Его исключение (СИ)

Глава 41

— Ничего не планируй сегодня, — поцелуй в щеку на прощание от Игната, это так по-семейному. — Вечером тебя ждёт сюрприз. Будь нарядной.

Пролетел месяц. Не выпускал меня из объятий нежный и ласковый зверь. Я начинаю верить, что у нас все всерьез. И какой же глупой была, когда в настырности не распознала чувств.

— Эта какая порция, Марта?

Смотрю на тарелку, где красуется маринованный помидорчик. Невинно развожу руками, собирая губами сок с пальцев.

— Последняя, — невинно делаю брови домиком. — Сегодня обещали дождь? А то на сон клонит, — зевнула в ладони.

— Ясно и жарко. Середина лета, Марта, — забирает пиджак со спинки стула. — Погода дожди решила оставить для осени, — целует в макушку, обняв за плечи, пока я поглощаю дополнительную порцию.

Аппетит разыгрался. Любовь с Игнатом отнимает много сил. Такая приятная усталость.

Отдернула занавеску и уставилась на него в окно. Такой большой, грозный, но в постели послушный моим фантазиям.

Ручной.

Прикрыла глаза и усмехнулась его попыткам угодить. Его языку, который виртуозно доводит меня до пика, а потом снова и снова, пока я не сбегу от него в ванную.

А он догонит и закружит до беспамятства в сильных руках, зацеловывая каждый миллиметр влажной кожи, прижав к стене. Под напором требовательных губ растворяюсь сахаром в слишком горячем мужчине.

День проходит в суете и подготовке к загадочному торжеству. Заранее нарядилась и вышла в гостиную.

На диване сидят и пьют чай пожилая женщина с молодой девушкой. Она была на выставке, когда я в наглую залезла в карман пиджака Игната.

— Очередная прошмандовка, — фыркнула с брезгливостью вместо приветствия, отхлебнув с чашки. — Когда ваш шалавский род выродится? — смерила пренебрежительным взглядом. — Потрёпанная ондатра. Бродячая падальщица. Таких как ты за версту чую. Гулящих и грязных. У Гасконца долго не задерживались, а у Игната и подавно, — осклабилась на свою речь. — Раньше себе он не позволял в дом такое забродившее таскать для здоровья. Шапито выходного дня, — в голос рассмеялась. — А это Азалия, его невеста, чистая и благородная, — превознесла рядом сидящую понурую и хрупкую девушку. — Вот за таких замуж идут, а такими как ты пользуются для слива.

В силу профессии журналиста привыкла к подобным выпадам, но сейчас это ранило значительно. Признание Игната, венчание не укладываются в рациональное поведение этой женщины. Он же не мог меня обмануть?!

— Марта, — любезно представилась.

— Начхать какая у тебя кличка, — с раздражением отрезала.

В руках вибрирует телефон. Текстовое сообщение. Отвлекаюсь. Лезу смотреть.

— Новый клиент обыскался? — язвительно предполагает.

"Я знаю, кто убил родителей Факира, приезжай поскорее". Адрес гостиницы есть, а владелец номера не известен.

— Нет. Правда выходит наружу, — забираю сумку и ускоряюсь к выходу.

— Попутного ветра в зад! Если попытаешься вернуться сюда, то узнаешь, что такое ад.

Игнорирую ядовитые обращения, ведь сейчас важна информация, за которой Игнат охотится долгое время. Отказываюсь верить, что здесь замешаны Рождественские.

В такси меня укачивает. Обжорству бой. Хотя, если собрать все признаки плохого самочувствия, то причина может быть в другом. Включаю гаджет и смотрю женский календарь. Понимаю, что задержка существенная.

По пути заезжаю в аптеку, прикупаю тесты на беременность.

Выхожу из такси и осматриваю здание. Никто не стоит возле гостиницы, не ждёт. Взбежала по ступенькам и очутилась в светлом холле.

— Журналистка, — зовёт меня сладкий, весёлый и пьяный голос.

