Фрося. Часть 1

Глава 50

Фрося вышла за ворота Комитета Госбезопасности, облокотилась спиной на забор и развернула долгожданное письмо. На морозном ветру оно трепетало и корчилось в руках взволнованной женщины, словно сопротивляясь открыть тайну запечатлённую в нём. Сердце гулко стучало в груди, отзываясь набатом в висках. Фрося заставила себя успокоиться, с усилием распрямила вырывающийся из рук на ветру листок, вчиталась в строки, написанные любимым человеком, от которого все эти годы разлуки ждала с нетерпением эту весточку:

«Здравствуйте, горячо любимая Фросенька, дядя и дети! Трудно передать моё волнение, когда я взялся за написание этого письма. Прошёл не один месяц и год, как мы расстались и всё это время я думал, волновался за вас, не имея ни малейшей информации о вашей жизни. Милая Фросенька, обращаюсь в первую очередь к тебе, потому, что отлично осознаю, что мой дядя, если ещё жив, к этому моменту находится в весьма преклонных годах и мне хочется верить, что ты вняла моему совету, обратилась к нему в трудный час, когда судьба нас развела на долгие годы. После того, как я отбыл…» — дальше шли слова, тщательно заштрихованные чёрными чернилами — «… за хороший труд и примерное поведение, так гласит официальная формулировка, я получил послабление и нахожусь сейчас в посёлке Таёжный, считаюсь расконвоированным на вольном поселении. Я снял комнату у одной бабки, которая взяла меня на проживание в счёт будущих заработков, но работу пока найти не могу, но очень надеюсь, что в ближайшее время смогу устроиться. Мне очень не легко писать это письмо, отлично понимая…» — и опять шли тщательно заштрихованные строки — «… теперь мне положено одно письмо в месяц и посылка в десять килограмм раз в пол года. Фросенька, мне очень неудобно обращаться к тебе с этой просьбой, зная, что на твоих руках трое детей, но если ещё есть какой-то резерв, то вышли, пожалуйста, долго хранящиеся продукты, а особенно тёплые вещи, в которых я очень нуждаюсь. Я не хочу больше возвращаться к теме посылки, поэтому только одно последнее предложение, если нет возможности собрать её, не напрягайся, я сумею обойтись, ведь до сих пор обходился. Фросенька, как бы я хотел в этом письме обласкать тебя хотя бы словами, но сдерживает мысль, что ты за эти годы могла найти себе какое-то надёжное пристанище и если так, то я ни в коем случае тебя не осуждаю, просто тихо уйду с твоей дороги. В любом случае, напиши, пожалуйста, хотя бы одно письмо, в котором опиши вкратце вашу жизнь, про моего дядю и конечно про детей, они уже такие большие. Всё же, в конце своего послания я не могу сдержать себя и не написать, что все эти годы со дня нашего с тобой расставания, я думал о тебе дни и ночи, вспоминал все наши счастливые минуты, смакуя по капельке каждый момент, проведённый нами вместе, целуя каждую клеточку твоего прекрасного тела, мысленно тону в твоих необыкновенных глазах и ощущаю невероятно сладкий вкус твоих губ. Надеюсь, что ты простишь мне эту допущенную вольность в словах, ведь это всё, чем я на сегодня владею. Моя память — мой друг и враг, в зависимости, что она мне подкидывает. Повторяюсь, но всё же скажу опять, что мне очень трудно писать это письмо, ведь пишу фактически в неизвестность и со слабой надеждой, но она всё же есть… И поэтому буду ждать с нетерпением твоего ответа. Обнимаю вас крепко, с надеждой на лучшее будущее, всегда ваш, Алесь.»