Снова наступила весна, а вместе с ней опять явилась немецкая заготовительная команда. На этот раз сельчане были предупреждены Алесем об их прибытии заранее, он подсуетился и выяснил сроки, а также маршрут этих мздоимцев, и пастух увёл коров подальше в лес. Люди, что могли, попрятали, но всё равно убытки от этого наезда были ужасными. И вновь, как и прошлый раз, горевали бабы и негодовали мужики.
А летом в их лесах объявились партизаны, началась рельсовая война, взлетали на воздух составы с фашистами, оружием и бензином, подрывались мосты, совершались налёты на комендатуры в крупных сёлах, уничтожались полицаи…
Но партизанам нужно было чем-то питаться, поэтому начались рейды по деревням. Так называемые лесные братья выгребали у крестьян из закромов порой больше, чем немцы. Не обошла подобная напасть и деревню Курачичи, куда народные мстители тоже наведывались не раз, и после них бабы ещё долго голосили, проклиная этих освободителей.
Фрося старалась улаживать всё мирным путём и без сопротивления отдавала сало, яйца, картошку и подносила удальцам самогонку, а те, видя на её руках трёх малолетних детей, сильно не обирали.
После появления в их местах партизан Фрося стала очень волноваться за Алеся, ведь от Постав до деревни было порядка десяти километров, а он один на подводе, да большую часть лесом, наезжал в выходные к ней, и ясно, что немногие из партизан знали о его подпольной деятельности.
Отшумело лето, убран огород, подполом хранились на зиму картошка, свекла, морковь, капуста, в бочках — засоленные сало, капуста, огурцы и даже грибы.
Доходили слухи о том, что Красная армия отбросила фашистов от Москвы, Волги, Кавказа и Ленинграда и устремилась на запад, многое из этого Фросе рассказывал Алесь, а та — по секрету бабам.
Партизан становилось всё больше и больше, освобождались военнопленные, кто-то бежал из гетто, начались репрессии среди местного населения за оказание помощи партизанам, и многие пожилые мужчины и подростки вливались в их отряды.
К Фросе по ночам иногда стучались уже проверенные, не раз приходившие из партизанского отряда люди, и она заранее готовила для них мех с продуктами.
Алесь стал наведываться не регулярно, между его встречами с Фросей и детьми возникали всё большие и большие паузы… Во время этих редких встреч Алесь рассказывал о том, как лютуют гитлеровцы, что становится всё трудней выпрашивать на выходные подводу с конём, и что он уже не раз просился в партизанский отряд, но подпольное руководство не соглашается, считая, что от него больше пользы в комендатуре.
Зима выдалась лютой, Фросе было совсем нелегко справляться с тремя малышами, ждать помощи ей было не от кого. Алесь по-прежнему наведывался домой в деревню крайне редко, и на душе у Фроси становилось всё пасмурней. Страх за дорогого человека разрывал сознание, мысли одна мрачней другой приходили в голову.
Однажды, уже в конце зимы, тихий стук в двери разбудил Фросю, стук был условный — партизанский, и она открыла дверь. В сени ввалились трое партизан, стуча валенками, оббивая снег. Фрося приложила палец к губам, призывая к тишине, предупреждая, что спят дети, и впустила их в горницу, и в первом высокорослом и грузном партизане с автоматом на груди она узнала Степана…
— Ну, здравствуй, Фрося…