Ник в шубе, печатках, цепях и с бутылкой вина развалился на диване. Его не узнать. Небритый. Искусственный мех на голый торс.

— Ты ко мне приехала? Скажи, что ко мне, — безобразно ноет. — Уже пару месяцев я никому не нужен, не нужен собственной жене. К Арону ушла. Вот, прям как тебя Игнат силой уволок, так и ее. Кстати, как ты? До сих пор с ним? — вскидывает осоловелый взгляд.

— Да, — признаю, что я не одна, а в отношениях. — Тебе нельзя алкоголь, операция недавно была, — тянусь осмотреть, когда последний раз менялась повязка.

— Подожди, — выставляет бутылку вперёд, останавливая меня. — Он же силком?

— Силком, а стал милком, — пожимаю плечами.

— Как? — поражается. — Я давал столько свободы, а надо было жестить получается, — задумчиво трёт подбородок.

— Ник, это ты мне писал? — нервничаю из-за сообщения и случайной встречи с ним.

— Нет, — икает.

— Ничего не понимаю, кто-то прислал мне сообщение, что ждёт в этой гостинице. У него есть информация…

— Вам в таком состоянии лучше подняться в номер, — подходит к нам администратор с охраной.

Гроза кинофестивалей ставит криво бутылку на стол, опирается на нее, та скользит ребром дна, опрокидывается, укатываясь к ресепшену, оставляя бордовую дорожку.

— Какие-то проблемы? Что хочу, то и делаю, — возбухает Ник, вскакивая с дивана, как ошпаренный на ноги, потирая кулаки.

— Спокойно! Я сейчас его отведу, — киваю администрации, останавливая порывы гения. — Где твой номер, пошли, — закидываю его руку к себе на плечо.

— Для меня Вельзевул подготовил отдельную клеть, — сжимая пачку сигарет до белесых костяшек, исповедуется, пока идём по коридору. — Не влюблялся раньше до нее, а с ней пропал и вот что получил за заботу. Дед всегда учил, что жену надо ставить на первое место, главное чтоб ей было хорошо. Тогда мир и порядок в доме будет. Что я не так делал, Марта?

— Карту, — напоминаю провести ключ по замку.

— Вел себя изначально как влюбленный кретин. Я за нее как дикий воевал, — усаживаю его на кровать. Закрываю шторы. — Как параноик следил за ней тот месяц, стала моим смыслом, страдал, терзался. Превратился в ничтожное создание. Виновна ли она в том, что я разрушаюсь? Возможно, — скидывает шубу и обувь, откидываясь на подушки. — Работа не идёт, съемки стоят на последнем месте. Люблю и значит я слаб, мою любовь можно утопить во влаге стекающей на эрекцию брата, — горько сжимает губы. — Полная свобода мешает тем, что границы не установлены.

— Ник, поспи, — накрывала его пледом.

— Ты сильно хорошая, Марта, заслуживаешь куда больше, — удерживает мою ладонь. — Побудь со мной, мне так одиноко.

Прикрывает глаза и через пару минут протяжно сопит.

— В глубине души я знала, что у нас ничего не получится, но мне так хотелось верить, что я избранная, — выговариваю, закрывая дверь в прошлое, чтобы быть в настоящем с тем, кто в этом месяце подарил и показал истинное поведение любящего мужчины.

Меня затянула любовь Игната, оплела в тугую косу три пряди. Я беременна и тесты это лишь подтверждение. Уже представляю, как он будет рад.

Фотографирую Ника и шлю Алисе. Набираю "Вспомни, что у тебя трое мужчин и одному из них сейчас плохо. Ему нужна твоя любовь". Посылаю текст. Она в сети. Прочитала. Должна приехать.

Тороплюсь, дергаю таксиста в пробке. Существенно опаздываю.

Наконец-то машина тормозит у ворот. Платье застревает в хлопнувших дверях авто. Рву. Снимаю туфли и бегу по траве. На лужайке много пустых белых стульев.

Он один стоит, спиной ко мне и играет печальную мелодию. Что-то знакомое, далёкое.

