдов распахнул двери своей "пещеры". Направился к бару. Звякает бокалами, откупоривает бутылку.

— Минутку, сниму пальто, переоденусь и налью нам выпить. Располагайся.

Уходит в гардеробную, а я начинаю шарить по комнате, заглядывая под картины, висящие на стене. Сейфа нигде нет.

— Ты же не сказала как тебя зовут! — кричит с другой комнаты.

В открытую бутылку высыпаю снотворное. Часть прилипла к внутренним стенкам потайного механизма на кольце. Лёгкий стук о горлышко и половина высыпается на стол. Ворона. Стряхиваю на пол. Втирая подошвой туфли в ковер с густым ворсом.

— Скоро узнаешь! — отзываюсь в ответ, а сама подкрадываюсь. Из сумочки достаю зеркальце и выставляю кисть так, чтобы обзор его действий был виден.

Льдов в одних брюках стоит и выбирает рубашку. Передвигая вешалки не может определиться с фасоном.

Они расположены по цветам от белой до черной со всеми оттенками. Темный преобладающий.

Пока рубашки в холостую перемещаются, он поправляет военную камуфляжную форму серого цвета.

Шеврон подразделения не читается с такого расстояния, но липучку с группой крови видно. Первая, а вот резус буквами прописан вместо знаков плюса или минуса.

Льдов двигает китель, а за ним виднеется сейф. Набирает цифры. Запоминаю, губами беззвучно повторяя.

— Иди сюда! — крикнул не поворачиваясь, а показалось, что у него глаза на затылке.

Фраза обрушивается на меня обвалом снега в горах. Роняю зеркальце в испуге. Невольно взгляд бросаю на треснувшую поверхность. Да, ещё черной кошки не мешало бы здесь пробежать. Наклоняюсь, взять в руки упавшую вещь.

— Ты не поранилась? — подскакивает озабоченный происшествием Игнат, одергивая мои руки и осматривая пальцы.

— Пудрила носик. Разволновалась, — заправляю нависающие пряди волос.

— Поменьше краски. Ты словно рассвет. Это лишнее, — откидывает рукой зеркальце в сторону. — Оно бесполезно. Куплю новое.

Льдов и его голый торс вблизи уже роняют мое состояние. Лупить надо себя по щекам в такой момент, потому что мозг уплыл в слив.

— Документы принес, — указывает на диван.

Там плотной стопкой белая бумага. Ускоряюсь туда. И только я беру первый лист, как меня толкает сзади Игнат.

Коленом врезаюсь в компромат. Помяла, образовав лунку. Да и в руке лист порвался от давления.

Мне не дают, подняться или хотя бы принять удобное положение. Обхват моего тела и вес мужчины заставляют лицо вдавливаться в поверхность кожаного дивана.

Кончик бумаги упирается в нос, затрудняя дыхание, а Игнат упирается в меня. Там. Чем-то многообещающим.

— Идеальная спина, — острым проходится по лопаткам и дальше по тонкой коже, царапая. — Веер, — томно шепчет.

Ужасаюсь, что он догадался кто я. Дышу через раз.

Складывая аксессуар, задирает платье. Кончик веера плавно скользит вверх по чувствительной внутренней части бедра. Стресс и возбуждение. Складной веер утыкается в промежность. Сжимаю ноги от перенапряжения.

— Раздвинула! — громкий бас и шлепок по ягодице, заставляют охнуть.