После своей хорошо продуманной речи Алесь мог ожидать любую реакцию со стороны Фроси, но только не такую — она вдруг разразилась хохотом, смеялась так, что на глазах выступили слёзы. Отсмеявшись, вытерла тыльной стороной руки глаза, и посмотрела серьёзно на мужчину:
— Алесик, неужели ты думал, что я откликнусь на твои предложения, ради своего спокойного будущего забуду твоё предательство, пренебрежительное отношение к себе и твою неспособность понять, оценить любящую женскую душу.
Я ведь смирилась и готова была тебе простить связь с распрекрасной Шурочкой, но только не пренебрежение к себе.
Ты растоптал все мои представления о тебе, вызвал у меня чувство гадливости и жалости, а с этим счастливое совместное будущее не построишь.
Мне не в чем оправдываться перед тобой, если я в чём-то виновата, то только перед своими детьми, но и тут, все мои ошибки и поступки совершены из-за тебя, из-за моей выдуманной любви к тебе. Я не буду реагировать на ту грязь, которая пролилась из твоих уст в сторону Семёна, одно скажу, ты его мизинца не стоишь. Я тебе сейчас кое-что скажу и очень надеюсь на твоё благородство, что ты не будешь распространяться об услышанном по посёлку.
Семён попал в беду, я и сама пока не знаю в какую, но в ближайшее время я поеду за ним, и постараюсь выяснить, и чем только смогу, помочь.
Сколько продлится моя поездка я не знаю, потому что мне предстоит отыскать его следы.
Слышала, что у тебя хватило ума и такта, всё же не вернуться к Александре Кирилловне, а обитаешь в какой-то каморке при школе. После моего отъезда, возвращайся сюда во времянку, поживи вместе с сыном, который в тебе души не чает и скрась его существование во время моего отсутствия.
Хотя, в случае твоего отказа, с этим отлично справится Аглая. Летом, после окончания учебного года мы с Андрейкой по любому возвращаемся в Поставы. О твоём пребывании здесь, я сама договорюсь с Аглаей, за это можешь не волноваться. Как сложится твоя дальнейшая жизнь, решать только самому тебе, тут я, уже не твой советчик и попутчик. Я только умоляю тебя, не обидь Андрейку, ему и так пришлось немало перестрадать из-за наших не сложившихся отношений…
Вот, и весь мой сказ.
Алесь молча поднялся со стула и с побитым видом, опустив плечи, двинулся на выход к дверям. Уже на пороге, оглянулся:
— Жаль Фрося, очень жаль, я всё же рассчитывал на твоё благоразумие, но может всё и к лучшему, с твоим темпераментом мне по жизни было бы, наверное, не справиться. С твоим предложением пожить здесь я, безусловно, соглашусь, подготовь только сына и Аглаю. Мне, совершенно, нет дела до твоего Семёна, поэтому твои предупреждения напрасны.
И уже перешагнув порог, вдруг оглянулся:
— Фросенька, поверь мне, я желаю тебе только счастья, может ещё быть, что мы встретимся, я сделаю всё для того, чтобы при нашей новой встрече выглядеть в твоих глазах достойным, если не твоей любви, то уважения.
Я тебя никогда не забуду и буду вспоминать нашу любовь, а этому ты уже помешать не можешь…
Уже давно закрылась за Алесем дверь, а Фрося всё сидела и сидела на лавке, безвольно опустив руки на колени. Не было больше горьких слёз, не было и гордости за себя, а была пустота, из которой она в данный момент не видела выхода. Только что она своими словами уничтожила предложенное ей спокойное будущее, но не жалела об этом, как когда-то не пожалела об отвергнутом Степане. Она понимала, что ей лучше пробиваться по жизни одной, чем с мужиками, к которым не испытывала уважения, с которыми она себя чувствовала сильным полом, а мужчины эти видели в ней только ломовую лошадь, двухжильную бабу, за спиной которой можно спокойно нести бремя жизни.
Не повстречайся на её жизненном пути Семён, кто его знает, может быть, она и приняла бы предложение Алеся, ведь в его словах было достаточно здравого смысла, что мало баб живёт с мужьями, не годящимися в подмётки. Ведь в Поставах никому не известно о произошедшем в Таёжном, а десяток тысяч километров надёжно укроют всю нелепицу произошедшего с ними.
Семён дал почувствовать ей, что такое быть по-настоящему любимой, желанной женщиной, принял её такой, какая она есть, не пользовался, а высоко оценил её достоинства, о которых она и сама не подозревала. Он пробудил в её теле своими ласками, своим испепеляющим огнём такой вулкан страсти, с которым, наверное, теперь можно жить в памяти до конца своей жизни. Но она не хочет жить только памятью, не хочет она присутствия рядом с собой ни Степана, ни Алеся, никакого другого мужчины, она хочет быть рядом с Семёном.
Где же ты, почему так поступил, куда уехал, зачем?!..
Душа разрывалась на части от всех этих дум, от всех этих вопросов, в ней было место для любви, но не для осуждения Семёна. Женская интуиция подсказывала, просто вопила, ему плохо, он в беде и она должна быть рядом с ним, неважно осуждённым, ограбленным или больным… Конечно же, больным, боже мой, какая она была слепая, его болезненный вид, худоба, бледность, потерянный взгляд… как она могла не распознать в этом плохое самочувствие, поверила в его усталость, в плохое настроение и чёрт знает во что. Дура и есть дура, он смертельно болен, в памяти выстроились все слова в письме, которое он оставил ей на прощанье. Глупышка, он не хотел доставить ей хлопот, а оставил с разбитой душой. Но он же писал, что есть лучик надежды, что они ещё возможно встретятся, а если есть, то они встретятся, и не собирается она жить и ждать, хватит, наждалась. Надо, надо его найти, во что бы это мне не стало, надо его найти, подставить руки и любящим сердцем поддержать в трудную минуту, у него же нет на земле ни одной родной души. Сердце, сердце… ну, конечно же, сердце, эх, как же я забыла, он ведь рассказывал что-то об осколке, который до сих пор сидит под сердцем.