Никого, гости разошлись. Музыка прекращается и стук дятла у виска со скрипом расшатанного дерева.

Вы когда-нибудь видели раненого зверя?

Который в чащобе живёт, нелюдим. Он озлоблен, у него болит, но он, пытаясь выжить, хочет довериться.

Игнат скрипку со смычком опускает вниз. Белая рубашка с закатанными рукавами чернеет у меня в глазах.

— Есть восхитительная новость, долгожданная награда, — довольная, подхожу вплотную, сияя от тайного сюрприза.

— Сколько масок у тебя? — его руки за моими ушами пытаются содрать не существующее. — Сколько ещё вранья?

— Ты не в себе, — дергаюсь, отшатываясь.

А его глаза наливаются последней каплей обиды.

— Сколько он будет тереться возле тебя? — сжимает переносицу.

— О чем ты, Игнат? — растерянно недоумеваю.

Включает на телефоне воспроизведение видео, где мы с Ником входим в номер.

— Снова режим дурочки? Где ты, сука, была когда все смотрели на меня? — разъяренно повис надо мной. — Если вы опять спелись, я окроплю землю в багровый цвет, — холодно рубит приговором.

Рукой скидывает со стола коробку. Рассыпаются каштаны по траве. Каштаны посредине лета.

Сырой воздух заползает под кожей опасным разрядом, взрываясь между нашими налаженными отношениями.

— Как мне быть, если все во мне о тебе? — освобождает ворот рубашки. — А ты даришь ложь, — двигает меня в сторону, направляясь к выходу широким и решительным шагом, где его ждёт черная машина.

— Игнат, скажи кто мы, если ты мне не доверяешь? — спешу следом. — Не покидай нас, прошу, — опостыло кричу и висну на прутьях ворот.

— Уничтожу и вернусь, — режет словами, садясь в машину.

Авто удаляется, и меня сзади хватают лапищи амбалов.

— Ты пропустила помолвку Игната с Азалией. Они поженятся как надо и завещание вступит в силу, — торжествует "Круэлла".

— Кто вы? — пытаюсь одернуть руки, упираясь ногами в траву. От вечерней росы босые ступни скользят по живому зелёному ковру.

— Я твой страшный сон на яву, — злорадствует. — Говорила не возвращаться?! Я растила его не для того, чтобы ты командовала здесь. Этого не будет, запомни. От потаскух надо избавлятся колённым железом.

Это не охрана Игната, первый раз вижу этих людей. Они тащат меня, пытаюсь вырваться. Сумка падает и оттуда тесты на беременность выпадают.

— Припадочная, не имеешь права! — рискую укусить охрану, но безуспешно. — Игнат вернётся и убьет всех за ребёнка! Поплатитесь!

Туфлями становится на упаковки и втаптывает, мнет в землю.

— Пожалеешь ты и твой приплод, что встала у меня на пути. Чужого выродка решила повесить ему?

В доме ведут по лестнице вниз. Впихивают в помещение с голыми бетонными стенами.

Дверь в подвал закрывается. Тарабаню.

Открывают и выливают ведро воды, еле увиливаю от потока.

Половина матраца в луже стоит, пол холодный, ещё и мокрый.

Сползаю по стенке на сухой кусочек матраса, сгибая ноги в коленях, прикрываю босые ступни платьем, опуская голову на локти.

Надеюсь, что-нибудь Игнату помешает совершить задуманное, и пистолет не выстрелит. Не надо новых жертв.

Слезы катятся, задерживаясь на предплечьях, и скатываются на платье. Оттуда к животу, где жизнь зародилась.

Но она такая крошечная эта жизнь, и я должна быть сильной как никогда. Он чувствует мои перепады. Надо держаться и верить в лучшее.

— Малыш, — обращаюсь к бесценному жильцу внутри. — Твой папа заберёт нас обязательно. Будь уверен. А пока послушай колыбельную.

Собираю остатки самообладания и затягиваю тихим голосом, оберегая рукой, ограждая, важную песню для нашего с Игнатом первенца.