Разбрызгивая лужи, разрывая темноту фарами, ЗИС подъехал к дому Аглаи. Шустрый Семён помог Фросе занести сумки во двор, махнул на прощание рукой и скрылся в темноте ночи. Женщина ещё какое-то время прислушивалась к утихающему вдали рёву машины и к стуку своего сердца. Неизвестно сколько бы она так стояла, но на шум из дому и времянки вышли обитатели, чтобы приветствовать Фросю, и помочь ей донести тяжёлые сумки. Аглая не стала докучать подруге вопросами, оставив это на завтра и Фрося очутилась в уютном своём домике в компании мужа и сына. Андрейка радовался обновкам, примеряя их, беспрестанно рассказывал маме о школе, об учителях и о том, как они с папой интересно проводят время за занятиями по истории, географии и языкам. Алесь же не в пример сыну помалкивал, кидая на жену подозрительные взгляды. Отправив сына спать, Фрося с Алесем уселись почаёвничать. Выслушав короткий рассказ жены о поездке, мужчина неожиданно, ехидно заметил:
— А, что этот блатняк не приставал к тебе, что-то слабо верится, он же не пропускает ни одной юбки в округе. Все знают, что он сердцеед отпетый, к каждой находит ключик, к кому словечком подкатит, к кому подарочком, проныра и прохвост, в двух словах…
Фрося оторвала взгляд от чашки с чаем и взглянула в лицо мужа. Бледное невыразительное лицо с обострившимися чертами, высокие залысины пересечённые мелкими шрамиками от заживших ран после побоев, потухшие глаза без признаков былого обожания к ней, плечи не просто сутулые, а какие-то поникшие, как будто ожидающие неожиданного удара сзади. Невольно она стала сравнивать его с Семёном, а ведь тот и другой прошли немало кругов ада, на долю одного и другого выпало немало жизненных несправедливостей, оба уцелели в этом страшном сражении за существование на земле.
Один добровольно ушёл на фронт, чтобы вырваться из лагеря, а другой нашёл там тёплое местечко и спокойненько ждал окончания срока, смирившись с несправедливостью.
И вдруг она спросила:
— Алесик, а ты подавал ходатайство о разбирательстве в твоём деле, ведь я слышала, что в последнее время многих амнистируют и даже реабилитируют, всё же ещё остались в живых те люди, с кем ты был связан в подполье. Кстати, я подала такую бумагу перед отъездом сюда, но я так мало знала и мало кого отыскала…
— Фрося, я же тебе рассказывал, что последние годы в лагере жил достаточно вольготно по меркам зоны, не голодал, был приближен к начальству, общался с немецкими пленными, многие из которых были очень даже интересными людьми и что, мне надо было обратить на себя внимание, чтобы опять затаскали по следователям, вновь дрожать и ждать побоев… спасибо, натерпелся сполна…
В воздухе повисла гнетущая тишина, некогда любящие и понимающие друг друга люди, явно не находили общего языка. Фрося несколько минут обдумывала сказанное Алесем и вдруг выпалила:
— А знаешь, я сейчас не очень уверенна, что ты после освобождения, вернулся бы к нам в Поставы и мой приезд к тебе не выглядит сейчас разумным решением, но всё же есть и положительные моменты, я не живу больше в розовых очках, и вернула сыну отца, которого он похоже боготворит. И ещё, я не думаю, что у тебя есть основания на претензии к моему моральному облику, а у меня есть… и прекрати эти выпивки, от тебя каждый день пахнет спиртным.
И с этими словами резко поднялась и отправилась в спальню.